(no subject)
Между тем Алень убил ещё два троллейбусных маршрута в области моего обитания - сорок первый и четырнадцатый. Сейчас по ним вроде ездят электробусы. Пока. Сразу после снятия обычно пускают их, глядите, мол, экология не страдает, зато какая манёвренность, модность и современность, а сколько мы бабла на модернизации положили в карманы, и мне, и Свинье, и Рачихе! Потом на маршруты снова выводят старые пердючки, потому что электробусов мало, заряжать их сложно, а московской зимой их вообще крайне сложно эксплуатировать.
Каждый раз после подобного события настроение у меня надолго падает на пару уровней. Я ещё помню, как саднило в душе, когда лысый пи.. в плохом смысле Лужок уничтожал трамваи, это тянулось годами; и сейчас, когда я иду по Гиляровского, чувствую бледный отзвук волны давящей тошноты: мой мир убивают.
Я так и не понял, кстати, почему в электробусах меня тошнит, как в обычных перделках. Ничего общего с плавным троллейбусным разгоном, прерываемым иногда разрывом контакта при торможении, хорошо слышным в динамиках, это вот стаккк. Это был с самого раннего детства любимый вид транспорта - я нарочно просил родителей возвращаться из центра троллейбусом, хотя от него было чуть дальше идти.
Оказалось, правда, что в голове у меня из детства сохранились только очень примерные схемы маршрутов - но не сами улицы и остановки; эти картины, подлинные воспоминания, напрочь стёрты бесчисленными снами, в которых я ездил и ходил пешком по улицам родного городка, каждую ночь, никогда не в силах ни прийти куда мне нужно, ни вернуться; город мутировал, завёл целые кварталы, переходящие в Черёмушки и Гагаринский, а сейчас, видимо, и вовсе скоро сотрётся - да и не жалко, пусть и тот, сновидческий, и этот, реальный, в котором срубили его миллион платанов, превратив из сада в пыльную азиатскую дыру, провалятся в тартарары.
Каждый раз после подобного события настроение у меня надолго падает на пару уровней. Я ещё помню, как саднило в душе, когда лысый пи.. в плохом смысле Лужок уничтожал трамваи, это тянулось годами; и сейчас, когда я иду по Гиляровского, чувствую бледный отзвук волны давящей тошноты: мой мир убивают.
Я так и не понял, кстати, почему в электробусах меня тошнит, как в обычных перделках. Ничего общего с плавным троллейбусным разгоном, прерываемым иногда разрывом контакта при торможении, хорошо слышным в динамиках, это вот стаккк. Это был с самого раннего детства любимый вид транспорта - я нарочно просил родителей возвращаться из центра троллейбусом, хотя от него было чуть дальше идти.
Оказалось, правда, что в голове у меня из детства сохранились только очень примерные схемы маршрутов - но не сами улицы и остановки; эти картины, подлинные воспоминания, напрочь стёрты бесчисленными снами, в которых я ездил и ходил пешком по улицам родного городка, каждую ночь, никогда не в силах ни прийти куда мне нужно, ни вернуться; город мутировал, завёл целые кварталы, переходящие в Черёмушки и Гагаринский, а сейчас, видимо, и вовсе скоро сотрётся - да и не жалко, пусть и тот, сновидческий, и этот, реальный, в котором срубили его миллион платанов, превратив из сада в пыльную азиатскую дыру, провалятся в тартарары.