::она::
Вчера снова видела ее.
Она часто ездит по вечерам по красной ветке, из центра до Комсомольской, до вокзалов, где она, видимо, ночует.
Еще не постаревшая, все еще немного красивая. Одета в драное пальто, на ногах - клетчатые тапочки на босые опухшие ноги. Но всегда аккуратно причесанные и забранные в пучок волосы, всегда чистые и аккуратные руки, ровные ноготки.
Она жутко озлобленная. Я, как человек чувствительный, слабею и начинаю чувствовать себя плохо, попав в поле действия ее ауры.
Она ненавидит всех и вся. Ненавидит за то, что они отличны от нее. Ненавидит за то, что их жизнь, по ее мнению, удалась, а ее - нет.
Она громко и нецензурно обращается ко всем, кто входит в вагон метро в пределах ее видимости.
Вчера она снова, как и каждый раз, когда наши с ней пути пересекаются, обозвала меня сукой и шлюхой, косящей под интеллектуалку (видимо, на такие размышления ее навели мои высокие каблуки и кожаный плащ в сочетании с книгой Борхеса в моих руках). Я села напротив нее и молча уткнулась в книгу. Мужчина, сидевший рядом, был возмущен ее руганью в мой адрес, и под конец, уже выходя из вагона, шепнул мне, что я просто ангел, раз так спокойно выношу все эти оскорбления, не обращая на них внимание.
Полную и хорошо одетую женщину она окрестила проституткой на пенсии, зажравшейся свиньей. Женщина вышла на ближайшей остановки, не выдержав таких обвинений в свой адрес, а она продолжала кричать ей в след "Жирная, зажравшаяся свинья!"
Молодой человек с МР3-плеером заслужил звание дебила-пофигиста, сынка богатых родителей, бездельника и распиздяя.
А я сидела и боролась с желанием при выходе просто шепнуть ей доброе слово.
Может, от этого ей стало бы теплее, может, она бы осознала, что не все люди злы и равнодушны.
Но, боюсь, это не вызвало бы ничего кроме очередного всплеска гнева в сочетании с чувством уязвленной гордости - такие люди обычно не выносят, если кто-то их жалеет.
Она часто ездит по вечерам по красной ветке, из центра до Комсомольской, до вокзалов, где она, видимо, ночует.
Еще не постаревшая, все еще немного красивая. Одета в драное пальто, на ногах - клетчатые тапочки на босые опухшие ноги. Но всегда аккуратно причесанные и забранные в пучок волосы, всегда чистые и аккуратные руки, ровные ноготки.
Она жутко озлобленная. Я, как человек чувствительный, слабею и начинаю чувствовать себя плохо, попав в поле действия ее ауры.
Она ненавидит всех и вся. Ненавидит за то, что они отличны от нее. Ненавидит за то, что их жизнь, по ее мнению, удалась, а ее - нет.
Она громко и нецензурно обращается ко всем, кто входит в вагон метро в пределах ее видимости.
Вчера она снова, как и каждый раз, когда наши с ней пути пересекаются, обозвала меня сукой и шлюхой, косящей под интеллектуалку (видимо, на такие размышления ее навели мои высокие каблуки и кожаный плащ в сочетании с книгой Борхеса в моих руках). Я села напротив нее и молча уткнулась в книгу. Мужчина, сидевший рядом, был возмущен ее руганью в мой адрес, и под конец, уже выходя из вагона, шепнул мне, что я просто ангел, раз так спокойно выношу все эти оскорбления, не обращая на них внимание.
Полную и хорошо одетую женщину она окрестила проституткой на пенсии, зажравшейся свиньей. Женщина вышла на ближайшей остановки, не выдержав таких обвинений в свой адрес, а она продолжала кричать ей в след "Жирная, зажравшаяся свинья!"
Молодой человек с МР3-плеером заслужил звание дебила-пофигиста, сынка богатых родителей, бездельника и распиздяя.
А я сидела и боролась с желанием при выходе просто шепнуть ей доброе слово.
Может, от этого ей стало бы теплее, может, она бы осознала, что не все люди злы и равнодушны.
Но, боюсь, это не вызвало бы ничего кроме очередного всплеска гнева в сочетании с чувством уязвленной гордости - такие люди обычно не выносят, если кто-то их жалеет.