про если сесть в бомбардировщик
В ледяном марте эта страна и этот город выглядят с идущего на посадку самолёта всё-таки определённо чудовищно - вот вообще безотносительно, абстрактно и сферически в вакууме: очень очевидно, что люди жить здесь не должны, а если пытаются, то быстро превращаются вместо людей в нечто иное.
Дети урфинской подруги на прощание подарили нам ротавирус: мать семейства помирала ещё в ночь перед нашим отъездом, ahamot помирала в понедельник утром, возвращаясь в Москву, а я, ничто не предвещало, за десять часов между рейсами в Анкаре успел ещё бодренько сходить на ближайшую от аэропорта горку, по спутнику с сохранившейся естественной растительностью, пятнадцать км туда, десять обратно, яично-жёлтые крокусы из колючей трагакантовой степи с красной глиной и лиловыми армянскими камнями: и только ночью после перелёта, в старинной, heritage, гостинице тёплого острова с апельсинами, стучащими в панорамное окно, меня накрыла сначала волна тошноты с одновременным лучом поноса (ни блевануть, ни просраться при этом не получалось), потом к ним добавился дикий озноб, и, наконец, всё потонуло в жаре и бессвязном бреду.
Друзья, новые киприоты, святые люди, весь следующий день спасали меня красотой - слегка приправив красными жаропонижающими капсулами, похожими на прозрачный мяч для рэгби с кровью. Скрэбы светились на солнце, ломясь от орхидей, хвойные леса дышали смолой и прохладой, тоже ломясь от орхидей, и это всё воспринималось бы совершенно нереально даже без остаточной температуры и головокружения от слабости: тушке больше всего хотелось упасть на ближайшие камни и слиться с ними подобно азимовской персонажице, но новая красота за каждым поворотом продолжала волочь вперёд и вперёд, пока не пришло время возвращаться вниз - друзьям пора было забирать дочь из сада. Вторая порция красоты, вместо обеда, от которого пришлось отказаться, ждала на крыше дома - героически вывезенная из России коллекция, первую свою зиму простоявшая под открытым субтропическим небом, уже почуявшая весну и начинающая засыпать: кто не рыбак, тот не поймёт, как восхитительны компактные листья, плотные побеги, густое, до малинового и коричневого, антоциановое окрашивание и невероятное, совершенно природное curly-whirly, листья мореи Притцеля, закрученные в пружинку от самого основания, складчатые волны бульбины Брёйнса.
Сонные-бессонные сутки в аэропортах и самолётах поддерживают чувство потустороннего: то ли я приехал назад не весь, то ли туда, где всех давно и успешно приняли в мертвецы, как в пелевинском пионерлагере: факультет встретил очередным некроложным столиком с букетом сотруднице, которую я не знал и уже не узнаю. Сунул гиацинтеллы и пролески в гербарную сетку, перебрал сборы - и залип за МЕГой, двигая тетрис АТГЦ в выравнивании: когда "кирпич" был минимально закончен, уже поздно было бежать в сад, поливать и сажать: пришлось снова класть контрабандные пакеты в обрезанных пластиковых бутылках в холодильник и сонно брести домой: всё будет завтра, и растения, которые за эту неделю расцвели, и растения, которые за эту неделю сдохли.
И всё же удивительно душно в российских помещениях: зловонные типи, чумы и яранги северных туземцев в бетонном варианте, как вы вообще здесь в этом выживаете? а ведь я был один из вас, и скоро опять буду.
Дети урфинской подруги на прощание подарили нам ротавирус: мать семейства помирала ещё в ночь перед нашим отъездом, ahamot помирала в понедельник утром, возвращаясь в Москву, а я, ничто не предвещало, за десять часов между рейсами в Анкаре успел ещё бодренько сходить на ближайшую от аэропорта горку, по спутнику с сохранившейся естественной растительностью, пятнадцать км туда, десять обратно, яично-жёлтые крокусы из колючей трагакантовой степи с красной глиной и лиловыми армянскими камнями: и только ночью после перелёта, в старинной, heritage, гостинице тёплого острова с апельсинами, стучащими в панорамное окно, меня накрыла сначала волна тошноты с одновременным лучом поноса (ни блевануть, ни просраться при этом не получалось), потом к ним добавился дикий озноб, и, наконец, всё потонуло в жаре и бессвязном бреду.
Друзья, новые киприоты, святые люди, весь следующий день спасали меня красотой - слегка приправив красными жаропонижающими капсулами, похожими на прозрачный мяч для рэгби с кровью. Скрэбы светились на солнце, ломясь от орхидей, хвойные леса дышали смолой и прохладой, тоже ломясь от орхидей, и это всё воспринималось бы совершенно нереально даже без остаточной температуры и головокружения от слабости: тушке больше всего хотелось упасть на ближайшие камни и слиться с ними подобно азимовской персонажице, но новая красота за каждым поворотом продолжала волочь вперёд и вперёд, пока не пришло время возвращаться вниз - друзьям пора было забирать дочь из сада. Вторая порция красоты, вместо обеда, от которого пришлось отказаться, ждала на крыше дома - героически вывезенная из России коллекция, первую свою зиму простоявшая под открытым субтропическим небом, уже почуявшая весну и начинающая засыпать: кто не рыбак, тот не поймёт, как восхитительны компактные листья, плотные побеги, густое, до малинового и коричневого, антоциановое окрашивание и невероятное, совершенно природное curly-whirly, листья мореи Притцеля, закрученные в пружинку от самого основания, складчатые волны бульбины Брёйнса.
Сонные-бессонные сутки в аэропортах и самолётах поддерживают чувство потустороннего: то ли я приехал назад не весь, то ли туда, где всех давно и успешно приняли в мертвецы, как в пелевинском пионерлагере: факультет встретил очередным некроложным столиком с букетом сотруднице, которую я не знал и уже не узнаю. Сунул гиацинтеллы и пролески в гербарную сетку, перебрал сборы - и залип за МЕГой, двигая тетрис АТГЦ в выравнивании: когда "кирпич" был минимально закончен, уже поздно было бежать в сад, поливать и сажать: пришлось снова класть контрабандные пакеты в обрезанных пластиковых бутылках в холодильник и сонно брести домой: всё будет завтра, и растения, которые за эту неделю расцвели, и растения, которые за эту неделю сдохли.
И всё же удивительно душно в российских помещениях: зловонные типи, чумы и яранги северных туземцев в бетонном варианте, как вы вообще здесь в этом выживаете? а ведь я был один из вас, и скоро опять буду.