Враг с человеческим лицом. Часть восьмая
Воспоминания Уильяма Петти Ашкрофта (фрагмент 4)
Война С Россией ('Крымская война')
Корабль пошел в Кальяо и затем снова в Панаму, где однажды вечером капитан возвратился на борт приказал сняться с якоря: была объявлена война против России. Следующим утром на рассвете мы увидели российский фрегат, который, казалось, пытался подрезать (?cut off) нас, думая, что мы почтовый пароход. Но поскольку мы везли декларацию о войне и корреспонденцию, наш капитан не решился открывать огонь. А то завяжется "игра в вышибалы" (? game of 'long ball' - т.е. перестрелка), пароход может пострадать, и жди потом, пока спасет один из наших фрегатов. В Кальяо мы нашли President (50) и Forte (60) под флагом французского адмирала, также Obligado, французский бриг. Загрузившись углем, мы пошли на Маркизские острова, где рассчитывали встретить Pique (40) посланный из Англии, чтобы пополнить нашу эскадру, противостящую русским кораблям - «Паллада» (60), «Двина» (50) [путает с «Дианой»] и «Аврора» (40). Прождав на Маркизах больше двух недель, мы пришли в Гонолулу (President ради экономии топлива вёл «Вираго» на буксире), где и и встретили Pique. Здесь мы ублажали короля Ка Меамеа - возили его со свитой на украшенном корабле вокруг острова. Потом двинулись в Петропавловск, и снова President буксировал «Вираго».
Во время перехода фрегаты [борта] были сплошь закрашены черным. Однажды, когда ветер был очень слаб, адмирал перешел на наш корабль, чтобы обозреть окрестности. Мы были у 'линии перемены даты', и адмирал сказал нашему капитану, что забавно было бы повстречать нашу Китайскую эскадру и подраться с ними: по их судовым журналам это был бы один день, а у нас другой, поскольку мы пришли через Мыс Горн, а Китайская эскадра через Мыс Доброй Надежды. Но так уж обернулось, что Китайскую эскадру мы не встретили.
Нападение на Петропавловск (Petrpovlovski)
Мы достигли российского берега однажды вечером, и «Вираго» подняла пары и отцепилась от флагмана. Мы приняли на борт обоих адмиралов, капитанов всех кораблей и пошли на разведку; мы насчитали шесть береговых батарей и увидели «Аврору» позади песчаной косы и возвратились к эскадре в 2:00, когда все корабли отправились к месту стоянки при очень слабом ветре. В 4 пополудни был дан сигнал становиться на якорь поудобнее; наш капитан (Маршалл) ворчал первому лейтенанту, мол, зря адмирал не атаковал врага сразу как зашли, и тут русская батарея открыла огонь по нас. Адмирал дал сигнал '«Вираго» вступить в бой с неприятелем', таким образом мы открыли бал и продолжали огонь с полчаса. Затем нас отозвали к флагману, чтобы капитан мог перейти и послушать план на утро. Но едва подошли на расстояние голоса, адмирал велел нашему капитану идти и разобраться, что там за парус, о котором сообщил французский адмирал. Когда мы проходили маяк на высоком утесе милях в трех от стоянки, он по нас выстрелил; это, по-моему, против всех законов морской войны. Мы ответили одним из наших 68-фунтовых орудий для высокой стрельбы [мортирой]; пристрелявшись, мы выпустили разрывной снаряд, который угодил прямо во вражескую пушку и разнес и ее, и всю прислугу. Затем мы осмотрели горизонт с топа мачты, никакого паруса не увидели и вернулись к эскадре.
