Пожарская С.П. Франсиско Франко и его время. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. - 410 с. - (Досье)
Текст рецензии взят с сайта www.worldhist.ru
Признанный дуайен сообщества российских испанистов, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Светлана Петровна Пожарская выпустила первую в России научную биографию Франсиско Франко Баамонде (1892 - 1975). Острая потребность в такой книге существовала уже давно. Не случайно в последнее десятилетие на русский язык переведены две биографии Ф. Франко, написанные зарубежными авторами ( см .: П. Престон . Франко: Биография. М., 1999; Х.Г. Дармс . Франсиско Франко. Солдат и глава государства. Ростов-на-Дону, 1999), а также одно из сочинений самого каудильо ( см . Ф. Франко . Масонство. М., 2008). Однозначности в оценках этой противоречивой исторической фигуры не было и нет. Для одних это - жестокий палач Испанской Республики, диктатор, чье имя находится в одном ряду с именами А. Гитлера и Б. Муссолини. Для других - талантливый государственный деятель, сумевший, пусть и ценой значительных жертв, вывести страну из глубокого исторического тупика.
Столь же неоднозначны и оценки роли советского (и шире - русского) фактора в Гражданской войне в Испании (1936 - 1939). Наряду с основанным на обширном архивном материале исследованием Ю. Рыбалкина (см. Ю. Рыбалкин . Советская военная помощь республиканской Испании, 1936 - 1939. М., 2000), в последние годы появилась беспомощная в профессиональном отношении, но зато крайне агрессивная по тону книга В. Телицына ( см . В.Л. Телицын . Пиренеи в огне. Гражданская война в Испании и советские добровольцы. М., 2003), а на официальном сайте фонда «Русский мир» восторженно сообщается о белоэмигрантах, воевавших в Иностранном легионе на стороне Франко. (Авторы этой публикации забыли только добавить, что кое-кто из этих «героев» в 1941 году рвался вступить и в «голубую дивизию», дабы поучаствовать в борьбе с большевизмом, а за одно - и в геноциде собственного народа. Их остановил лишь приказ самого Франко: «русских не брать»).
В этих условиях появление книги С.П. Пожарской, прекрасно знающей тему не только на основе вдумчивого изучения испанских архивных и библиотечных фондов, но и лично знакомой с целым рядом ныне уже покойных видных участников Гражданской войны в Испании, заслуживает самого пристального внимания. Хронологически ее работа охватывает весь период жизни Ф. Франко - от рождения до смерти в ноябре 1975 года. Ретроспективно представлены также первые постфранкисткие годы (1976 - 1978), время демонтажа основ режима, созданного каудильо.
Пересказывать содержание книги бессмысленно. Оставив его на суд читателя, обращу внимание лишь на некоторые сюжеты, представляющиеся мне наиболее важными. Прежде всего - на оценку историком характера франкистского режима. По ее наблюдениям, он обусловлен не только самой «националистической революцией», но и всей предысторией мятежа 18 июля 1936 года ( С. 14 - 48 ). С.П. Пожарская дает развернутый анализ всего комплекса острейших проблем, которые стали причинами глубочайшего национального кризиса, из которого и родился франкизм.
Отмечается, что в первые десятилетия прошлого столетия к существовавшим ранее глубоким противоречиям между удручающе нищей деревней, страдавшей от относительного аграрного перенаселения, и полунищим городом, добавились новые, прежде всего - региональные. Во второй половине XIX века Испания вступила в промышленную эпоху. Однако развитие испанской промышленности происходило крайне неоднородно. Основные дивиденды от него получили, прежде всего, Каталония и баскские провинции, в то время как большая часть страны сохраняла аграрный характер. В этих условиях обострились старые раны: не только возродились, но и обострились средневековые идентичности - каталонская и баскская, заговорившие на языке национализмов конца XIX века (баский национализм и вовсе принял откровенно расистский характер).
Но кризис обострялся не только наличием регионального национализма. Определенную роль сыграла и радикализация всей партийно-политической системы страны. На рубеже XIX - ХХ веков в Испании прочно утвердились различные марксистские течения, принявшие достаточно радикальный характер даже в своей умеренной разновидности, представленной Испанской социалистической рабочей партией (ИСРП), не говоря уже о коммунистах (КПИ). И это при том, что никуда не исчезли и «традиционные» радикалы - анархисты, унаследованные от бурного испанского XIX века - столетия четырех революций. Еще одним наследием такого рода стал радикальный либерализм, в том числе - в форме масонства, движения, вообще весьма влиятельного в романских странах того времени. Главным объектом его нападок являлась унаследованная от прошлого и действительно избыточная власть католической Церкви, вмешивавшейся во все стороны жизни испанского общества, обладавшей значительной собственностью и широкими возможностями влияния на паству, прежде всего - на темных и забитых крестьян.
В качестве отдельного фактора следует рассматривать также влияние на испанское сознание факта утраты Кубы, последнего осколка некогда обширной испанской колониальной империи в Америке (1898 год). Не менее болезненно «поколение 1898 года» переживало и события ожесточенной колониальной войны в Испанском Марокко, перспектив окончания которой не просматривалось. Военные расходы тяжелым бременем ложились на нищую страну. И это при том, что масштабы военной организации, унаследованные от прошлого, и без того были избыточными. Чрезмерное по численности для небольшой страны, полунищее в своей массе офицерство, составлявшее замкнутую аристократическую корпорацию, в большинстве также было настроено радикально, с той лишь разницей, что этот радикализм носил консервативный оттенок.
