Мария Казбек-Казиева: «Пять часов в неделю много лет подряд - на что они ушли?..»
Оригинал взят у chast_re4i в Мария Казбек-Казиева: «Пять часов в неделю много лет подряд - на что они ушли?..»
Героиня рубрики «интервью с учителем» Мария Марковна Казбек-Казиева - преподаватель словесности в Европейской гимназии, в которой уже несколько лет существует практика совмещения европейского и отечественного стандарта образования. Поэтому «ЧР» было интересно расспросить свою собеседницу о ее точке зрения на положение вещей в школе сегодня.
- Расскажите, пожалуйста, о программах, по которым работает ваша школа.
- Наша школа работает по двум программам - государственной и Международного бакалавриата. Стандарт последней жестко контролируется. Одна из сторон этого контроля-вузы. Они доверяют бакалавриату, поэтому заинтересованы в том, чтобы его требования выполнялись. Получив диплом, в какой бы стране ты ни был, ты можешь поступить в Оксфорд, Кембридж, другие востребованные вузы…
По этой программе старшеклассник изучает 6 дисциплин из разных предметных групп и курс теории познания (критическое мышление), а вдобавок пишет самостоятельное исследование на 4000 слов (серьезное исследование: у меня дети пишут работы на уровне того, что я писала на третьем курсе филфака) и регулярно занимается творчеством, спортом и волонтерской работой. Нетрудно заметить, что наша система образования пытается копировать эту схему, но, к сожалению, полностью выхолащивая содержание.
- Как по программе Международного бакалавриата преподается русский язык?
- Есть три интегрированных курса, по которым можно изучать родной язык.
Первый курс называется «Литература». Необходимо сдать пять разных экзаменов и в устной, и в письменной форме. Одна из форм - анализ текста как отражение условий, в которых он был создан. Другая - анализ незнакомого текста (это задание похоже на то, что у нас предлагается на олимпиадах). Еще одна работа - сравнить творчество авторов, которых изучал, отвечая на один общий вопрос, например: «Как изученные Вами авторы говорят о природе?»
Второй курс учит тому, что можно делать при помощи языка в обществе. Нужно, помимо художественных, уметь проанализировать, например, публицистический текст и понять, чего от тебя с его помощью добиваются, что влияло на автора, как автор выбирает стиль с точки зрения целей создания текста.
Третий курс называется «Literature and Performance». Он связан с театром и ближе к ораторскому искусству. Но курс также предусматривает написание сочинений.
- Как удается совмещать подходы двух разных программ?
- Я уже много хорошего рассказала о бакалавриате, но здесь хочу похвалить отечественную программу. Американские учителя отмечают, что наша средняя школа, т. е. 5-9 классы, по литературе готовит очень хорошо, гораздо лучше, чем их. Они все жалуются, что дети не понимают, что с этой литературой делать. А у нас человек все-таки приучен к анализу текста.
У нас есть часы обычной литературы и есть IB-литература. На IB-литературе мы больше готовимся к формату экзамена. Но я стараюсь максимально включать произведения из государственной программы. И в обычную литературу я привношу новые подходы: устный ответ, запись на диктофон… Это сами по себе очень хорошие практики.
- Но как быть с раздвоением программ, когда есть конкретные требования ЕГЭ по русскому языку?
- По русскому языку это сделать сложнее. Но в ЕГЭ, например, все равно есть задание «анализ текста». Тут они зазубрили, что такое метафора, потому что им нужно делать В8, а в международной программе отдельным критерием оценки значится «использование терминологии». Они транслируют один навык в другой.
- А как Вы заинтересовываете учеников?
- Мы и заинтересовываем, и мотивируем, т. е. в подходе существует и силовая часть, и прекрасная.
Сначала про прекрасную часть. Объяснять можно только на личном примере. Они видят, что тебе нравится, - возможно, и им понравится. Они это «считывают с лица». Помню, был эпизод, когда я поняла, как это происходит. Дети писали какую-то очередную злобную контрольную на знание текста. А я сидела перечитывала «Войну и мир», поглядывая, чтобы они не списывали. В романе есть эпизод, когда Ростов возвращается из армии домой. Я так люблю эту сцену! Читаю - и мне так хорошо. И тут вдруг мальчик с последней парты: «Вам так нравится? Вы порозовели аж от удовольствия». Я увидела, что для ученика это удивительно, но он понял.