Ранняя трагедия
Когда мы подошли к флагману, адмирал приказал нам действовать по плану, принятому прошлым вечером, а именно: взять President в буксировку кормой, Pique - правым бортом, и французский флагман левым. И вот, когда мы брали President на буксир, а Pique - правым бортом, нам крикнули с флагмана отдать якорь. Капитан Pique, сэр Фредерик Николсон, приказал, чтобы наш капитан отцепил President [раз уж они так просят], а потом заявил: 'Никакой адмирал меня не остановит; я шел из Англии, чтобы биться с русским фрегатом. Поехали дальше!' Мы отцепили President, и наш капитан скомандовал было ‘полный вперед’ с Pique "под ручку", когда с флагмана подошел бот. Оказывается, адмирала нашли застреленным из собственного пистолета в WC квортер-галереи. [WC -Water-craft. Квортер-галерея - кабинка, пристроенная к каюте адмирала, капитана, для отправления естественных надобностей; во время боя это единственное отгороженное от общей палубы пространство.]
Ночь мы простояли на якоре; тело адмирала было положено в гроб, который поместили в гичку и заякорили рядом (anchored off).
Наутро мы отбуксировали все три фрегата к месту боя, один за кормой и по одному с каждого бока; поскольку батареи, которые надо было атаковать, находились прямо впереди, наша мортира (bow pivot gun) была единственным орудием, которое мы могли использовать. Каждый выстрел с батарей делал черное дело; первый попал нам в орудийный лафет на баке у правого борта и повредил орудие, другой снес у французского фрегата половину фока-рея, который рухнул у нас на баке, следующее перелетело наши нижние реи, попало в President'ский крюйс-эзельгофт (?mizzen cap), и гафель упал. Мы спускаем с привязи President, потом Pique, и наконец флагман французского адмирала, и корабли один за другим начинают обстреливать батареи. «Вираго» заняла позицию против шестипушечной батареи; в полчаса орудия были оставлены противником, и мы послали два катера, 'людьми груженных, вооруженных' ('manned and armed'), чтобы вывести из строя орудия и взорвать погреб. Под музыку нашего волынщика, одетого в наряд горца, они зашагали к другой батарее, чтобы сделать то же самое, как вдруг откуда ни возьмись отряд из 200 русских двинулся им наперерез. Был поднят сигнал 'отзыв' , и все наши орудия принялись беспрестанно палить картечью и шрапнелью, чтобы не подпустить русских.
«Вираго» тяжело повреждена
В разгар боя «Вираго» снесло дрейфом с назначенной огневой позиции ближе к берегу. (? During the excitement Virago had drifted inshore of the target marking her bombarding position.) Внезапно все батареи и русский фрегат перенесли свой огонь на нее. Буквально ливень ядер обрушился на старую бедную посудину; многие достигали цели, и огни в наших топках почти не горели (the boiler fires almost put out - ну, буквально цитата из "Раскинулось море широко"!); мы подали сигнал, что корабль погружается, но сумели-таки выйти из зоны обстрела и исправить повреждения. Самое поганое отверстие было в корме, в левом борту, ниже ватерлинии; нам пришлось перетащить все что можно кпереди, чтобы задрать корму и затем с лодки заткнуть пробоину одеялами [?], свинцом, салом; если затычка вылетит, плата будет слишком высока. (The worst hole was under water on the port quarter; we had to shift everything movable forward so as to bring her stern up and then plug the hole from a boat with blankets, lead and grease; the rent was too big for any shot plug.)
Сэр Фредерик Николсон, который был теперь командующим, пришел на борт поинтересоваться, чем может нам помочь, но наш капитан смог рапортовать, что мы вновь готовы действовать, и нам было приказано подтащить Pique и поставить борт против борта к русскому фрегату. Но тем временем французскому флагману пришлось туго, и нам пришлось выводить его из трудного положения.
Тогда атака было прервана, а следующим утром мы пошли за бухту, это приблизительно девять миль, с баркасами, чтобы набрать воды для кораблей и похоронить мёртвого. Мы похоронили адмирала под деревом, на котором вырезали его инициалы. Будучи на берегу, мы наткнулись на нескольких американских моряков, живших в палатке; они дезертировали с судна в Охотском море. До темноты мы вернулись к эскадре, и французский адмирал и все капитаны собрались на военный совет.