Распутать этот сложный клубок оказалась неспособна традиционная по форме диктатура генерала М. Примо де Ривера (1923 - 1930) ( С. 14 - 22 ). Избранная диктатором тактика лавирования между господствующими социальными и региональными элитными группировками (финансовой олигархией, латифундистами и промышленниками) при общей опоре на армейскую верхушку исчерпала себя уже к 1930 году. По замечанию С.П. Пожарской, «даже те классы, которые находились у власти в период диктатуры - финансовая олигархия и латифундисты, давно уже недовольные тем, что режим Примо де Реверы усиливал и углублял противоречия, грозившие превратиться в глубокие политические конфликты, - опасаясь дальнейшего роста массового недовольства, решили пожертвовать диктатурой и вернуться к конституционной монархии» ( С. 18 ).
В январе 1930 года М. Примо де Ривера подал в отставку. Но это не только не остановило нарастания кризиса, но лишь усугубило ситуацию. События развивались стремительно, и 12 апреля 1931 года была провозглашена Республика: король Альфонсо XIII не пожелал использовать силовые методы для подавления волнений, и удалился в эмиграцию в Рим. Власть оставалось лишь подобрать, что и было сделано. Новая Конституция, принятая 9 декабря 1931 года ( С. 28 - 29 ), не только значительно расширила круг гражданских свобод и объявила Испанию «республикой трудящихся всех классов», но и провозгласила право государства на отчуждение крупной собственности (правовая основа для будущей аграрной реформы). Следует особенно выделить 26-ю статью, согласно которой Церковь отделялась от государства, лишалась государственных субсидий, причем духовным лицам запрещалось заниматься предпринимательской деятельностью и преподаванием. Началась разработка законов об аграрной реформе, рабочем законодательстве, военной реформе, автономии Каталонии.
Разумеется, объективно все эти мероприятия были необходимы. Однако невозможно было в одночасье решить проблемы, назревавшие десятилетиями, а порой - и веками. «Те, кто долгие десятилетия были жертвой социальной несправедливости, все больше проявляли нетерпение. Крики низов сливались с возмущенными голосами тех, кого больно задели реформы» ( С. 29 ). В итоге новые, республиканские, власти так и не сумели установить стабильность в стране. Авторитет правительства стремительно падал. В ответ на проявления недовольства принимались все новые и более радикальные по содержанию законы, однако они как будто лишь раззадоривали недовольных. Под давлением снизу правительство ощутимо левело, пока в 1936 году к власти не пришла коалиция Народного фронта с участием коммунистов.
На фоне всплеска радикализма его сторонников активизировался и противоположный лагерь. В его составе оказались весьма разнородные силы - духовенство, консервативная часть армии (главным образом - средняя и нижняя страты офицерского, недовольные проводимыми сокращениями вооруженных сил), латифундисты, страдавшие от аграрной реформы, предприниматели, неспособные противостоять росту забастовочного движения.
В известной мере к этому лагерю можно причислить и часть патриархально настроенного крестьянства, находящегося под влиянием Церкви и традиционно подозрительно настроенного по отношению к городу. К тому же, аграрная реформа развивалась слишком медленно и непоследовательно, и не успела в должной мере отразиться на положении крестьян. Однако назвать деревню массовой опорой мятежников все-таки нельзя: в большинстве своем вступление в армию Ф. Франко было для крестьян лишь следствием мобилизаций, а не результатом сознательного выбора. Не случайно главной ударной силой сторонников Франко на первом, решающем, этапе мятежа стали соединения наемников-марокканцев. Большую роль сыграло также присутствие регулярных войск союзников каудильо - итальянского экспедиционного корпуса и немецких летчиков из «Легиона Кондор».
Таким образом, к одному из основных тезисов франкистской пропаганды о том, что Гражданская война стала противостоянием «двух Испаний» следует относиться критически. В значительной мере то был конфликт имущих и неимущих, и лишь во вторую очередь - традиционно настроенной части населения и сторонников зарубежных либеральных и радикальных идей. При всей разнородности составляющих его элементов, при всей фатальности политических ошибок его руководства, именно республиканский лагерь представлял основную часть населения. Не будем забывать, что практически лишенная на первом этапе регулярной сухопутной армии, Республика сумела не только оказать сопротивление, но и вести войну на протяжении более двух с половиной лет - с июля 1936 по март 1939 годов включительно. В отсутствии действительно массовой, подлинно демократической социальной базы это было бы невозможно.
Но, не будучи в полной мере «национальным» движением (как бы этого ни хотелось как испанским, так и отечественным апологетам «твердой руки»), франкизм не был и явлением монолитным. Под лозунгами «крестового похода» действовали самые разные силы - от мусульман-марокканцев до консерваторов и откровенных фашистов. В партийно-политическом плане интересы всех этих разнородных групп выражали Церковь, монархисты (сторонники эмигрировавшего Альфонсо XIII ), а также карлисты («традиционалисты») (изначально так назывались сторонники прав на престол сына Карла IV инфанта дона Карлоса Старшего (1788 - 1855) («Карла V ») и его потомков, участники карлистских войн 1833 - 1840 и 1872 - 1876 годов), позиции которых были особенно сильны в Наварре, Последующее сближение с нацистской Германией и фашистской Италией предопределило также рост значения местных сторонников фашистских идей («националистов») - «Испанской фаланги», созданной сыном экс-диктатора Х.А. Примо де Риверой (расстрелян республиканцами в 1936 году).
