(no subject)
Ездили вчера в город Бат. Бат элегантен, как пожилой джентльмен, просторен, как квартира в центре, и веет от него достатком. В автобусах полно стариков из upper-middle-class. По дороге в поезде из Рэдинга тоже были сплошные зажиточные старики, один, с испорченными зубами и маком в петлице, с ангельской улыбкой человека, собравшегося угостить кого-то очень веселой шуткой, оттеснил нас от поручня и так там и стоял мечтательно. Потом оказалось, что в тамбур его привело желание посетить сортир. Выходя оттуда, он весело закричал джентльмену помоложе:
- Уж вы не промахнитесь!
В тамбуре была также заботливая бабка, которая решила, что нам с Наташей и Николкой нужно туда же, и принялась расчищать нам дорогу среди старикашек. Еле увернулись от ее доброты - которая тут же переключилась на другого бэби в коляске: энергическая старушка изъявила готовность снести коляску с поезда, чем устыдила джентльмена помоложе и шаткого старца, и когда, наконец, объявили Бат, они, словно два аиста, опустили дитя на платформу.
Путешествовать со слингом оказалось, впрочем, не только возможно, но и приятно. Наташа тихо дремала внутри, мы с ней укрывались от мелкой мороси Никиным зонтом в динозаврах.
В Бате произошло с нами чудо - те из моих друзей, с кем я обсуждала Николкино чтение, возможно, помнят, что Н., кроме сочинений на сюжет "некто строит машину/дом/ самолет", ничего на дух не переносит и, стоит только в книге промелькнуть малейшей тени чинимой кому-то обиды, требует захлопнуть ее немедленно. Нас даже вызывали по этому поводу в школу и с пристрастием допрашивали: "What might have triggered off that particular dislike?" Тут, оказавшись в компании большого любителя готических сюжетов Матвея (шести лет от роду), Н. проникся историями о призраках. Так что на обратном пути мне пришлось сначала пересказать "Кентервильское привидение", а затем и "Упыря" А.К. Толстого, собственным ушам не веря. Время от времени Н. приникал к окну и уверял меня, что из-за стекла с ним говорит привидение.
Бат вечерний оказался пронзителен и пуст. Пустой автобус нас вез мимо огромных светящихся витрин с антикварной мебелью, в одной из которых почему-то торчал лошадиный череп (и примешь ты смерть от коня своего), и великолепного, большого, как все в Бате, магазина букинистической книги, где до самого потолка высились в желтом свете стеклянные шкафы, за створками которых поблескивали переплеты, переплеты, переплеты. Habent sua fata libelli; эти книги жили своей жизнью за стеклом, тоже несколько мрачной и вампирической.
- Я хочу смотреть на звезды и спать, - сказал Николка в поезде. Но спать не стал, а стал слушать про Прасковью Андревну. Потом были окраины каких-то городов, и я почему-то стала думать, что Пушкин не был за границей никогда, а дальние его потомки рассеялись среди англичан, а потом, в скачущей логике сна, который начал окутывать и меня - что материя враждебна сознанию, и именно поэтому все происходящее так часто кажется ему странным, страшным сном.
- Уж вы не промахнитесь!
В тамбуре была также заботливая бабка, которая решила, что нам с Наташей и Николкой нужно туда же, и принялась расчищать нам дорогу среди старикашек. Еле увернулись от ее доброты - которая тут же переключилась на другого бэби в коляске: энергическая старушка изъявила готовность снести коляску с поезда, чем устыдила джентльмена помоложе и шаткого старца, и когда, наконец, объявили Бат, они, словно два аиста, опустили дитя на платформу.
Путешествовать со слингом оказалось, впрочем, не только возможно, но и приятно. Наташа тихо дремала внутри, мы с ней укрывались от мелкой мороси Никиным зонтом в динозаврах.
В Бате произошло с нами чудо - те из моих друзей, с кем я обсуждала Николкино чтение, возможно, помнят, что Н., кроме сочинений на сюжет "некто строит машину/дом/ самолет", ничего на дух не переносит и, стоит только в книге промелькнуть малейшей тени чинимой кому-то обиды, требует захлопнуть ее немедленно. Нас даже вызывали по этому поводу в школу и с пристрастием допрашивали: "What might have triggered off that particular dislike?" Тут, оказавшись в компании большого любителя готических сюжетов Матвея (шести лет от роду), Н. проникся историями о призраках. Так что на обратном пути мне пришлось сначала пересказать "Кентервильское привидение", а затем и "Упыря" А.К. Толстого, собственным ушам не веря. Время от времени Н. приникал к окну и уверял меня, что из-за стекла с ним говорит привидение.
Бат вечерний оказался пронзителен и пуст. Пустой автобус нас вез мимо огромных светящихся витрин с антикварной мебелью, в одной из которых почему-то торчал лошадиный череп (и примешь ты смерть от коня своего), и великолепного, большого, как все в Бате, магазина букинистической книги, где до самого потолка высились в желтом свете стеклянные шкафы, за створками которых поблескивали переплеты, переплеты, переплеты. Habent sua fata libelli; эти книги жили своей жизнью за стеклом, тоже несколько мрачной и вампирической.
- Я хочу смотреть на звезды и спать, - сказал Николка в поезде. Но спать не стал, а стал слушать про Прасковью Андревну. Потом были окраины каких-то городов, и я почему-то стала думать, что Пушкин не был за границей никогда, а дальние его потомки рассеялись среди англичан, а потом, в скачущей логике сна, который начал окутывать и меня - что материя враждебна сознанию, и именно поэтому все происходящее так часто кажется ему странным, страшным сном.