Атака возобновлена
На следующий день мы оставили Pique готовым (очищенным) к бою, но без команды, поскольку половина его команды была в десантном отряде у нас на борту, а другая половина замещала орудийную прислугу на President’е, тоже ушедшую в десант. (Next day we left the Pique cleared for action but without a crew as half her ship's company were in the landing party onboard us and the other half were acting as guns' crews in President in place of her landing party. The intention was for the landing party, with field pieces, to take the town from the rear while the ships engaged from in front.) Задачей десантного отряда, с полевыми орудиями, было взять город с тыла, в то время как корабли атаковали бы с фронта.
В два часа утра мы просвистали 'койки катать' (we piped 'Up hammocks'), затем снялись с якоря и взяли французский флагман и President в буксировку. Оставили их на позициях, после чего корабли открыли огонь и заставили две батареи замолчать. Когда мы добрались на берег, нам пришлось взобраться на почти перпендикулярный холм, и едва мы добрались до вершины, первым был подстрелен боцман - тоже волонтер, как и я. Я был сержантом команды правого борта. (I was sergeant of the starboard company.) Теперь у нашей команды не было офицера, и вообще никакого офицера в поле зрения; наш капрал сказал мне: 'Если не найдем офицера, следуйте за мной и примкните штыки'. Мы стянулись плотнее, но тут оказалось, что из тридцати примерно человек нашей команды на ногах осталось не более шести. Капрал сказал мне: 'Билл, я ранен'. Пуля прошила его портупею чуть ниже левого плеча и вышла из спины. Мы вроде как оказались в гуще боя, но сказать, где друг, а где враг, было трудно. У всех наших имелась широкая белая повязка на рукаве, но русские и французы были одеты в большие мундиры (big coats) и выглядели все одинаково. Морской пехотинец и я пробивались, чтобы соединиться с основными силами, когда я увидел белую лошадь, тянущую полевое орудие, и выстрелил в неё. Другой морской пехотинец сказал: 'Они отступили, мы - единственные на холме '.
Отступление
Обратный путь к берегу подразумевал скатиться с крутого холма, а для меня - прыгнуть с высоты, затормозив падение мушкетом. При этом штык с мушкета отвинтился, а большой палец на руке завихнулся кзади. Когда мы добрались до берега, то увидели, что Pique беспрерывно палит из двух своих пушек, прикрывая отступление. «Вираго» также подошла близко к берегу, стреляя картечью и шрапнелью; это было побоище. Я доплыл до баркаса, где наш второй лейтенант с баковым гребцом втянули меня на борт; и в следующий миг пуля пробила голову гребца. Когда мы вернулись на корабль, мой брат, находившийся на «Вираго», не узнал меня: я был в крови, голова разбита в нескольких местах, а по плечу скользнула пуля, пробив рубаху и фланелевое белье. Наши потери были очень тяжелы; «Вираго» вышла из боя с застрявшим 32-фунтовым ядром. То был день 3 сентября 1854, а пишу я это 3 сентября 1890; немало взлетов и падений повидал я в промежутке этих дат.
Следующим утром мы подняли якоря и покинули город; в 9:00 были замечены два паруса и дан общий сигнал 'Преследование'. Фрегаты преследовали большее, полноснастное судно, а «Вираго» меньшее, которое оказалось шхуной с 6 пушками, мы захватили ее, нагнав бок о бок. Мы отправили на борт призовую команду и взяли шхуну на буксир, пленников же привели к себе. Тем временем фрегаты поймали другой русский корабль, как оказалось, транспорт снабжения с провизией и припасами для русских фрегатов. Его отвели к Ванкуверу, а потом отослали в Англию с ранеными. Шхуну было решено сжечь, поскольку рук ей управлять не хватало, а ее команду оставили, пообещав все условия, работать на «Вираго», но только на палубах, на снасти их не пускали.