Поэтому второй основополагающей чертой франкистского режима стало постоянное лавирование между интересами составляющих его элементов. В процессе такового менялся и характер самого режима - от тоталитарно-фашистской диктатуры итальянского типа (1939 - середина 40-х годов) до авторитарной системы, каковой франкизм являлся с конца 50-х годов и до смерти своего основателя (1975 год). При этом, умело тасуя свое окружение, противопоставляя его составляющие друг другу, Ф. Франко думал прежде всего об удержании своей собственной власти.
Отсюда - третья характеристика режима, а именно - последовательный прагматизм его основателя, порой граничащий с откровенной беспринципностью. Правда, С.П. Пожарская выделяет некоторые особенности мировоззрения самого Ф. Франко , сохранявшиеся на протяжении всего периода его правления ( С. 353 - 355 ), прежде всего - почти маниакальную ненависть к масонству и коммунизму. Однако первое вовсе не помешало ему на протяжении целого десятилетия добиваться поддержки режима со стороны США, роль масонских лож в политической системе которых хорошо известна, а второе - искать в 60-х годах отдельные точки соприкосновения с СССР во внешней политике (разумеется, в сугубо утилитарных целях). В конечном итоге, диктатор, хотя и не был чужд ветру перемен, но только тех, «которые, как он полагал, не угрожали сохранению режима» ( С. 355 ).
В этом смысле можно говорить об отсутствии четкой политической доктрины франкизма. В отличие от Гитлера или Муссолини, Ф. Франко не был фанатиком какой-либо идеологии. Фашистские атрибутика, идеология, да и сама «Фаланга» были для него не более чем инструментами власти, пригодными в конкретной ситуации и в конкретных же обстоятельствах. Вопреки надеждам лидеров фалангистов, они никогда не обладали единоличным влиянием на диктатора. С конца же 50-х годов «Фаланга» (переименованная в 1958 году в «Национальное движение») почти полностью утратила прежнюю роль, а на первый план выдвинулись консервативные католики-технократы из «Опус Деи», гораздо более «респектабельные» и приемлемые для контактов с западными партнерами.
Теми же причинами объясняется и отказ Ф. Франко вступить во Вторую мировую войну, в свое время высоко оцененный У. Черчиллем ( С. 162 - 163 и др. ). Менее всего он мотивировался принципиальными соображениями. Подтверждением этого стал и статус Испании как «невоюющей» (а вовсе не нейтральной!) стороны в 1940 - 1943 годах, и бесславная история «голубой дивизии» ( С. 107 - 120, 140 - 157 ) (в числе деяний которой, кстати, - и участие в безжалостном разгроме памятников дворцово-парковых ансамблей Царского Села и Павловска), и та огромная экономическая помощь, которую страны «оси» получили через посредство Испании (прежде всего - импорт продовольствия и стратегического сырья из Латинской Америки). Дело было лишь в том, что Ф. Франко хорошо понимал: Испания, только что вышедшая из разрушительной внутренней войны, потерявшая около миллиона своих граждан (цифра, гигантская для небольшой страны!), крайне ослабленная экономически и не преодолевшая последствий гражданского противостояния, просто не способна вынести тяготы мирового конфликта. В свою очередь, последнее было чревато крахом самого режима, чего Ф. Франко, разумеется, допустить не мог.
Знакомство с книгой С.П. Пожарской опровергает и еще один миф, широко распространенный в определенных кругах, а именно - миф о «либеральном диктаторе». Репрессии оставались одним из основных элементов управления страной вплоть до самого конца режима. Что же касается их интенсивности, то она изменялась лишь в той мере, в которой это было необходимо для каудильо. Особенно массовыми репрессии являлись в 40-е - начале 50-х годов, когда число политзаключенных находилось на уровне не менее 200 000, а на начало 1941 года их было 1 - 2 миллиона (почти каждый 20-й испанец!). И это при том, что смертная казнь превратилась едва ли не в ординарную санкцию: между апрелем 1939 и июлем 1944 годов было расстреляно 196 994 человек, а после войны число казненных достигло почти 50 000 ( С. 87 - 89 ). Более того, Ф. Франко, всячески демонстрировавший свою верность «святой Римской Церкви», приказал вырезать из радиообращения папы Пия XII к испанской нации в 1939 году призыв «проявить добрую волю к побежденным», а аналогичные призывы епископов (даже из числа своих ближайших сторонников) диктатор просто игнорировал ( Там же ).
