в жизни лично-половой я б хотело быть совой
Вчера по соседству в метро наблюдал ровесника - или ровесницу, сказать невозможно: короткая не идентифицирующая закруглённая стрижечка, нейтральная одежда, большая серьга-затычка в обращённом ко мне левом ухе, двойной подбородок мяконького личика и подоплывшее под полтос тельце, коротенькие верхние лапки тирекса, неопределённого рода кроссовочки неопределённого сорокового размера.
Записному леваку стыдновато признаваться в том, что недостаточно woke, но люди, чей пол я не могу чётко определить, вызывают у меня дискомфорт: вспоминаю френда_правого_угла, тоже ровесни**, которого я выписал из враг-ленты в основном потому, что осознал, что не могу выносить слабые, но внятные различия в мировоззрении - тихий, незаметный, но упорный консерватизм, кажется, краями под ковром уходящий в охранительство, тут я могу лаять на пустое дерево: однако к отторжению ароматической отдушкой добавилось понимание, что у жж-персонажа всё очень сложно с собственным полом, много сложнее, чем простое толкинистское "Арагорн пошёл, Арагорн сделал, Арагорн удалил себе левый яичник".
В этом есть что-то от возмущения домохозяйки, в душе ненавидящей мыть посуду, но моющей до блеска, при обнаружении чайных пятен внутри поданной ей в гостях чашки: я старательно надеваю каждый день лицо и одежду потрёпанного жизнью мужичка не потому, что мне это нравится, я предпочитал бы в этом смысле ходить голым: наедине с собой, то есть большую часть времени своей жизни, я ощущаю себя существом без пола, без возраста, без биологического вида, наверное, даже без тела, если только у этого отсутствующего тела ничего остро не болит.
Несмотря на специально наглядно развешанные для посторонних вторичные половые признаки, в моей гендерной идентификации тоже иногда ошибаются - люди пьяные, невнимательные, да просто со спины: средний российский женский рост, неопределённое телосложение допубертатного подростка, да и черты лица - один приятель юности, позвав меня на день рождения, после которого гости в основном, не в силах уползти, заснули на коврах, завернувшись в спальники и одеяла, с утра проснулся раньше других, похмельный, и никак не мог понять - что это за баба спит там в углу, ушки, глазки, носик остренький, откуда она взялась, я её не приглашал, с кем пришла? - пока не стали просыпаться все, и из спальника не высунулась моя помятая юношеская борода.
Перед зеркалом можно напрячься, собраться, поправить парик, маску, отряхнуть костюм, и, надеясь, что всё будет отлично и далее и обман не раскроется, успокоиться, полагать, что всё хорошо: записи показывают, что эти надежды напрасны: иногда на диктофоне я натыкаюсь на ученические файлы с Мелитиной, где хриплый фальшивый баритон пения сменяется бесцветным бесполым стеклянным дискантом вопросов, комментариев, извинений - я никак не могу сосредоточиться и воспроизвести сложный ритм. Противнее видео, на нём бесполость пластики сочетается с нечеловечностью, рептильная застылость статичных поз сменяется рваными птичьими движениями - то, что меня совершенно не отталкивало, если даже не нравилось, в Л., у себя мне кажется неприятным, то ли краденым, то ли упущенным, проскользнувшим через самоконтроль, смертные, люди из мяса, говна и бессмертной души, не должны замечать, что перед ними нечисть, нечто на поверку из тины и морской пены; вспоминаю, какими виделись движения матери Павла со стороны, когда я был ещё "этот, рыжий", как она, маленькая, носатая, выскакивает из лифта, достаёт рывком ключи, отпирает дверь - резкими, нагловатыми, вороватыми движениями вороны, вскрывающей упаковку торта; тогда и мне не было видно, что это сознание не больно-то счастливо быть запертым в этом теле, теле женщины и теле вороны, и в этой судьбе, всю сознательную жизнь крутиться вокруг своего птенца, бедного кукушонка, и всё равно его потерять.
Записному леваку стыдновато признаваться в том, что недостаточно woke, но люди, чей пол я не могу чётко определить, вызывают у меня дискомфорт: вспоминаю френда_правого_угла, тоже ровесни**, которого я выписал из враг-ленты в основном потому, что осознал, что не могу выносить слабые, но внятные различия в мировоззрении - тихий, незаметный, но упорный консерватизм, кажется, краями под ковром уходящий в охранительство, тут я могу лаять на пустое дерево: однако к отторжению ароматической отдушкой добавилось понимание, что у жж-персонажа всё очень сложно с собственным полом, много сложнее, чем простое толкинистское "Арагорн пошёл, Арагорн сделал, Арагорн удалил себе левый яичник".
В этом есть что-то от возмущения домохозяйки, в душе ненавидящей мыть посуду, но моющей до блеска, при обнаружении чайных пятен внутри поданной ей в гостях чашки: я старательно надеваю каждый день лицо и одежду потрёпанного жизнью мужичка не потому, что мне это нравится, я предпочитал бы в этом смысле ходить голым: наедине с собой, то есть большую часть времени своей жизни, я ощущаю себя существом без пола, без возраста, без биологического вида, наверное, даже без тела, если только у этого отсутствующего тела ничего остро не болит.
Несмотря на специально наглядно развешанные для посторонних вторичные половые признаки, в моей гендерной идентификации тоже иногда ошибаются - люди пьяные, невнимательные, да просто со спины: средний российский женский рост, неопределённое телосложение допубертатного подростка, да и черты лица - один приятель юности, позвав меня на день рождения, после которого гости в основном, не в силах уползти, заснули на коврах, завернувшись в спальники и одеяла, с утра проснулся раньше других, похмельный, и никак не мог понять - что это за баба спит там в углу, ушки, глазки, носик остренький, откуда она взялась, я её не приглашал, с кем пришла? - пока не стали просыпаться все, и из спальника не высунулась моя помятая юношеская борода.
Перед зеркалом можно напрячься, собраться, поправить парик, маску, отряхнуть костюм, и, надеясь, что всё будет отлично и далее и обман не раскроется, успокоиться, полагать, что всё хорошо: записи показывают, что эти надежды напрасны: иногда на диктофоне я натыкаюсь на ученические файлы с Мелитиной, где хриплый фальшивый баритон пения сменяется бесцветным бесполым стеклянным дискантом вопросов, комментариев, извинений - я никак не могу сосредоточиться и воспроизвести сложный ритм. Противнее видео, на нём бесполость пластики сочетается с нечеловечностью, рептильная застылость статичных поз сменяется рваными птичьими движениями - то, что меня совершенно не отталкивало, если даже не нравилось, в Л., у себя мне кажется неприятным, то ли краденым, то ли упущенным, проскользнувшим через самоконтроль, смертные, люди из мяса, говна и бессмертной души, не должны замечать, что перед ними нечисть, нечто на поверку из тины и морской пены; вспоминаю, какими виделись движения матери Павла со стороны, когда я был ещё "этот, рыжий", как она, маленькая, носатая, выскакивает из лифта, достаёт рывком ключи, отпирает дверь - резкими, нагловатыми, вороватыми движениями вороны, вскрывающей упаковку торта; тогда и мне не было видно, что это сознание не больно-то счастливо быть запертым в этом теле, теле женщины и теле вороны, и в этой судьбе, всю сознательную жизнь крутиться вокруг своего птенца, бедного кукушонка, и всё равно его потерять.