President, прекрасный парусник, часто буксировал «Вираго», и если на «Вираго» тоже ставили паруса, то иногда скорость достигала 12 узлов. Как-то раз нам пришлось сигналить, что буксир нас того гляди утянет под. (?) Буксирных тросов не хватало, и под конец нам пришлось отдать под это дело лучший якорный канат. Иногда казалось, наши буксирные кнехты вот-вот оторвутся. И наконец, сэр Фредерик просигналил нам самостоятельно идти к Эсквимальту (Эскимо, Esquimault), да не нарваться на русские фрегаты. Миновав мыс Лести (Cape Flattery), мы подошли к Pique и втащили его в Эсквимальт.
Неприятность с пленниками
Мой приятель и я взяли на поруки русского боцмана; он был поляком, и мы окрестили его "Хелл-анд-олл-ски" ("Ад-и-вся-лыжа"). Еще из команды шхуны был парень лет двенадцати лет, который мечтал стать мичманом. Наши капитан и штурман взялись давать ему уроки навигации, капитан и обедать его взял за свой стол. Русские офицеры столовались с нашими, а команда отдельно на передней десантной палубе (fore troop deck). Как-то в воскресенье наш капитан сказал русскому мальчику надеть свою униформу; когда же тот вышел в ней на палубу, русский капитан спросил его, что это значит, и мальчик ответил, что капитан Маршалл велел надеть. 'Капитан Маршалл не распоряжается вашей униформой, - сказал русский капитан, - это компетенция Императора Николая, пойдите и снимите с себя это'. Когда наш капитан увидел, что мальчик переоделся, то спросил причину, и когда мальчик объяснил, то приказал поднять вымпел и знамя, вызвал русского капитана, офицеров и команду на квартердек и обратился к ним:
- Хорошо ли с вами, как с военнопленными, обращались?
- Да.
- Вы сказали этому парню, что его униформа не принадлежит ни ему и ни мне, но Императору Николаю. - Он указал на знамя и продолжил. - Теперь каждый из вас подчиняется не императору Николаю, но Королеве Виктории. Сейчас вы все оденетесь парадно, и каждый раз, когда команда моего корабля строится по дивизионам или четвертям [вахтам], вы будете строиться на квартердеке. (Now you will all parade in your Sunday clothes, and every time my ship's company goes to Divisions or Quarters you will fall in on the quarterdeck.')
Когда мы пришли в Ванкувер, русским разрешили пробежаться по берегу, как и нашим матросам, и также поучаствовать в "сращивании грота-браса". ['splicing the mainbrace', что означает попойку либо праздничную раздачу грога]. Как-то вечером я и мой приятель беседовали с боцманом 'Хелл-анд-олл-ски'; и он поведал, что русские планируют захватить корабль, о чем я сразу сообщил капитану. Наша четверть заступила на вечернюю вахту при оружии, а капитан вызвал всех русских на палубу и пригрозил заковать их в кандалы и застрелить первого же, кто будет замечен во враждебном действии.
Возвращение в Сан-Франциско
В Сан-Франциско мы застали все три фрегата. Французский адмирал прислал шлюпки, чтобы отвезти всю нашу команду на свой флагман на обед. Двое из русских офицеров были отпущены на берег под честное слово, и больше мы их не видели до нашего ухода из С-Франциско. Но до того мы передали всех своих пленных на французский фрегат, они уходили с сожалением, поскольку никогда прежде с ними так любезно не обращались. На том закончилось наше участие в войне против России, повоевать нам довелось, как и тем, кто сражался в Крыму, но медалей за это мы не удостоились.
Мы пришли к берегу Мексики и загрузили новый груз серебра, которое доставили в Панаму и часть отправили в Англию. В Кальяо мы нашли, что из Англии пришел Brisk, наш избавитель [пароход, сменивший «Вираго» в эскадре], так что, зайдя еще только в Вальпараисо, мы поплыли домой, чтобы получить расчёт.