На этом фоне все широкие жесты по «национальному примирению» нельзя рассматривать иначе как чистый ПИАР. Вот лишь несколько примеров. В 1959 году был открыт знаменитый памятник в Долине Павших (около 70 км от Мадрида). Действительно, наряду с франкистами, там похоронены и республиканцы, но лежат они вне церковной ограды, как самоубийцы, хотя на словах диктатор заявлял о своем желании «похоронить павших католиков из обоих сообществ» ( С. 252 ). Не будем также забывать, что Ф. Франко мыслил монумент вовсе не как памятник национального примирения; он заявлял: «Главная цель сооружения - напомнить о победе над коммунизмом, который стремился к господству над Испанией» ( Там же ) (не случайно оно возведено к 30-летию победы «националистов»).
Таким образом, погибшим республиканцам даже после смерти была уготована роль побежденных! Не случайно многие из них были наскоро погребены у обочин дорог, в братских могилах, практически заброшенных во времена франкизма… Духу «национального примирения» противоречат и возведенные режимом памятники, призванные увековечить победу франкистов. Пожалуй, наиболее известным из них является Триумфальная арка в Мадриде на площади Монклоа. (Показательно, что в России большевики не решились на подобную «монументальную пропаганду»: во всяком случае, на территории бывшего СССР ни одного памятника, специально посвященного победе в Гражданской войне 1918 - 1920 годов я не знаю). Наконец, не следует забывать и того, что репрессии по отношению к республиканцам продолжались и после 1959 года. Так, один из лидеров ИКП Х. Гримау, тайно вернувшийся в страну в 1962 году, был вскоре схвачен, повергнут пыткам, а затем - выброшен из окна Главного управления безопасности, дабы инсценировать самоубийство. Но Х. Гримау выжил и, искалеченный, предстал перед трибуналом, приговорившим его к расстрелу, несмотря на голоса протеста, к которым присоединились даже Рим и английская королева ( С. 288 ).
Лишь в 1965 году бывшие республиканцы были реабилитированы и стали понемногу возвращаться в страну. Но и тогда процесс не принял однозначной направленности: в 1968 году Ф. Франко восстановил действие послевоенного закона «О бандитизме и терроризме», позволявшего судить активных противников режима не гражданскими, а военными судами. Не случайно в 1969 году в своем интервью, данном в Бонне, аббат каталонского монастыря Монсеррат заявил: «Эта страна до сих пор продолжает быть разделенной между побежденными и победителями, хотя пацифистская пропаганда правительства пытается это скрыть» ( С. 329 ). Добавлю, что, по моим собственным наблюдениям, следствия репрессивной политики диктатора дают о себе знать и до сих пор, по прошествии почти 33 лет после смерти Ф. Франко. По существу, окончательного примирения так и не произошло: даже дети и внуки лиц, связанных родственными узами, но сражавшихся в противостоящих лагерях, как правило, не общаются друг с другом…
Что же испанский народ получил взамен? Данные С.П. Пожарской опровергают распространенное представление о том, что компенсацией за раны Гражданской войны стал бурный экономический подъем. Действительно, после присоединения Испании к МВФ и МБРР (1958 год), а также получения значительной помощи от США (в качестве платы за лояльность американскому партнеру в условиях «холодной войны») страна сделала значительный скачок в экономическом развитии. В 60-х годах ежегодные темпы прироста ВВП порой превышали 10%, валютные резервы - 200 миллионов долларов США, доход на душу населения достиг 1200 долларов США, и все эти показатели продолжали улучшаться - заговорили даже об «испанском экономическом чуде» ( С. 247 - 248, 256 - 258 и др .).
Однако следует учесть как минимум три фактора, заставляющих существенно скорректировать эту радужную картину. Во-первых, высокие темпы экономического развития страны были достигнуты лишь начиная с 1961 года, а до этого (1939 - 1960 - более 20 лет!) уровень жизни подавляющей части населения был удручающе низким, основной статьей экспорта являлся «вывоз» трудовых ресурсов (главным образом - во Францию и Германию), а главным источником валютных поступлений - денежные переводы гастарбайтеров своим родственикам. Во-вторых, массированная финансовая помощь от США предоставлялась вовсе не даром, а лишь взамен широких прав использования испанской территории американскими вооруженными силами, в том числе - и ядерными. Наиболее скандальным эпизодом в этой связи стал инцидент 17 января 1966 года, когда в районе селения Паломар бомбардировщик В-52 столкнулся с самолетом-заправщиком КС-135 и потерял четыре платониево-урановые водородные бомбы (мощностью в полторы мегатонны каждая!), одна из которых упала в море, а две - раскололись на суше, причем радиоактивный плутоний рассеялся ( С. 276 - 281 ).
В третьих (замечу от себя), даже несмотря на всю оптимистичную статистику 60-х - середины 70-х годов, Испания и в конце 1970-х продолжала оставаться одной из самых бедных стран Европы. Действительное же изменение экономической ситуации, которое ощутила значительная часть простых испанцев, а не только крупные собственники, никак не связано с политикой Ф. Франко. Оно произошло лишь в 80-е - 90-е годы, после вступления страны в ЕЭС, предоставления ей Брюсселем огромных субсидий и резервирование за ней статуса «главной житницы» Евросоюза. При этом, Испания до сих пор находится в числе наименее высокоразвитых стран «старой Европы». Богатой она может показаться лишь в сравнении с нищими новыми членами ЕС, вступившими в эту организацию начиная с середины 90-х годов.
Так что об экономической компенсации испанцам за перенесенные ими страдания можно говорить, лишь обладая значительной долей цинизма. И это - действительная, а не сусальная правда о диктаторе.