- В конечном счете это понимают все?
- Полный провал случился пока всего один раз. Были люди, у которых это проскакивало единожды. В этому году среди учеников было двое таких «непонимающих». Но один вдруг на уроке по «Жене машиниста» Платонова сказал: «О!
А это ничего». И я поняла: одним «непонимающим» меньше.
Бывают дети, которым нравится читать вслух. У меня учился мальчик, который считал, что он не любит читать. Он был очень артистичный. Он дома ничего не открывал, зато с упоением читал на уроке.
- А в чем состоит силовая часть?
- Я выработала жесткую систему проверок знания текста. «Войну и мир», например, мы читаем частями. К каждой части текста - работа. Если ты не читал и сразу готов в этом признаться, то можешь писать с книжкой. Это очень нудно, поэтому люди стараются прочитать дома. Глобальное правило: «На три ты должен прочитать».
Часто бывает, приходят дети из других школ, и я вижу, что они «Войну и мир» не читали, «Отцы и дети» смутно помнят… Оказывается, что у них литературу часто заменяли русским языком. Ведь только 5%, кажется, сдают ЕГЭ по литературе. Вот у нас в школе никто еще ни разу не пробовал. И я думаю, что мы не единственная школа, где мало желающих.
- Получается, что этот процесс связан с тем, что появился ЕГЭ? Раньше ведь сочинение было основой выпускных и вступительных экзаменов. В связи с этим вопрос: хуже ли дети сейчас стали писать?
- Это зависит от того, какие дети. Дети, которые будут поступать на журфак-филфак, - нет, наверное. Потому что в любом случае они должны писать эссе по истории и по русскому. Сочинение из раздела C на максимальные баллы, по моему опыту, пишут дети, которые и обычные сочинения писали бы хорошо. Два-три последних высших балла как раз и выделяют словесно одаренного человека.
А что касается тех, кто не поступал на журфак-филфак, общей массы детей… Раньше же была сплошная профанация. Учителя ставили за учеников запятые. А вступительные экзамены они не сдавали. Так что для тех, кто никуда не поступает, - наоборот: ЕГЭ их вытягивает. Они приходят писать экзамен куда-то, где Марьиванна за них не напишет.
- А как Вы относитесь к ЕГЭ?
- Я спокойно отношусь к ЕГЭ и по русскому, и по литературе. Сочинение в части С довольно сложно написать. И то, что к нему есть критерии, - это хорошо.
Перспектива ЕГЭ - он должен выйти на два уровня. Мне кажется, когда мы учились на филфаке, мы учили по синтаксису, например, ненамного больше того, что мы учили в школе. Может быть, сложносочиненные предложения стоит оставить на откуп филологам, а сделать экзамен по интегрированной словесности на двух уровнях: для тех, кому просто школу закончить, и для гуманитариев.
Когда совершенно нулевые в плане грамотности дети приходят в 9-11 классах на репетиторские занятия, само по себе это не страшно. Весь русский язык в объеме ЕГЭ можно прекрасно выучить за два года, поэтому мне каждый раз так жалко: пять часов в неделю много лет подряд - на что они ушли?.. И дети так и не знают все эти склонения, спряжения. Как эту проблему можно решить?
Как рождались все науки? Самые древние - естественные. Человеку надо было как-то мир узнавать. А лингвистика возникает очень поздно. Ее расцвет - XIX-ХХ века. Надо было созреть, чтобы думать о языке как об объекте изучения.
Дети повторяют путь человечества. Им сначала интересно, отчего дождь идет. А вот как слова рождаются друг от друга, какие у них суффиксы - для этого нужна сильная степень абстрактности сознания. Для них слово - это не то, на что они могут отстраненно посмотреть в том возрасте, когда мы заставляем их это делать. И слово для них сразу выхолащивается.
У Ушинского была замечательная программа. В 1 классе дети учились читать и писать по букварю. 2 и 3 классы - чтение по темам: маленькие тексты, небольшие предложения. Они связаны с природоведением и другими предметами, интересующими детей. В 4 классе ученики целый год читают «Сказку о золотой рыбке» и подробно разбирают ее. Прочитали кусочек, обсудили его содержательно, обсудили его с лингвистической точки зрения. Реализуется принцип копирования образца.