Война С Россией ('Крымская война')
Корабль пошел в Кальяо и затем снова в Панаму, где однажды вечером капитан возвратился на борт приказал сняться с якоря: была объявлена война против России. Следующим утром на рассвете мы увидели российский фрегат, который, казалось, пытался подрезать (?cut off) нас, думая, что мы почтовый пароход. Но поскольку мы везли декларацию о войне и корреспонденцию, наш капитан не решился открывать огонь. А то завяжется "игра в вышибалы" (? game of 'long ball' - т.е. перестрелка), пароход может пострадать, и жди потом, пока спасет один из наших фрегатов. В Кальяо мы нашли President (50) и Forte (60) под флагом французского адмирала, также Obligado, французский бриг. Загрузившись углем, мы пошли на Маркизские острова, где рассчитывали встретить Pique (40) посланный из Англии, чтобы пополнить нашу эскадру, противостящую русским кораблям - «Паллада» (60), «Двина» (50) [путает с «Дианой»] и «Аврора» (40). Прождав на Маркизах больше двух недель, мы пришли в Гонолулу (President ради экономии топлива вёл «Вираго» на буксире), где и и встретили Pique. Здесь мы ублажали короля Ка Меамеа - возили его со свитой на украшенном корабле вокруг острова. Потом двинулись в Петропавловск, и снова President буксировал «Вираго».
Во время перехода фрегаты [борта] были сплошь закрашены черным. Однажды, когда ветер был очень слаб, адмирал перешел на наш корабль, чтобы обозреть окрестности. Мы были у 'линии перемены даты', и адмирал сказал нашему капитану, что забавно было бы повстречать нашу Китайскую эскадру и подраться с ними: по их судовым журналам это был бы один день, а у нас другой, поскольку мы пришли через Мыс Горн, а Китайская эскадра через Мыс Доброй Надежды. Но так уж обернулось, что Китайскую эскадру мы не встретили.
Нападение на Петропавловск (Petrpovlovski)
Мы достигли российского берега однажды вечером, и «Вираго» подняла пары и отцепилась от флагмана. Мы приняли на борт обоих адмиралов, капитанов всех кораблей и пошли на разведку; мы насчитали шесть береговых батарей и увидели «Аврору» позади песчаной косы и возвратились к эскадре в 2:00, когда все корабли отправились к месту стоянки при очень слабом ветре. В 4 пополудни был дан сигнал становиться на якорь поудобнее; наш капитан (Маршалл) ворчал первому лейтенанту, мол, зря адмирал не атаковал врага сразу как зашли, и тут русская батарея открыла огонь по нас. Адмирал дал сигнал '«Вираго» вступить в бой с неприятелем', таким образом мы открыли бал и продолжали огонь с полчаса. Затем нас отозвали к флагману, чтобы капитан мог перейти и послушать план на утро. Но едва подошли на расстояние голоса, адмирал велел нашему капитану идти и разобраться, что там за парус, о котором сообщил французский адмирал. Когда мы проходили маяк на высоком утесе милях в трех от стоянки, он по нас выстрелил; это, по-моему, против всех законов морской войны. Мы ответили одним из наших 68-фунтовых орудий для высокой стрельбы [мортирой]; пристрелявшись, мы выпустили разрывной снаряд, который угодил прямо во вражескую пушку и разнес и ее, и всю прислугу. Затем мы осмотрели горизонт с топа мачты, никакого паруса не увидели и вернулись к эскадре.
