несёт, несёт коробочку соплей
Грипп после большого перерыва всё-таки интересный опыт.
Удивительно, что вот вроде тушка валяется сутками на матрасе, выделяя из себя вязкую, быстро густеющую зелёную слизь, вроде той, которой Говорящая Жопа у Берроуза заткнула свою Голову навсегда - а на душе комфортно и позитивно и светло, как уже и не вспомнить когда, после уже и неизвестно скольки беспросветных месяцев.
Может быть, это потому, что тушка наконец-то с избытком и вовремя получает витамин C и необходимые соли - или потому, что человек с температурой уже не может тянуть, а разлипает слипшиеся веки и запекшиеся губы, звонит и пишет самым разным людям и говорит им всем одно - я тут с температурой, так что на меня не рассчитывайте, в ближайшее время точно, но, может, и совсем, лав, пис, сорри.
Несколько пугает целительность такого выхода - а вдруг телу понравится, и оно решит и дальше всю оставшуюся жизнь душевно-комфортно валяться под одеялом без обязательств, и придумает себе что-то, чтобы не вставать никогда? телу не объяснишь, что деньги не берутся из воздуха, и инвалидность - не решение. Сейчас, пока, я могу чувствовать огромное облегчение, спихнув субботнюю подработку - пусть и потеряв крайне нужные деньги: потом так не будет - ну, вероятно, и к чёрту потом, да здравствует здесь и сейчас.
Когда лежишь сутками в месте, которое, откровенно говоря, обычно используешь как ночлежку, становится заметно, как плавно, но стремительно пролетает время, вот только смолкает лифт, притащивший отсыпаться последнего ночного наркомана, и тут же взвывает вновь, везти на работу какую-то раннюю пташку с её вонючим носком: звонят будильники, заводятся пердючие моторы на парковке, бледный мёртвый свет с кладбища всё сильнее, в коридоре вякают дети, тявкают собачки, потом стук швабры уборщицы, и недолго тишина, и снова лифт, моторы, крики детей, умца-умца танцевальной музыки, хлопанье дверей, голоса, военное бу-бу-бу телевизоров про Украину и бла-бла-бла блатных разговоров по телефону, вой пылесосов и блендеров, вой православных интеллигентных бабищ из дружного хора при кладбищенской церкви, потом всё это тише, и тише, и тем резче отдельные всплески - топот юных узбекороссиян по потолку, родились и умрут при Пyтuне, пять-семь бегемотьих шажков в пробежке, на большее в студии нет места; вой чьей-то стиральной машины - ночной тариф дешевле, а вы все сдохните; деланный оргазм кудрявой соседки, спихнувшей ребёнка родителям, а сына омоновца с его амфетаминовой белочкой - ещё подальше, и строящей Новые Отношения с очередным склипизднем, курящим ещё больше, чем предыдущий; стремительный пробег воды из чьего-то унитаза по стояку; тыц-тыц из машины укуренных дагов, продолжающих вечеринку на парковке, надрывный собачий лай, и снова ненадолго только вечный бурдон исполинской волынки, гул котельной, как из близкой преисподней, и последний, он же первый лифт в предутренней ночи.
Удивительно, что вот вроде тушка валяется сутками на матрасе, выделяя из себя вязкую, быстро густеющую зелёную слизь, вроде той, которой Говорящая Жопа у Берроуза заткнула свою Голову навсегда - а на душе комфортно и позитивно и светло, как уже и не вспомнить когда, после уже и неизвестно скольки беспросветных месяцев.
Может быть, это потому, что тушка наконец-то с избытком и вовремя получает витамин C и необходимые соли - или потому, что человек с температурой уже не может тянуть, а разлипает слипшиеся веки и запекшиеся губы, звонит и пишет самым разным людям и говорит им всем одно - я тут с температурой, так что на меня не рассчитывайте, в ближайшее время точно, но, может, и совсем, лав, пис, сорри.
Несколько пугает целительность такого выхода - а вдруг телу понравится, и оно решит и дальше всю оставшуюся жизнь душевно-комфортно валяться под одеялом без обязательств, и придумает себе что-то, чтобы не вставать никогда? телу не объяснишь, что деньги не берутся из воздуха, и инвалидность - не решение. Сейчас, пока, я могу чувствовать огромное облегчение, спихнув субботнюю подработку - пусть и потеряв крайне нужные деньги: потом так не будет - ну, вероятно, и к чёрту потом, да здравствует здесь и сейчас.
Когда лежишь сутками в месте, которое, откровенно говоря, обычно используешь как ночлежку, становится заметно, как плавно, но стремительно пролетает время, вот только смолкает лифт, притащивший отсыпаться последнего ночного наркомана, и тут же взвывает вновь, везти на работу какую-то раннюю пташку с её вонючим носком: звонят будильники, заводятся пердючие моторы на парковке, бледный мёртвый свет с кладбища всё сильнее, в коридоре вякают дети, тявкают собачки, потом стук швабры уборщицы, и недолго тишина, и снова лифт, моторы, крики детей, умца-умца танцевальной музыки, хлопанье дверей, голоса, военное бу-бу-бу телевизоров про Украину и бла-бла-бла блатных разговоров по телефону, вой пылесосов и блендеров, вой православных интеллигентных бабищ из дружного хора при кладбищенской церкви, потом всё это тише, и тише, и тем резче отдельные всплески - топот юных узбекороссиян по потолку, родились и умрут при Пyтuне, пять-семь бегемотьих шажков в пробежке, на большее в студии нет места; вой чьей-то стиральной машины - ночной тариф дешевле, а вы все сдохните; деланный оргазм кудрявой соседки, спихнувшей ребёнка родителям, а сына омоновца с его амфетаминовой белочкой - ещё подальше, и строящей Новые Отношения с очередным склипизднем, курящим ещё больше, чем предыдущий; стремительный пробег воды из чьего-то унитаза по стояку; тыц-тыц из машины укуренных дагов, продолжающих вечеринку на парковке, надрывный собачий лай, и снова ненадолго только вечный бурдон исполинской волынки, гул котельной, как из близкой преисподней, и последний, он же первый лифт в предутренней ночи.