лиса и два журавля в яме
С утра всего две мысли, обе не слишком новые.
Первая - что когда ты встаёшь по будильнику и едешь куда-то, хотя лучше бы тебе поспать, или сдохнуть, или чтобы всем сдохнуть, а тебе поспать - очень неприятно бывает думать о близких людях, особенно если это ради них ты куда-то едешь: слишком очевидно, что они, если не врать телу, тоже в числе тех, кому сдохнуть, чтобы тебе поспать, а все соображения, благодаря которым всё-таки встаёшь и едешь - хрупкие и наносные. Но когда все по-настоящему близкие люди уже умерли, уже не важно, в чём твоя любовь к ним выражалась, была ли она вообще и была ли достаточна (нет), а по телу и его аргументам ты просто ходишь ногами.
И ещё про ноги - что людей, которые этически не выбирали и не поддерживали движение в сторону звиздеца, который предстоит рашеньке в достаточно скором времени, которые в нём не виноваты и морально не заслужили умирать в нём - гарантированно намного больше, чем остальной мир в состоянии вместить, поэтому эти люди по умолчанию обречены оставаться тут и принять это всё.
Впрочем, здесь границы достаточно мутны, людоедство прописано в сапиенсах по дефолту, на уровне тела, а гуманизм - хрупкая необязательная надстройка: и пионеры-шахиды, готовые подорвать себя вместе с врагом во имя чего-то там для своего народа, намного проще получаются из тех самых невинных детей невинных полупервобытных народов.
Первая - что когда ты встаёшь по будильнику и едешь куда-то, хотя лучше бы тебе поспать, или сдохнуть, или чтобы всем сдохнуть, а тебе поспать - очень неприятно бывает думать о близких людях, особенно если это ради них ты куда-то едешь: слишком очевидно, что они, если не врать телу, тоже в числе тех, кому сдохнуть, чтобы тебе поспать, а все соображения, благодаря которым всё-таки встаёшь и едешь - хрупкие и наносные. Но когда все по-настоящему близкие люди уже умерли, уже не важно, в чём твоя любовь к ним выражалась, была ли она вообще и была ли достаточна (нет), а по телу и его аргументам ты просто ходишь ногами.
И ещё про ноги - что людей, которые этически не выбирали и не поддерживали движение в сторону звиздеца, который предстоит рашеньке в достаточно скором времени, которые в нём не виноваты и морально не заслужили умирать в нём - гарантированно намного больше, чем остальной мир в состоянии вместить, поэтому эти люди по умолчанию обречены оставаться тут и принять это всё.
Впрочем, здесь границы достаточно мутны, людоедство прописано в сапиенсах по дефолту, на уровне тела, а гуманизм - хрупкая необязательная надстройка: и пионеры-шахиды, готовые подорвать себя вместе с врагом во имя чего-то там для своего народа, намного проще получаются из тех самых невинных детей невинных полупервобытных народов.