Ранняя трагедия
Когда мы подошли к флагману, адмирал приказал нам действовать по плану, принятому прошлым вечером, а именно: взять President в буксировку кормой, Pique - правым бортом, и французский флагман левым. И вот, когда мы брали President на буксир, а Pique - правым бортом, нам крикнули с флагмана отдать якорь. Капитан Pique, сэр Фредерик Николсон, приказал, чтобы наш капитан отцепил President [раз уж они так просят], а потом заявил: 'Никакой адмирал меня не остановит; я шел из Англии, чтобы биться с русским фрегатом. Поехали дальше!' Мы отцепили President, и наш капитан скомандовал было ‘полный вперед’ с Pique "под ручку", когда с флагмана подошел бот. Оказывается, адмирала нашли застреленным из собственного пистолета в WC квортер-галереи. [WC -Water-craft. Квортер-галерея - кабинка, пристроенная к каюте адмирала, капитана, для отправления естественных надобностей; во время боя это единственное отгороженное от общей палубы пространство.]
Ночь мы простояли на якоре; тело адмирала было положено в гроб, который поместили в гичку и заякорили рядом (anchored off).
Наутро мы отбуксировали все три фрегата к месту боя, один за кормой и по одному с каждого бока; поскольку батареи, которые надо было атаковать, находились прямо впереди, наша мортира (bow pivot gun) была единственным орудием, которое мы могли использовать. Каждый выстрел с батарей делал черное дело; первый попал нам в орудийный лафет на баке у правого борта и повредил орудие, другой снес у французского фрегата половину фока-рея, который рухнул у нас на баке, следующее перелетело наши нижние реи, попало в President'ский крюйс-эзельгофт (?mizzen cap), и гафель упал. Мы спускаем с привязи President, потом Pique, и наконец флагман французского адмирала, и корабли один за другим начинают обстреливать батареи. «Вираго» заняла позицию против шестипушечной батареи; в полчаса орудия были оставлены противником, и мы послали два катера, 'людьми груженных, вооруженных' ('manned and armed'), чтобы вывести из строя орудия и взорвать погреб. Под музыку нашего волынщика, одетого в наряд горца, они зашагали к другой батарее, чтобы сделать то же самое, как вдруг откуда ни возьмись отряд из 200 русских двинулся им наперерез. Был поднят сигнал 'отзыв' , и все наши орудия принялись беспрестанно палить картечью и шрапнелью, чтобы не подпустить русских.
«Вираго» тяжело повреждена
В разгар боя «Вираго» снесло дрейфом с назначенной огневой позиции ближе к берегу. (? During the excitement Virago had drifted inshore of the target marking her bombarding position.) Внезапно все батареи и русский фрегат перенесли свой огонь на нее. Буквально ливень ядер обрушился на старую бедную посудину; многие достигали цели, и огни в наших топках почти не горели (the boiler fires almost put out - ну, буквально цитата из "Раскинулось море широко"!); мы подали сигнал, что корабль погружается, но сумели-таки выйти из зоны обстрела и исправить повреждения. Самое поганое отверстие было в корме, в левом борту, ниже ватерлинии; нам пришлось перетащить все что можно кпереди, чтобы задрать корму и затем с лодки заткнуть пробоину одеялами [?], свинцом, салом; если затычка вылетит, плата будет слишком высока. (The worst hole was under water on the port quarter; we had to shift everything movable forward so as to bring her stern up and then plug the hole from a boat with blankets, lead and grease; the rent was too big for any shot plug.)
Сэр Фредерик Николсон, который был теперь командующим, пришел на борт поинтересоваться, чем может нам помочь, но наш капитан смог рапортовать, что мы вновь готовы действовать, и нам было приказано подтащить Pique и поставить борт против борта к русскому фрегату. Но тем временем французскому флагману пришлось туго, и нам пришлось выводить его из трудного положения.
Тогда атака было прервана, а следующим утром мы пошли за бухту, это приблизительно девять миль, с баркасами, чтобы набрать воды для кораблей и похоронить мёртвого. Мы похоронили адмирала под деревом, на котором вырезали его инициалы. Будучи на берегу, мы наткнулись на нескольких американских моряков, живших в палатке; они дезертировали с судна в Охотском море. До темноты мы вернулись к эскадре, и французский адмирал и все капитаны собрались на военный совет.