Признанный дуайен сообщества российских испанистов, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Светлана Петровна Пожарская выпустила первую в России научную биографию Франсиско Франко Баамонде (1892 - 1975). Острая потребность в такой книге существовала уже давно. Не случайно в последнее десятилетие на русский язык переведены две биографии Ф. Франко, написанные зарубежными авторами ( см .: П. Престон . Франко: Биография. М., 1999; Х.Г. Дармс . Франсиско Франко. Солдат и глава государства. Ростов-на-Дону, 1999), а также одно из сочинений самого каудильо ( см . Ф. Франко . Масонство. М., 2008). Однозначности в оценках этой противоречивой исторической фигуры не было и нет. Для одних это - жестокий палач Испанской Республики, диктатор, чье имя находится в одном ряду с именами А. Гитлера и Б. Муссолини. Для других - талантливый государственный деятель, сумевший, пусть и ценой значительных жертв, вывести страну из глубокого исторического тупика.
Столь же неоднозначны и оценки роли советского (и шире - русского) фактора в Гражданской войне в Испании (1936 - 1939). Наряду с основанным на обширном архивном материале исследованием Ю. Рыбалкина (см. Ю. Рыбалкин . Советская военная помощь республиканской Испании, 1936 - 1939. М., 2000), в последние годы появилась беспомощная в профессиональном отношении, но зато крайне агрессивная по тону книга В. Телицына ( см . В.Л. Телицын . Пиренеи в огне. Гражданская война в Испании и советские добровольцы. М., 2003), а на официальном сайте фонда «Русский мир» восторженно сообщается о белоэмигрантах, воевавших в Иностранном легионе на стороне Франко. (Авторы этой публикации забыли только добавить, что кое-кто из этих «героев» в 1941 году рвался вступить и в «голубую дивизию», дабы поучаствовать в борьбе с большевизмом, а за одно - и в геноциде собственного народа. Их остановил лишь приказ самого Франко: «русских не брать»).
В этих условиях появление книги С.П. Пожарской, прекрасно знающей тему не только на основе вдумчивого изучения испанских архивных и библиотечных фондов, но и лично знакомой с целым рядом ныне уже покойных видных участников Гражданской войны в Испании, заслуживает самого пристального внимания. Хронологически ее работа охватывает весь период жизни Ф. Франко - от рождения до смерти в ноябре 1975 года. Ретроспективно представлены также первые постфранкисткие годы (1976 - 1978), время демонтажа основ режима, созданного каудильо.
Пересказывать содержание книги бессмысленно. Оставив его на суд читателя, обращу внимание лишь на некоторые сюжеты, представляющиеся мне наиболее важными. Прежде всего - на оценку историком характера франкистского режима. По ее наблюдениям, он обусловлен не только самой «националистической революцией», но и всей предысторией мятежа 18 июля 1936 года ( С. 14 - 48 ). С.П. Пожарская дает развернутый анализ всего комплекса острейших проблем, которые стали причинами глубочайшего национального кризиса, из которого и родился франкизм.
Отмечается, что в первые десятилетия прошлого столетия к существовавшим ранее глубоким противоречиям между удручающе нищей деревней, страдавшей от относительного аграрного перенаселения, и полунищим городом, добавились новые, прежде всего - региональные. Во второй половине XIX века Испания вступила в промышленную эпоху. Однако развитие испанской промышленности происходило крайне неоднородно. Основные дивиденды от него получили, прежде всего, Каталония и баскские провинции, в то время как большая часть страны сохраняла аграрный характер. В этих условиях обострились старые раны: не только возродились, но и обострились средневековые идентичности - каталонская и баскская, заговорившие на языке национализмов конца XIX века (баский национализм и вовсе принял откровенно расистский характер).
Но кризис обострялся не только наличием регионального национализма. Определенную роль сыграла и радикализация всей партийно-политической системы страны. На рубеже XIX - ХХ веков в Испании прочно утвердились различные марксистские течения, принявшие достаточно радикальный характер даже в своей умеренной разновидности, представленной Испанской социалистической рабочей партией (ИСРП), не говоря уже о коммунистах (КПИ). И это при том, что никуда не исчезли и «традиционные» радикалы - анархисты, унаследованные от бурного испанского XIX века - столетия четырех революций. Еще одним наследием такого рода стал радикальный либерализм, в том числе - в форме масонства, движения, вообще весьма влиятельного в романских странах того времени. Главным объектом его нападок являлась унаследованная от прошлого и действительно избыточная власть католической Церкви, вмешивавшейся во все стороны жизни испанского общества, обладавшей значительной собственностью и широкими возможностями влияния на паству, прежде всего - на темных и забитых крестьян.
В качестве отдельного фактора следует рассматривать также влияние на испанское сознание факта утраты Кубы, последнего осколка некогда обширной испанской колониальной империи в Америке (1898 год). Не менее болезненно «поколение 1898 года» переживало и события ожесточенной колониальной войны в Испанском Марокко, перспектив окончания которой не просматривалось. Военные расходы тяжелым бременем ложились на нищую страну. И это при том, что масштабы военной организации, унаследованные от прошлого, и без того были избыточными. Чрезмерное по численности для небольшой страны, полунищее в своей массе офицерство, составлявшее замкнутую аристократическую корпорацию, в большинстве также было настроено радикально, с той лишь разницей, что этот радикализм носил консервативный оттенок.
