скирлы
Ненавистный, но уже привычный бензиновый треск за окном я списывал на газонокосилки, но когда я вышел на балкон вывесить выстиранные штаны, в глаза сразу бросилось, что с лесом на кладбище что-то не так.
Даже с моими глазами хорошо было видно человека в обвязке высоко на большой сосне: источником звука была его бензопила.
Вон там, чуть левее красной машинки:
Буквально минут через десять кроны уже не было, бензочучмек уже отпиливал по кускам оставшийся ствол:
Забавно (хотя мне вообще не смешно), но для меня, оказывается, это намного больше звоночек - больше, чем отжатие "Данона" для дон-донов (раньше мы почему-то не думали, что национализация внутри одной страны может быть разной национальности). Это место я выбирал долго, наивно полагая, что уж на старом кладбище-то лес пилить точно не будут, и эти сосны за окном меня переживут. Потому что, как ни отрицай, к этой земле я бесконечно привязан - вот этими дубами в парках, соснами на кладбищах, любками на лугах, ятрышниками на заболоченных дачах, кубышками на мутной воде рек - и отчаянно, всем телом вместе с миллионами микроклещей на коже и бактерий в кишечнике, никогда никуда не хотел отсюда уезжать.
Это они там сейчас по кускам пилят моё тело, мою шерсть прядут, моё мясо варят, а я не смогу прийти к ним на липовой ноге и их всех убить.
Даже с моими глазами хорошо было видно человека в обвязке высоко на большой сосне: источником звука была его бензопила.
Вон там, чуть левее красной машинки:
Буквально минут через десять кроны уже не было, бензочучмек уже отпиливал по кускам оставшийся ствол:
Забавно (хотя мне вообще не смешно), но для меня, оказывается, это намного больше звоночек - больше, чем отжатие "Данона" для дон-донов (раньше мы почему-то не думали, что национализация внутри одной страны может быть разной национальности). Это место я выбирал долго, наивно полагая, что уж на старом кладбище-то лес пилить точно не будут, и эти сосны за окном меня переживут. Потому что, как ни отрицай, к этой земле я бесконечно привязан - вот этими дубами в парках, соснами на кладбищах, любками на лугах, ятрышниками на заболоченных дачах, кубышками на мутной воде рек - и отчаянно, всем телом вместе с миллионами микроклещей на коже и бактерий в кишечнике, никогда никуда не хотел отсюда уезжать.
Это они там сейчас по кускам пилят моё тело, мою шерсть прядут, моё мясо варят, а я не смогу прийти к ним на липовой ноге и их всех убить.