Атака возобновлена
На следующий день мы оставили Pique готовым (очищенным) к бою, но без команды, поскольку половина его команды была в десантном отряде у нас на борту, а другая половина замещала орудийную прислугу на President’е, тоже ушедшую в десант. (Next day we left the Pique cleared for action but without a crew as half her ship's company were in the landing party onboard us and the other half were acting as guns' crews in President in place of her landing party. The intention was for the landing party, with field pieces, to take the town from the rear while the ships engaged from in front.) Задачей десантного отряда, с полевыми орудиями, было взять город с тыла, в то время как корабли атаковали бы с фронта.
В два часа утра мы просвистали 'койки катать' (we piped 'Up hammocks'), затем снялись с якоря и взяли французский флагман и President в буксировку. Оставили их на позициях, после чего корабли открыли огонь и заставили две батареи замолчать. Когда мы добрались на берег, нам пришлось взобраться на почти перпендикулярный холм, и едва мы добрались до вершины, первым был подстрелен боцман - тоже волонтер, как и я. Я был сержантом команды правого борта. (I was sergeant of the starboard company.) Теперь у нашей команды не было офицера, и вообще никакого офицера в поле зрения; наш капрал сказал мне: 'Если не найдем офицера, следуйте за мной и примкните штыки'. Мы стянулись плотнее, но тут оказалось, что из тридцати примерно человек нашей команды на ногах осталось не более шести. Капрал сказал мне: 'Билл, я ранен'. Пуля прошила его портупею чуть ниже левого плеча и вышла из спины. Мы вроде как оказались в гуще боя, но сказать, где друг, а где враг, было трудно. У всех наших имелась широкая белая повязка на рукаве, но русские и французы были одеты в большие мундиры (big coats) и выглядели все одинаково. Морской пехотинец и я пробивались, чтобы соединиться с основными силами, когда я увидел белую лошадь, тянущую полевое орудие, и выстрелил в неё. Другой морской пехотинец сказал: 'Они отступили, мы - единственные на холме '.
Отступление
Обратный путь к берегу подразумевал скатиться с крутого холма, а для меня - прыгнуть с высоты, затормозив падение мушкетом. При этом штык с мушкета отвинтился, а большой палец на руке завихнулся кзади. Когда мы добрались до берега, то увидели, что Pique беспрерывно палит из двух своих пушек, прикрывая отступление. «Вираго» также подошла близко к берегу, стреляя картечью и шрапнелью; это было побоище. Я доплыл до баркаса, где наш второй лейтенант с баковым гребцом втянули меня на борт; и в следующий миг пуля пробила голову гребца. Когда мы вернулись на корабль, мой брат, находившийся на «Вираго», не узнал меня: я был в крови, голова разбита в нескольких местах, а по плечу скользнула пуля, пробив рубаху и фланелевое белье. Наши потери были очень тяжелы; «Вираго» вышла из боя с застрявшим 32-фунтовым ядром. То был день 3 сентября 1854, а пишу я это 3 сентября 1890; немало взлетов и падений повидал я в промежутке этих дат.
Следующим утром мы подняли якоря и покинули город; в 9:00 были замечены два паруса и дан общий сигнал 'Преследование'. Фрегаты преследовали большее, полноснастное судно, а «Вираго» меньшее, которое оказалось шхуной с 6 пушками, мы захватили ее, нагнав бок о бок. Мы отправили на борт призовую команду и взяли шхуну на буксир, пленников же привели к себе. Тем временем фрегаты поймали другой русский корабль, как оказалось, транспорт снабжения с провизией и припасами для русских фрегатов. Его отвели к Ванкуверу, а потом отослали в Англию с ранеными. Шхуну было решено сжечь, поскольку рук ей управлять не хватало, а ее команду оставили, пообещав все условия, работать на «Вираго», но только на палубах, на снасти их не пускали.
