про сухари сушить
Вместо дел смотрю на фотографии расстрелянных на Бутовском полигоне в 1937-1938 - лица, которых больше не бывает, сытые вегетарианские беспринципные времена с постыронией (sic), постэтикой и постсовестью формируют совсем другие лица. На этих, под безжалостным тюремным софитом, въедающимся в каждую морщинку, никогда не видно страха - только обеспокоенность того сорта, которую мы сегодня можем видеть только на лицах людей, у кого в больнице умирает кто-то очень родной; достоинство, которое на них всегда сохраняется, не вылеплено из достатка, из положения в социальной иерархии, как сейчас: в тех нищете и бесправии, в которых эти люди жили, достоинство можно было сделать только из камня - из чистой совести, и этот камень не могли раздробить даже расстрельные тройки НКВД.
Имена тогда ещё говорящие - вычурные фамилии потомственных клириков, узнаваемые фамилии дворян, ветхозаветные отчества старообрядцев, нерусские имена инородцев: всех, кроме последних, расстреляли в основном равно за контрреволюционную агитацию, но латышу приписано участие в латышской террористической группе, эстонцу, хоть и родившемуся и прожившему жизнь в России- шпионаж в пользу враждебной Эстонии.
Слово "чистки" всё время всплывает в памяти: рейх, стремящийся очистить нацию от евреев, цыган и прочих нежелательных компонентов, декларировал принципы своего сита отчётливо: здесь они нарочито замазаны мутным "контрреволюция", но ощущение каких-то животных, расовых критериев, объединяющих расстрелянных, остаётся, и ум мечется, пытаясь их обнаружить или хотя бы выдумать - пугает, например, тотальное преобладание очень светлых, почти белых глаз. Наверное, слепящий софит делает белыми и зелёные, и ореховые - или нет? это страх, это неизбежная реакция животного - учуют ли, убьют ли и меня.
В девяностые дикари заламывали руки, ломали копья, ломали луки на камеру, каялись, что съели Кука, писали книжицы вроде "Синодик пострадавших за веру и Церковь Христову в Бутово. М. :ПСТБИ, Братство во Имя Всемилостивого Спаса, Община Храма свв. новомучеников и исповедников российских в Бутово, 1995. " Невольно задумываюсь, насколько тщательно тогда пламенные, с придыханием, перестроечные попики, составители сборничка, прошерстили эти списки, выкидывая на мороз забвения всех несвоих: старообрядцев, лютеран там всяких из чухны, жыдов и просто неклириков - или некоторым всё же удалось под шумок девяностых туда просочиться: впрочем, тогда авторов за просмотренного классово чуждого еврея явно не сажали и не отлучали от церькьви - максимум могли святоотечески пожурить "впредь больше не греши".
Сейчас удивительным образом эти сайты пока ещё открыты, видимо, нынешняя влaсть, духовная, но, вероятно, и генетическая наследница палачей и стукачей, считает, что надёжно спрятала все концы в воду: сралин уже опять хороший, но расстрелы конца тридцатых пока ещё были, потому что это были не мы. А вот пакта МиР уже не было, и за упоминание сралинской внешней политики можно вполне уехать в тюрьму - правда, пока ещё почему-то не расстреливают.
Может быть, это уже и не нужно: у нас, нынешних, совесть всегда где-то нечиста, мы живём с чувством вины, и первый же удар каблуком в нос, первая же пытка шваброй нас сломают, мы будем хуже, чем мёртвые: стойко и с достоинством смогут держаться только клинические шизофреники и психопаты, среди тех, кто сейчас присел, их, по ощущениям, непропорционально много - но их совсем не видно в бутовской галерее.
Имена тогда ещё говорящие - вычурные фамилии потомственных клириков, узнаваемые фамилии дворян, ветхозаветные отчества старообрядцев, нерусские имена инородцев: всех, кроме последних, расстреляли в основном равно за контрреволюционную агитацию, но латышу приписано участие в латышской террористической группе, эстонцу, хоть и родившемуся и прожившему жизнь в России- шпионаж в пользу враждебной Эстонии.
Слово "чистки" всё время всплывает в памяти: рейх, стремящийся очистить нацию от евреев, цыган и прочих нежелательных компонентов, декларировал принципы своего сита отчётливо: здесь они нарочито замазаны мутным "контрреволюция", но ощущение каких-то животных, расовых критериев, объединяющих расстрелянных, остаётся, и ум мечется, пытаясь их обнаружить или хотя бы выдумать - пугает, например, тотальное преобладание очень светлых, почти белых глаз. Наверное, слепящий софит делает белыми и зелёные, и ореховые - или нет? это страх, это неизбежная реакция животного - учуют ли, убьют ли и меня.
В девяностые дикари заламывали руки, ломали копья, ломали луки на камеру, каялись, что съели Кука, писали книжицы вроде "Синодик пострадавших за веру и Церковь Христову в Бутово. М. :ПСТБИ, Братство во Имя Всемилостивого Спаса, Община Храма свв. новомучеников и исповедников российских в Бутово, 1995. " Невольно задумываюсь, насколько тщательно тогда пламенные, с придыханием, перестроечные попики, составители сборничка, прошерстили эти списки, выкидывая на мороз забвения всех несвоих: старообрядцев, лютеран там всяких из чухны, жыдов и просто неклириков - или некоторым всё же удалось под шумок девяностых туда просочиться: впрочем, тогда авторов за просмотренного классово чуждого еврея явно не сажали и не отлучали от церькьви - максимум могли святоотечески пожурить "впредь больше не греши".
Сейчас удивительным образом эти сайты пока ещё открыты, видимо, нынешняя влaсть, духовная, но, вероятно, и генетическая наследница палачей и стукачей, считает, что надёжно спрятала все концы в воду: сралин уже опять хороший, но расстрелы конца тридцатых пока ещё были, потому что это были не мы. А вот пакта МиР уже не было, и за упоминание сралинской внешней политики можно вполне уехать в тюрьму - правда, пока ещё почему-то не расстреливают.
Может быть, это уже и не нужно: у нас, нынешних, совесть всегда где-то нечиста, мы живём с чувством вины, и первый же удар каблуком в нос, первая же пытка шваброй нас сломают, мы будем хуже, чем мёртвые: стойко и с достоинством смогут держаться только клинические шизофреники и психопаты, среди тех, кто сейчас присел, их, по ощущениям, непропорционально много - но их совсем не видно в бутовской галерее.