егда приидеши во царствии Xí
Выяснил, что долго висевшее в голове "Помяни нас, Господи" с отцифрованных кассет С.В.М., исполняемое не то причудскими (вероятнее), не то всё-таки тонкинскими федосеянками (у С.В. в архиве многое, как выяснилось, вперемешку - а нарезали на отдельные файлы люди, с ним не консультировавшиеся и, вероятно, вообще без его на то согласия) - это чин обедницы, то есть того, что исторически служилось, когда литургии хочется, а попа нет, такая веганская обедня. Не очень понимаю пока, где посмотреть, как и когда это служилось в беспоповской практике.
Вчера вечер с нощию листал знаменитый в узких кругах учебник Евгения Григорьева: вывел, что погласица одной из самых старших преображенских молящихся, с архаичными строем, тембром, манерой, интонациями, обертонами, единственная аутентичная во всей общине - это, в общем-то, самая обычная и распространённая псаломская, схематично записываемая тремя тонами, ре, фа, соль (нет, непередаёт), и к общему богатству и разнообразию типов и вариантов она примерно как вот если бы после ядерного апокалипсиса в зоопарках бы демонстрировали чудом сохранившихся голубей, единственно выживших птиц.
Папка с образцами аутентичных погласиц, разбитых по типам, лежит у меня в недрах десктопа в скверноприбытом архиве (именуемом за глаза "малиновая косточка" за сложные пути его формирования и перемещения: радуюсь, что немного поучаствовал в передвижении его дальше, вроде бы он добрался по крайней мере до Старого Форштадта): но десктоп я месяцами не могу заставить себя включить даже для написания просроченных отчётов, и не очень уже верю, что погласицы вообще хоть как-то и когда-то удастся засунуть в меня, как вазелиновое масло в кошку.
А есть ведь ещё две огромные жестокие* области, к которым жутко даже подступиться, и в которых всё тоже крайне сложно и всё сыплется и вымирает - пение на глас и особенно пение на подобен. И то, и другое требует каких-то терачасов практики, предполагая беглый, на ходу, анализ любого незнакомого старославянского текста, разбиение на фразы, выявление ритмического костяка и мгновенное приспособление серии мелодий к конкретному его устройству. Много лет назад, когда ММ ещё ходила своими ногами с тросточкой и мы занимались группой на территории, но не в юрисдикции, одиозного попа Ивана, мы начинали распевать на глас воскресные стихиры, и это казалось почти не страшно, разжёванное-то до жидкого, преподавателем с огромной практикой: но я успел забыть почти все напевки - остались седьмой, осьмой да пятый - и уж совсем выветрились принципы разбивки.
*Некогда в перестройку-девяностые (úногда, как говорят в поучениях) лидер одной попсовой группы так описывал свои представления о своей миссии: "Если, услышав нашу песню, заплачет хотя бы одна девушка на три огромные жестокие области - значит, мы существовали и играли не зря."
Вчера вечер с нощию листал знаменитый в узких кругах учебник Евгения Григорьева: вывел, что погласица одной из самых старших преображенских молящихся, с архаичными строем, тембром, манерой, интонациями, обертонами, единственная аутентичная во всей общине - это, в общем-то, самая обычная и распространённая псаломская, схематично записываемая тремя тонами, ре, фа, соль (нет, непередаёт), и к общему богатству и разнообразию типов и вариантов она примерно как вот если бы после ядерного апокалипсиса в зоопарках бы демонстрировали чудом сохранившихся голубей, единственно выживших птиц.
Папка с образцами аутентичных погласиц, разбитых по типам, лежит у меня в недрах десктопа в скверноприбытом архиве (именуемом за глаза "малиновая косточка" за сложные пути его формирования и перемещения: радуюсь, что немного поучаствовал в передвижении его дальше, вроде бы он добрался по крайней мере до Старого Форштадта): но десктоп я месяцами не могу заставить себя включить даже для написания просроченных отчётов, и не очень уже верю, что погласицы вообще хоть как-то и когда-то удастся засунуть в меня, как вазелиновое масло в кошку.
А есть ведь ещё две огромные жестокие* области, к которым жутко даже подступиться, и в которых всё тоже крайне сложно и всё сыплется и вымирает - пение на глас и особенно пение на подобен. И то, и другое требует каких-то терачасов практики, предполагая беглый, на ходу, анализ любого незнакомого старославянского текста, разбиение на фразы, выявление ритмического костяка и мгновенное приспособление серии мелодий к конкретному его устройству. Много лет назад, когда ММ ещё ходила своими ногами с тросточкой и мы занимались группой на территории, но не в юрисдикции, одиозного попа Ивана, мы начинали распевать на глас воскресные стихиры, и это казалось почти не страшно, разжёванное-то до жидкого, преподавателем с огромной практикой: но я успел забыть почти все напевки - остались седьмой, осьмой да пятый - и уж совсем выветрились принципы разбивки.
*Некогда в перестройку-девяностые (úногда, как говорят в поучениях) лидер одной попсовой группы так описывал свои представления о своей миссии: "Если, услышав нашу песню, заплачет хотя бы одна девушка на три огромные жестокие области - значит, мы существовали и играли не зря."