Распутать этот сложный клубок оказалась неспособна традиционная по форме диктатура генерала М. Примо де Ривера (1923 - 1930) ( С. 14 - 22 ). Избранная диктатором тактика лавирования между господствующими социальными и региональными элитными группировками (финансовой олигархией, латифундистами и промышленниками) при общей опоре на армейскую верхушку исчерпала себя уже к 1930 году. По замечанию С.П. Пожарской, «даже те классы, которые находились у власти в период диктатуры - финансовая олигархия и латифундисты, давно уже недовольные тем, что режим Примо де Реверы усиливал и углублял противоречия, грозившие превратиться в глубокие политические конфликты, - опасаясь дальнейшего роста массового недовольства, решили пожертвовать диктатурой и вернуться к конституционной монархии» ( С. 18 ).
В январе 1930 года М. Примо де Ривера подал в отставку. Но это не только не остановило нарастания кризиса, но лишь усугубило ситуацию. События развивались стремительно, и 12 апреля 1931 года была провозглашена Республика: король Альфонсо XIII не пожелал использовать силовые методы для подавления волнений, и удалился в эмиграцию в Рим. Власть оставалось лишь подобрать, что и было сделано. Новая Конституция, принятая 9 декабря 1931 года ( С. 28 - 29 ), не только значительно расширила круг гражданских свобод и объявила Испанию «республикой трудящихся всех классов», но и провозгласила право государства на отчуждение крупной собственности (правовая основа для будущей аграрной реформы). Следует особенно выделить 26-ю статью, согласно которой Церковь отделялась от государства, лишалась государственных субсидий, причем духовным лицам запрещалось заниматься предпринимательской деятельностью и преподаванием. Началась разработка законов об аграрной реформе, рабочем законодательстве, военной реформе, автономии Каталонии.
Разумеется, объективно все эти мероприятия были необходимы. Однако невозможно было в одночасье решить проблемы, назревавшие десятилетиями, а порой - и веками. «Те, кто долгие десятилетия были жертвой социальной несправедливости, все больше проявляли нетерпение. Крики низов сливались с возмущенными голосами тех, кого больно задели реформы» ( С. 29 ). В итоге новые, республиканские, власти так и не сумели установить стабильность в стране. Авторитет правительства стремительно падал. В ответ на проявления недовольства принимались все новые и более радикальные по содержанию законы, однако они как будто лишь раззадоривали недовольных. Под давлением снизу правительство ощутимо левело, пока в 1936 году к власти не пришла коалиция Народного фронта с участием коммунистов.
На фоне всплеска радикализма его сторонников активизировался и противоположный лагерь. В его составе оказались весьма разнородные силы - духовенство, консервативная часть армии (главным образом - средняя и нижняя страты офицерского, недовольные проводимыми сокращениями вооруженных сил), латифундисты, страдавшие от аграрной реформы, предприниматели, неспособные противостоять росту забастовочного движения.
В известной мере к этому лагерю можно причислить и часть патриархально настроенного крестьянства, находящегося под влиянием Церкви и традиционно подозрительно настроенного по отношению к городу. К тому же, аграрная реформа развивалась слишком медленно и непоследовательно, и не успела в должной мере отразиться на положении крестьян. Однако назвать деревню массовой опорой мятежников все-таки нельзя: в большинстве своем вступление в армию Ф. Франко было для крестьян лишь следствием мобилизаций, а не результатом сознательного выбора. Не случайно главной ударной силой сторонников Франко на первом, решающем, этапе мятежа стали соединения наемников-марокканцев. Большую роль сыграло также присутствие регулярных войск союзников каудильо - итальянского экспедиционного корпуса и немецких летчиков из «Легиона Кондор».
Таким образом, к одному из основных тезисов франкистской пропаганды о том, что Гражданская война стала противостоянием «двух Испаний» следует относиться критически. В значительной мере то был конфликт имущих и неимущих, и лишь во вторую очередь - традиционно настроенной части населения и сторонников зарубежных либеральных и радикальных идей. При всей разнородности составляющих его элементов, при всей фатальности политических ошибок его руководства, именно республиканский лагерь представлял основную часть населения. Не будем забывать, что практически лишенная на первом этапе регулярной сухопутной армии, Республика сумела не только оказать сопротивление, но и вести войну на протяжении более двух с половиной лет - с июля 1936 по март 1939 годов включительно. В отсутствии действительно массовой, подлинно демократической социальной базы это было бы невозможно.
Но, не будучи в полной мере «национальным» движением (как бы этого ни хотелось как испанским, так и отечественным апологетам «твердой руки»), франкизм не был и явлением монолитным. Под лозунгами «крестового похода» действовали самые разные силы - от мусульман-марокканцев до консерваторов и откровенных фашистов. В партийно-политическом плане интересы всех этих разнородных групп выражали Церковь, монархисты (сторонники эмигрировавшего Альфонсо XIII ), а также карлисты («традиционалисты») (изначально так назывались сторонники прав на престол сына Карла IV инфанта дона Карлоса Старшего (1788 - 1855) («Карла V ») и его потомков, участники карлистских войн 1833 - 1840 и 1872 - 1876 годов), позиции которых были особенно сильны в Наварре, Последующее сближение с нацистской Германией и фашистской Италией предопределило также рост значения местных сторонников фашистских идей («националистов») - «Испанской фаланги», созданной сыном экс-диктатора Х.А. Примо де Риверой (расстрелян республиканцами в 1936 году).
