Работа мамы
Оригинал взят у nikolaeva в Работа мамы
Поздняя осень, вечер. Уже темно, мне пять лет, я стою перед зданием своего детского сада и смотрю на окна домов, со всех сторон окруживших его. Окон много, почти все они светятся таким густым желтым светом, и там, за ними, мамы и дети, папы и дети. И я всей душой ощущаю сиротство. У меня пятидневка, я останусь здесь, ночью меня обязательно разбудят и посадят на холодный железный горшок (и это в пять лет-то!), а утром начнется пытка кашей. Не такой, как у бабушки, с вареньем, а мерзкой с комками. А еще у меня плохо получается подпрыгивать в такт, и музыкальная тетенька заставляет меня одну выходить из строя и подпрыгивать перед всеми под дружный смех более удачливых прыгунов. И еще надо все время очень слушаться, а то вчера Шурик ползал перед сном под кроватью и его посадили в сушилку, в темноту...
Я слишком помню детство. Поэтому до сих пор с некоторой настороженностью прохожу мимо детских учреждений. Конечно, у каждого свой опыт, но все же...
Я жила в Раменках в доме, прямо напротив детского сада, переехала сюда на шестом месяце беременности и каждый день просыпалась от жалобного крика "Хочу к маме!". Пластиковых окон тогда, 23 года назад, не было, а этот упорный малыш кричал, вцепившись в решетку ограды, часами. Воспитательница подходила, уговаривала -- все тщетно. Конечно, когда-то это кончилось, и с улицы теперь доносилось только бодрое "Петров, встань", "Иванова, перестань бросаться песком", но... старшего своего, Никиту, я в сад отдать не смогла.
Тогда я училась в университете, муж работал, бабушки были почти юными и могли приезжать помогать на день, два в неделю. Больше и не требовалось. Я научилась досрочно сдавать зимнюю сессию уже в октябре, а летнюю -- в мае; от ужаса, что могу что-то не успеть, стала Ленинской стипендианткой, поступила в аспирантуру. А аспирантура и преподавательская работа на факультете занимали все те же два дня, которые брали на себя любящие бабушки. Ребенок рос. Тогда было удивительное время. Впервые стали платить какие-то (и не очень малые) деньги тем мамам, которые сами сидели с детьми, и во дворе гуляло огромное количество мам всех возрастов и их детишек. С пятью мамочками я особенно подружилась, и через какое-то время мы объединили своих малышей в некое подобие домашнего детского сада. Пять мам - пять рабочих дней. Каждая мама пасла великолепную пятерку в определенный день. Это было здорово, у нас появилось свободное время, дети получали опыт общения с разными взрослыми и разными сверстниками. Сейчас эти малыши -- уже дяденьки и они по-прежнему дружат, а лет до 14 вообще считали, что они родственники
Шло время, и наша пятерка отправилась в школу. Со школой опять повезло: там проводился эксперимент, который заключался в том, что детям не ставили оценок и всячески пытались заинтересовать их учебой. Я случайно видела, как в классе проходили тему "Измерение предметов". Учительница радостно объявила, что решено оклеить класс новыми обоями, но вот сколько обоев нужно, должны решить ученики, а как -- их дело. И вот 20 исследователей ринулись в бой. Они измеряли стены в портфелях, ботинках, ладошках и, окончательно утомившись, заставили учительницу рассказать, а как это делают взрослые люди.
К сожалению, этот эксперимент был подготовлен только для младшей школы, поэтому в пятый класс наши дети отправились в обычную гимназию. И уже на первом родительском собрании нам сообщили, что класс расформировывают, так как учителя отказываются работать с детьми, которые задают слишком много вопросов и для всего требуют доказательств. Долго рассказывать, но итог таков: мы перешли на домашнее обучение, ездили в школу-экстернат только раз или два в неделю. Зато занимались в художественной студии, двумя видами борьбы, плаванием, ездили на занятия в Клуб юного биолога при Московском зоопарке. Короче, для всего этого опять нужна была мама. И преподавательская работа давала такую возможность.
