ностальгии псто
За рубашкой в комод полезешь - сел распечатывать командировочные бумаги, увяз, решил заодно закрыть гештальт, запостить давние фото с садового компа - и увяз ещё глубже.
Старые фотографии (а все фотографии стремительно становятся старыми) - это такие надрывные машины времени, особенно надрывные для нас, контрамотов (сколько нужно карел, чтобы заменить струну на кантеле? восемь, один меняет, а семеро поют, как хороша была старая и таких больше уже никогда не будет). Когда Алень Собаканин стал уничтожать троллейбусную сеть, я стал ездить по городу и снимать на мыльницу то, чего завтра не будет - снова, как раньше, когда мэр лужков изводил трамваи: но тогда у меня не было цифровой мыльницы, плёнка была дорогая, снимать на неё надо было уметь (я не умел) и её вечно не хватало, цифра многое упростила, но и обесценила.
Провожая восемьдесят пятый, я не смог не пойти от конечной через дорогу, "к разведчикам" - здесь, на старых, почти заросших тогда лесом, а теперь борщевиком, огородах мы собирали Павлуше клубнику в староботаническом смысле, землянику мускусную, полуодичавшую:
Конечно, такие, с червоточиной, мы, с червоточиной, ели сами, а Павлу доставались идеальные сферические в вакууме.
Я уже с трудом вспоминаю, где это - напротив крохотной рощицы между двух параллельных улиц:
а это, наоборот, узнаваемо:
Лес, хоть и погрызен благоустроителями и наводнён конежопыми ментаврами, как саранчой, и в нём ничего нельзя, кроме езды на собяносамокате, пока стоит: боюсь, пока; на какой-либо год войны, когда деньги и стыд кончатся совсем, его беспощадно застроят.
Мимо этой невероятной улитки на тот момент я, уже житель западных выселок, каждый день проезжал - наблюдая её сверху, с насыпи: кажется, только в тот день я понял, что трамваи и троллейбусы тогда проезжали под водой, ныряя под толщу канала с пассажирскими туристскими судами над головой (на одном таком плавал i_crust):
И здесь они тоже ныряли под мост:
Снаружи и внутри - в одном сижу я, второй за стеклом проезжает мимо рубцовского дома причта, уже после того как мы, маленькой группой, в маленькой трапезной на втором этаже, пели вслед за ММ, тогда ещё ходившей с тросточкой и изредка без, на восемь гласов "воззвах к тебе, спаси мя".
Вон там, справа, между первым и вторым мостом, в Яузу впадает Хапиловка, которой не судьба больше теперь выйти из-под земли и разлиться прудом: все, кого крестили в нём, давно в земле - а провода на мосту ещё месяц меняли на новые после того, как по Москве проехал последний рейсовый троллейбус, и только через полгода вновь сняли совсем.
MeToo курильщика и алкоголика:
совсем рядом с чебурашкиным домом друзей - моленной федосеевцев-альтернативщиков, сделанной из трансформаторной будки:
уже на тот момент безнадёжно заброшенной.
Трамвай вроде бы пока ещё по-прежнему проезжает мимо. Или нет. В любом случае всё ненадолго.
На всё ещё живом сайте Щеглова-Штиглица, ненавидимого преображенскими (одна из фамилий, которую при Племени нежелательно даже упоминать) - несколько фотографий, кажется, с освящения часовни, лет ещё за десять до того, как последний троллейбус вильнул задом на повороте за старопоморским деревянным крестом. Иных уж нет, а те далече: Александр Иваныч, Саша Белорусский, тучный уже в те младые годы, скончался в прошлом году от рака в своей заброшенной богооставленной Гусаровке: товарищ бизнесмен-меценат, на чьи средства была выкуплена трансформаторная будка вместе с клочком земли, достаточным, чтобы два не очень толстых человека могли обойти её крёстным ходом, был, по легенде, крыморожденным с фамилией на -ко, и когда случился крымнаш, отбыл туда жить и радоваться жизни, со всем имуществом, деньгами и ключами от часовни и ограды: Уалерий, по последним сведениям, совсем нездоров и практически не выходит из дома.
Вокруг Второго парка провода висели ещё много лет после Последнего Троллейбусного Августа: Павлуши уже нет, от дома, где выросла френда, осталась только фасадная стена. Туда, к жёлтым куполам на заваленном горизонте, по правой стороне улицы сейчас ездит по бессмысленному, не нужному людям кольцу музейный троллейбус Т, дорогая игрушка Эсэс Аленянина, символ маниакальной упоротой победы бесполезного безрогого провинциального мудака над полезными рогатыми столичными машинами.
Только сегодня, увидев эту фотографию, случайно перевёрнутую при съёмке, я понял, что такое троллейбусная система в городе: это вода, но если трамваи и городские поезда - это про воду земную и подземную, то троллейбусы, с их воздушной водомерочьей паутиной - про воду небесную:
https://ibb.co/1RZ2BQd
но искусственный интеллект, от Козла Фрэнка до последней бесплатной хостилки, уже не даст вам увидеть её так, как увидел я - он развернёт в официальное положение даже сэра Генри Дэвида Торо в его могиле, есть только один правильный, санкционированный пyтuным способ видеть пейзажи, и вы обязаны его соблюдать.