Поэтому второй основополагающей чертой франкистского режима стало постоянное лавирование между интересами составляющих его элементов. В процессе такового менялся и характер самого режима - от тоталитарно-фашистской диктатуры итальянского типа (1939 - середина 40-х годов) до авторитарной системы, каковой франкизм являлся с конца 50-х годов и до смерти своего основателя (1975 год). При этом, умело тасуя свое окружение, противопоставляя его составляющие друг другу, Ф. Франко думал прежде всего об удержании своей собственной власти.
Отсюда - третья характеристика режима, а именно - последовательный прагматизм его основателя, порой граничащий с откровенной беспринципностью. Правда, С.П. Пожарская выделяет некоторые особенности мировоззрения самого Ф. Франко , сохранявшиеся на протяжении всего периода его правления ( С. 353 - 355 ), прежде всего - почти маниакальную ненависть к масонству и коммунизму. Однако первое вовсе не помешало ему на протяжении целого десятилетия добиваться поддержки режима со стороны США, роль масонских лож в политической системе которых хорошо известна, а второе - искать в 60-х годах отдельные точки соприкосновения с СССР во внешней политике (разумеется, в сугубо утилитарных целях). В конечном итоге, диктатор, хотя и не был чужд ветру перемен, но только тех, «которые, как он полагал, не угрожали сохранению режима» ( С. 355 ).
В этом смысле можно говорить об отсутствии четкой политической доктрины франкизма. В отличие от Гитлера или Муссолини, Ф. Франко не был фанатиком какой-либо идеологии. Фашистские атрибутика, идеология, да и сама «Фаланга» были для него не более чем инструментами власти, пригодными в конкретной ситуации и в конкретных же обстоятельствах. Вопреки надеждам лидеров фалангистов, они никогда не обладали единоличным влиянием на диктатора. С конца же 50-х годов «Фаланга» (переименованная в 1958 году в «Национальное движение») почти полностью утратила прежнюю роль, а на первый план выдвинулись консервативные католики-технократы из «Опус Деи», гораздо более «респектабельные» и приемлемые для контактов с западными партнерами.
Теми же причинами объясняется и отказ Ф. Франко вступить во Вторую мировую войну, в свое время высоко оцененный У. Черчиллем ( С. 162 - 163 и др. ). Менее всего он мотивировался принципиальными соображениями. Подтверждением этого стал и статус Испании как «невоюющей» (а вовсе не нейтральной!) стороны в 1940 - 1943 годах, и бесславная история «голубой дивизии» ( С. 107 - 120, 140 - 157 ) (в числе деяний которой, кстати, - и участие в безжалостном разгроме памятников дворцово-парковых ансамблей Царского Села и Павловска), и та огромная экономическая помощь, которую страны «оси» получили через посредство Испании (прежде всего - импорт продовольствия и стратегического сырья из Латинской Америки). Дело было лишь в том, что Ф. Франко хорошо понимал: Испания, только что вышедшая из разрушительной внутренней войны, потерявшая около миллиона своих граждан (цифра, гигантская для небольшой страны!), крайне ослабленная экономически и не преодолевшая последствий гражданского противостояния, просто не способна вынести тяготы мирового конфликта. В свою очередь, последнее было чревато крахом самого режима, чего Ф. Франко, разумеется, допустить не мог.
Знакомство с книгой С.П. Пожарской опровергает и еще один миф, широко распространенный в определенных кругах, а именно - миф о «либеральном диктаторе». Репрессии оставались одним из основных элементов управления страной вплоть до самого конца режима. Что же касается их интенсивности, то она изменялась лишь в той мере, в которой это было необходимо для каудильо. Особенно массовыми репрессии являлись в 40-е - начале 50-х годов, когда число политзаключенных находилось на уровне не менее 200 000, а на начало 1941 года их было 1 - 2 миллиона (почти каждый 20-й испанец!). И это при том, что смертная казнь превратилась едва ли не в ординарную санкцию: между апрелем 1939 и июлем 1944 годов было расстреляно 196 994 человек, а после войны число казненных достигло почти 50 000 ( С. 87 - 89 ). Более того, Ф. Франко, всячески демонстрировавший свою верность «святой Римской Церкви», приказал вырезать из радиообращения папы Пия XII к испанской нации в 1939 году призыв «проявить добрую волю к побежденным», а аналогичные призывы епископов (даже из числа своих ближайших сторонников) диктатор просто игнорировал ( Там же ).
На этом фоне все широкие жесты по «национальному примирению» нельзя рассматривать иначе как чистый ПИАР. Вот лишь несколько примеров. В 1959 году был открыт знаменитый памятник в Долине Павших (около 70 км от Мадрида). Действительно, наряду с франкистами, там похоронены и республиканцы, но лежат они вне церковной ограды, как самоубийцы, хотя на словах диктатор заявлял о своем желании «похоронить павших католиков из обоих сообществ» ( С. 252 ). Не будем также забывать, что Ф. Франко мыслил монумент вовсе не как памятник национального примирения; он заявлял: «Главная цель сооружения - напомнить о победе над коммунизмом, который стремился к господству над Испанией» ( Там же ) (не случайно оно возведено к 30-летию победы «националистов»).