President, прекрасный парусник, часто буксировал «Вираго», и если на «Вираго» тоже ставили паруса, то иногда скорость достигала 12 узлов. Как-то раз нам пришлось сигналить, что буксир нас того гляди утянет под. (?) Буксирных тросов не хватало, и под конец нам пришлось отдать под это дело лучший якорный канат. Иногда казалось, наши буксирные кнехты вот-вот оторвутся. И наконец, сэр Фредерик просигналил нам самостоятельно идти к Эсквимальту (Эскимо, Esquimault), да не нарваться на русские фрегаты. Миновав мыс Лести (Cape Flattery), мы подошли к Pique и втащили его в Эсквимальт.
Неприятность с пленниками
Мой приятель и я взяли на поруки русского боцмана; он был поляком, и мы окрестили его "Хелл-анд-олл-ски" ("Ад-и-вся-лыжа"). Еще из команды шхуны был парень лет двенадцати лет, который мечтал стать мичманом. Наши капитан и штурман взялись давать ему уроки навигации, капитан и обедать его взял за свой стол. Русские офицеры столовались с нашими, а команда отдельно на передней десантной палубе (fore troop deck). Как-то в воскресенье наш капитан сказал русскому мальчику надеть свою униформу; когда же тот вышел в ней на палубу, русский капитан спросил его, что это значит, и мальчик ответил, что капитан Маршалл велел надеть. 'Капитан Маршалл не распоряжается вашей униформой, - сказал русский капитан, - это компетенция Императора Николая, пойдите и снимите с себя это'. Когда наш капитан увидел, что мальчик переоделся, то спросил причину, и когда мальчик объяснил, то приказал поднять вымпел и знамя, вызвал русского капитана, офицеров и команду на квартердек и обратился к ним:
- Хорошо ли с вами, как с военнопленными, обращались?
- Да.
- Вы сказали этому парню, что его униформа не принадлежит ни ему и ни мне, но Императору Николаю. - Он указал на знамя и продолжил. - Теперь каждый из вас подчиняется не императору Николаю, но Королеве Виктории. Сейчас вы все оденетесь парадно, и каждый раз, когда команда моего корабля строится по дивизионам или четвертям [вахтам], вы будете строиться на квартердеке. (Now you will all parade in your Sunday clothes, and every time my ship's company goes to Divisions or Quarters you will fall in on the quarterdeck.')
Когда мы пришли в Ванкувер, русским разрешили пробежаться по берегу, как и нашим матросам, и также поучаствовать в "сращивании грота-браса". ['splicing the mainbrace', что означает попойку либо праздничную раздачу грога]. Как-то вечером я и мой приятель беседовали с боцманом 'Хелл-анд-олл-ски'; и он поведал, что русские планируют захватить корабль, о чем я сразу сообщил капитану. Наша четверть заступила на вечернюю вахту при оружии, а капитан вызвал всех русских на палубу и пригрозил заковать их в кандалы и застрелить первого же, кто будет замечен во враждебном действии.
Возвращение в Сан-Франциско
В Сан-Франциско мы застали все три фрегата. Французский адмирал прислал шлюпки, чтобы отвезти всю нашу команду на свой флагман на обед. Двое из русских офицеров были отпущены на берег под честное слово, и больше мы их не видели до нашего ухода из С-Франциско. Но до того мы передали всех своих пленных на французский фрегат, они уходили с сожалением, поскольку никогда прежде с ними так любезно не обращались. На том закончилось наше участие в войне против России, повоевать нам довелось, как и тем, кто сражался в Крыму, но медалей за это мы не удостоились.
Мы пришли к берегу Мексики и загрузили новый груз серебра, которое доставили в Панаму и часть отправили в Англию. В Кальяо мы нашли, что из Англии пришел Brisk, наш избавитель [пароход, сменивший «Вираго» в эскадре], так что, зайдя еще только в Вальпараисо, мы поплыли домой, чтобы получить расчёт.