Глубоко не уверена, что я хорошая мама и мудрая воспитательница, совершенно четко осознаю, сколько грубых ошибок и просчетов я совершила, воспитывая своего первенца, но все покрывала любовь. Когда он был подростком , я в какой-то момент поняла, что он уходит от меня, отвергает, что еще чуть-чуть -- и мы совсем перестанем понимать друг друга, и в каком-то звенящем отчаянии, в последней попытке быть услышанной, стоя перед ним, суровым двухметровым парнем, я сказала: "Что бы ни произошло, ты всегда мой любимый ребенок". Он застыл от неожиданности, настолько странно прозвучали для него эти слова в потоке взаимных упреков, и вдруг медленно положил мне сначала одну руку на плечо, а потом другую. Я поняла, что это он меня обнял, просто давно этого не делал -- навык утерян. Но главное, что я поняла в этот момент, -- на помощь сейчас пришло то время, когда мы были рядом, те годы, когда он так нуждался во мне -- и я не ушла, была рядом. Теперь остался он, потому что от него не уходили. Жизнь у всех разная, далеко не все могут сидеть со своими малышами, но абсолютно все могут услышать их крик о помощи и найти такой вариант, когда никто не будет считать, что его бросили, и потом, бессознательно, но закономерно, бросать сам. Дети могут простить нам очень многое, они сильные и любящие. Ради нас они могут ходить в детский сад, делать уроки, терпеть у зубного врача. Но им обязательно надо знать, что их слышат, им со-переживают. Господь дал мне возможность работать столько, что я практически не разлучалась со своими детьми. Это не моя заслуга, а милость Божья. Но сейчас, когда я хочу сказать, что каждый должен выбирать сам, как работать и как воспитывать детей, меня перебивает пятилетняя девочка во дворе детского сада и просит рассказать маме, как она по ней скучает... А я знаю, как она по ней скучает. Очень.
(© А.В. Николаева)
Поздняя осень, вечер. Уже темно, мне пять лет, я стою перед зданием своего детского сада и смотрю на окна домов, со всех сторон окруживших его. Окон много, почти все они светятся таким густым желтым светом, и там, за ними, мамы и дети, папы и дети. И я всей душой ощущаю сиротство. У меня пятидневка, я останусь здесь, ночью меня обязательно разбудят и посадят на холодный железный горшок (и это в пять лет-то!), а утром начнется пытка кашей. Не такой, как у бабушки, с вареньем, а мерзкой с комками. А еще у меня плохо получается подпрыгивать в такт, и музыкальная тетенька заставляет меня одну выходить из строя и подпрыгивать перед всеми под дружный смех более удачливых прыгунов. И еще надо все время очень слушаться, а то вчера Шурик ползал перед сном под кроватью и его посадили в сушилку, в темноту...
Я слишком помню детство. Поэтому до сих пор с некоторой настороженностью прохожу мимо детских учреждений. Конечно, у каждого свой опыт, но все же...
Я жила в Раменках в доме, прямо напротив детского сада, переехала сюда на шестом месяце беременности и каждый день просыпалась от жалобного крика "Хочу к маме!". Пластиковых окон тогда, 23 года назад, не было, а этот упорный малыш кричал, вцепившись в решетку ограды, часами. Воспитательница подходила, уговаривала -- все тщетно. Конечно, когда-то это кончилось, и с улицы теперь доносилось только бодрое "Петров, встань", "Иванова, перестань бросаться песком", но... старшего своего, Никиту, я в сад отдать не смогла.