Таким образом, погибшим республиканцам даже после смерти была уготована роль побежденных! Не случайно многие из них были наскоро погребены у обочин дорог, в братских могилах, практически заброшенных во времена франкизма… Духу «национального примирения» противоречат и возведенные режимом памятники, призванные увековечить победу франкистов. Пожалуй, наиболее известным из них является Триумфальная арка в Мадриде на площади Монклоа. (Показательно, что в России большевики не решились на подобную «монументальную пропаганду»: во всяком случае, на территории бывшего СССР ни одного памятника, специально посвященного победе в Гражданской войне 1918 - 1920 годов я не знаю). Наконец, не следует забывать и того, что репрессии по отношению к республиканцам продолжались и после 1959 года. Так, один из лидеров ИКП Х. Гримау, тайно вернувшийся в страну в 1962 году, был вскоре схвачен, повергнут пыткам, а затем - выброшен из окна Главного управления безопасности, дабы инсценировать самоубийство. Но Х. Гримау выжил и, искалеченный, предстал перед трибуналом, приговорившим его к расстрелу, несмотря на голоса протеста, к которым присоединились даже Рим и английская королева ( С. 288 ).
Лишь в 1965 году бывшие республиканцы были реабилитированы и стали понемногу возвращаться в страну. Но и тогда процесс не принял однозначной направленности: в 1968 году Ф. Франко восстановил действие послевоенного закона «О бандитизме и терроризме», позволявшего судить активных противников режима не гражданскими, а военными судами. Не случайно в 1969 году в своем интервью, данном в Бонне, аббат каталонского монастыря Монсеррат заявил: «Эта страна до сих пор продолжает быть разделенной между побежденными и победителями, хотя пацифистская пропаганда правительства пытается это скрыть» ( С. 329 ). Добавлю, что, по моим собственным наблюдениям, следствия репрессивной политики диктатора дают о себе знать и до сих пор, по прошествии почти 33 лет после смерти Ф. Франко. По существу, окончательного примирения так и не произошло: даже дети и внуки лиц, связанных родственными узами, но сражавшихся в противостоящих лагерях, как правило, не общаются друг с другом…
Что же испанский народ получил взамен? Данные С.П. Пожарской опровергают распространенное представление о том, что компенсацией за раны Гражданской войны стал бурный экономический подъем. Действительно, после присоединения Испании к МВФ и МБРР (1958 год), а также получения значительной помощи от США (в качестве платы за лояльность американскому партнеру в условиях «холодной войны») страна сделала значительный скачок в экономическом развитии. В 60-х годах ежегодные темпы прироста ВВП порой превышали 10%, валютные резервы - 200 миллионов долларов США, доход на душу населения достиг 1200 долларов США, и все эти показатели продолжали улучшаться - заговорили даже об «испанском экономическом чуде» ( С. 247 - 248, 256 - 258 и др .).
Однако следует учесть как минимум три фактора, заставляющих существенно скорректировать эту радужную картину. Во-первых, высокие темпы экономического развития страны были достигнуты лишь начиная с 1961 года, а до этого (1939 - 1960 - более 20 лет!) уровень жизни подавляющей части населения был удручающе низким, основной статьей экспорта являлся «вывоз» трудовых ресурсов (главным образом - во Францию и Германию), а главным источником валютных поступлений - денежные переводы гастарбайтеров своим родственикам. Во-вторых, массированная финансовая помощь от США предоставлялась вовсе не даром, а лишь взамен широких прав использования испанской территории американскими вооруженными силами, в том числе - и ядерными. Наиболее скандальным эпизодом в этой связи стал инцидент 17 января 1966 года, когда в районе селения Паломар бомбардировщик В-52 столкнулся с самолетом-заправщиком КС-135 и потерял четыре платониево-урановые водородные бомбы (мощностью в полторы мегатонны каждая!), одна из которых упала в море, а две - раскололись на суше, причем радиоактивный плутоний рассеялся ( С. 276 - 281 ).
В третьих (замечу от себя), даже несмотря на всю оптимистичную статистику 60-х - середины 70-х годов, Испания и в конце 1970-х продолжала оставаться одной из самых бедных стран Европы. Действительное же изменение экономической ситуации, которое ощутила значительная часть простых испанцев, а не только крупные собственники, никак не связано с политикой Ф. Франко. Оно произошло лишь в 80-е - 90-е годы, после вступления страны в ЕЭС, предоставления ей Брюсселем огромных субсидий и резервирование за ней статуса «главной житницы» Евросоюза. При этом, Испания до сих пор находится в числе наименее высокоразвитых стран «старой Европы». Богатой она может показаться лишь в сравнении с нищими новыми членами ЕС, вступившими в эту организацию начиная с середины 90-х годов.
Так что об экономической компенсации испанцам за перенесенные ими страдания можно говорить, лишь обладая значительной долей цинизма. И это - действительная, а не сусальная правда о диктаторе.