Старые фотографии (а все фотографии стремительно становятся старыми) - это такие надрывные машины времени, особенно надрывные для нас, контрамотов (сколько нужно карел, чтобы заменить струну на кантеле? восемь, один меняет, а семеро поют, как хороша была старая и таких больше уже никогда не будет). Когда Алень Собаканин стал уничтожать троллейбусную сеть, я стал ездить по городу и снимать на мыльницу то, чего завтра не будет - снова, как раньше, когда мэр лужков изводил трамваи: но тогда у меня не было цифровой мыльницы, плёнка была дорогая, снимать на неё надо было уметь (я не умел) и её вечно не хватало, цифра многое упростила, но и обесценила.
Провожая восемьдесят пятый, я не смог не пойти от конечной через дорогу, "к разведчикам" - здесь, на старых, почти заросших тогда лесом, а теперь борщевиком, огородах мы собирали Павлуше клубнику в староботаническом смысле, землянику мускусную, полуодичавшую:
Конечно, такие, с червоточиной, мы, с червоточиной, ели сами, а Павлу доставались идеальные сферические в вакууме.
Я уже с трудом вспоминаю, где это - напротив крохотной рощицы между двух параллельных улиц:
а это, наоборот, узнаваемо:
Лес, хоть и погрызен благоустроителями и наводнён конежопыми ментаврами, как саранчой, и в нём ничего нельзя, кроме езды на собяносамокате, пока стоит: боюсь, пока; на какой-либо год войны, когда деньги и стыд кончатся совсем, его беспощадно застроят.
Мимо этой невероятной улитки на тот момент я, уже житель западных выселок, каждый день проезжал - наблюдая её сверху, с насыпи: кажется, только в тот день я понял, что трамваи и троллейбусы тогда проезжали под водой, ныряя под толщу канала с пассажирскими туристскими судами над головой (на одном таком плавал i_crust):
И здесь они тоже ныряли под мост:
Снаружи и внутри - в одном сижу я, второй за стеклом проезжает мимо рубцовского дома причта, уже после того как мы, маленькой группой, в маленькой трапезной на втором этаже, пели вслед за ММ, тогда ещё ходившей с тросточкой и изредка без, на восемь гласов "воззвах к тебе, спаси мя".
Вон там, справа, между первым и вторым мостом, в Яузу впадает Хапиловка, которой не судьба больше теперь выйти из-под земли и разлиться прудом: все, кого крестили в нём, давно в земле - а провода на мосту ещё месяц меняли на новые после того, как по Москве проехал последний рейсовый троллейбус, и только через полгода вновь сняли совсем.
MeToo курильщика и алкоголика:
совсем рядом с чебурашкиным домом друзей - моленной федосеевцев-альтернативщиков, сделанной из трансформаторной будки:
уже на тот момент безнадёжно заброшенной.
Трамвай вроде бы пока ещё по-прежнему проезжает мимо. Или нет. В любом случае всё ненадолго.
На всё ещё живом сайте Щеглова-Штиглица, ненавидимого преображенскими (одна из фамилий, которую при Племени нежелательно даже упоминать) - несколько фотографий, кажется, с освящения часовни, лет ещё за десять до того, как последний троллейбус вильнул задом на повороте за старопоморским деревянным крестом. Иных уж нет, а те далече: Александр Иваныч, Саша Белорусский, тучный уже в те младые годы, скончался в прошлом году от рака в своей заброшенной богооставленной Гусаровке: товарищ бизнесмен-меценат, на чьи средства была выкуплена трансформаторная будка вместе с клочком земли, достаточным, чтобы два не очень толстых человека могли обойти её крёстным ходом, был, по легенде, крыморожденным с фамилией на -ко, и когда случился крымнаш, отбыл туда жить и радоваться жизни, со всем имуществом, деньгами и ключами от часовни и ограды: Уалерий, по последним сведениям, совсем нездоров и практически не выходит из дома.
Вокруг Второго парка провода висели ещё много лет после Последнего Троллейбусного Августа: Павлуши уже нет, от дома, где выросла френда, осталась только фасадная стена. Туда, к жёлтым куполам на заваленном горизонте, по правой стороне улицы сейчас ездит по бессмысленному, не нужному людям кольцу музейный троллейбус Т, дорогая игрушка Эсэс Аленянина, символ маниакальной упоротой победы бесполезного безрогого провинциального мудака над полезными рогатыми столичными машинами.
Только сегодня, увидев эту фотографию, случайно перевёрнутую при съёмке, я понял, что такое троллейбусная система в городе: это вода, но если трамваи и городские поезда - это про воду земную и подземную, то троллейбусы, с их воздушной водомерочьей паутиной - про воду небесную:
https://ibb.co/1RZ2BQd
но искусственный интеллект, от Козла Фрэнка до последней бесплатной хостилки, уже не даст вам увидеть её так, как увидел я - он развернёт в официальное положение даже сэра Генри Дэвида Торо в его могиле, есть только один правильный, санкционированный пyтuным способ видеть пейзажи, и вы обязаны его соблюдать.