Тогда я училась в университете, муж работал, бабушки были почти юными и могли приезжать помогать на день, два в неделю. Больше и не требовалось. Я научилась досрочно сдавать зимнюю сессию уже в октябре, а летнюю -- в мае; от ужаса, что могу что-то не успеть, стала Ленинской стипендианткой, поступила в аспирантуру. А аспирантура и преподавательская работа на факультете занимали все те же два дня, которые брали на себя любящие бабушки. Ребенок рос. Тогда было удивительное время. Впервые стали платить какие-то (и не очень малые) деньги тем мамам, которые сами сидели с детьми, и во дворе гуляло огромное количество мам всех возрастов и их детишек. С пятью мамочками я особенно подружилась, и через какое-то время мы объединили своих малышей в некое подобие домашнего детского сада. Пять мам - пять рабочих дней. Каждая мама пасла великолепную пятерку в определенный день. Это было здорово, у нас появилось свободное время, дети получали опыт общения с разными взрослыми и разными сверстниками. Сейчас эти малыши -- уже дяденьки и они по-прежнему дружат, а лет до 14 вообще считали, что они родственники
Шло время, и наша пятерка отправилась в школу. Со школой опять повезло: там проводился эксперимент, который заключался в том, что детям не ставили оценок и всячески пытались заинтересовать их учебой. Я случайно видела, как в классе проходили тему "Измерение предметов". Учительница радостно объявила, что решено оклеить класс новыми обоями, но вот сколько обоев нужно, должны решить ученики, а как -- их дело. И вот 20 исследователей ринулись в бой. Они измеряли стены в портфелях, ботинках, ладошках и, окончательно утомившись, заставили учительницу рассказать, а как это делают взрослые люди.
К сожалению, этот эксперимент был подготовлен только для младшей школы, поэтому в пятый класс наши дети отправились в обычную гимназию. И уже на первом родительском собрании нам сообщили, что класс расформировывают, так как учителя отказываются работать с детьми, которые задают слишком много вопросов и для всего требуют доказательств. Долго рассказывать, но итог таков: мы перешли на домашнее обучение, ездили в школу-экстернат только раз или два в неделю. Зато занимались в художественной студии, двумя видами борьбы, плаванием, ездили на занятия в Клуб юного биолога при Московском зоопарке. Короче, для всего этого опять нужна была мама. И преподавательская работа давала такую возможность.
Глубоко не уверена, что я хорошая мама и мудрая воспитательница, совершенно четко осознаю, сколько грубых ошибок и просчетов я совершила, воспитывая своего первенца, но все покрывала любовь. Когда он был подростком , я в какой-то момент поняла, что он уходит от меня, отвергает, что еще чуть-чуть -- и мы совсем перестанем понимать друг друга, и в каком-то звенящем отчаянии, в последней попытке быть услышанной, стоя перед ним, суровым двухметровым парнем, я сказала: "Что бы ни произошло, ты всегда мой любимый ребенок". Он застыл от неожиданности, настолько странно прозвучали для него эти слова в потоке взаимных упреков, и вдруг медленно положил мне сначала одну руку на плечо, а потом другую. Я поняла, что это он меня обнял, просто давно этого не делал -- навык утерян. Но главное, что я поняла в этот момент, -- на помощь сейчас пришло то время, когда мы были рядом, те годы, когда он так нуждался во мне -- и я не ушла, была рядом. Теперь остался он, потому что от него не уходили. Жизнь у всех разная, далеко не все могут сидеть со своими малышами, но абсолютно все могут услышать их крик о помощи и найти такой вариант, когда никто не будет считать, что его бросили, и потом, бессознательно, но закономерно, бросать сам. Дети могут простить нам очень многое, они сильные и любящие. Ради нас они могут ходить в детский сад, делать уроки, терпеть у зубного врача. Но им обязательно надо знать, что их слышат, им со-переживают. Господь дал мне возможность работать столько, что я практически не разлучалась со своими детьми. Это не моя заслуга, а милость Божья. Но сейчас, когда я хочу сказать, что каждый должен выбирать сам, как работать и как воспитывать детей, меня перебивает пятилетняя девочка во дворе детского сада и просит рассказать маме, как она по ней скучает... А я знаю, как она по ней скучает. Очень.
(© А.В. Николаева)