В средней школе особенно необходимо тренировать практическое письмо: учиться составлять тексты различных жанров: рассказ, эссе, дневник, письмо и т. д.
- Как вы относитесь к государственной программе по литературе?
- У вас в прошлом номере было интервью с Львом Иосифовичем Соболевым. Я согласна c его мнением. С одной стороны, конечно, хочется дать больше свободы учителю. Вот я, например, не люблю Набокова и просто не могу его преподавать. Мне должно нравиться то, что я преподаю. Иначе дети ничего просто не поймут.
С дугой стороны, если каждый начнет преподавать только то, что ему ближе, то получится, что в одной школе целый год - один Толстой, в другой - Маяковский. И это будет неправильно. Наверное, необходимо немного изменить условия составления программы, дать учителю возможность в определенных рамках создавать индивидуальный курс под себя.
Естественно, с литературой XX века особая ситуация, которая позволяет некоторую свободу, поскольку пока еще не сложился канон.
Стандарт должен быть, потому что одна из задач литературы - «аукание поколений». Мы с нашими родителями читали одни и те же книги и реагируем на одни и те же цитаты. Если выдать учителю полный карт-бланш, то это прекратится. «Зима, крестьянин, торжествуя...» - должен ловить каждый. В этом есть идея цепи, которую тронул за одно звено - и она зазвенела.
В средней школе свободы должно быть больше, чем в старшей. Нужно учить ребенка в первую очередь понимать и анализировать текст. И то, как ты будешь эти навыки вырабатывать, важнее того, на чем ты их будешь тренировать.
- Необходимо ли активно использовать междисциплинарный подход на уроках в школе, пытаться связывать планирование различных гуманитарных дисциплин?
- Сколько ни пробовали связывать - ничего не получается. Поэтому мне кажется, что эту задачу следует решать в каждом конкретном случае, в каждой школе по-своему.
Международный бакалавриат предполагает проведение межпредметных недель. Программы этих недель отталкиваются от идеи областей взаимодействия. Что изучают все науки? Они изучают: мир вокруг человека - среду, в которой он живет; человека, в том числе как физическое тело; то, как человек думает; человека как члена социума.
Все науки - об этом. И если мы так все это объясняем, тогда у детей в голове дисциплины тоже начинают пересекаться.
- То есть необходимо сформировать эту связь у них в сознании на примерах?
- Да, это так. Сейчас дети так много узнают из сфер, не связанных напрямую со школой. Когда читаешь советские педагогические труды, понимаешь, насколько изменился мир! В 1957 году профессор Колокольцев, разбирая сочинение, рассуждал так: «Я на уроке этого не рассказывал, в учебнике об этом нет. Значит, он до этого додумался сам».
Он исходит из того, что, кроме урока и учебника, для ребенка ничего не существует, никакой среды. И это действительно в основном было так. А сейчас критерий самостоятельности сложно выделить.
- Есть ли какие-нибудь отрицательные последствия того, что современный ребенок может черпать информацию из огромного количества источников?
- Главный недостаток в том, что сейчас ребенку не нужно придумывать что-либо самому. Сейчас гораздо сложнее генерировать идею, поскольку ты ими окружен, они повсюду вокруг тебя.
- И как Вы оцениваете самостоятельность работы на практике?
- У меня довольно жесткие правила. Я не допускаю плагиата в сочинении. Если кого-то поймаю, то ставлю непоправимый кол. Хотя обычно работы у меня можно до бесконечности переписывать: мы же учимся.
Как с этим бороться? Нужно эмоционально показать, что так нельзя, что это стыдно. Я всегда читаю вслух хорошие, творческие работы. Бывает, конечно, что ребенок списал не из интернета: например, на полке у бабушки стояла старая методичка или за него сама бабушка написала. Но тут тоже есть способ: «Воспроизведите, пожалуйста, то, что написано у Вас во вступлении».
К тому же самостоятельное мышление проявляется на уроке. Тут все сразу становится понятно.
- На уроке литературы нужно ли пользоваться чем-нибудь помимо текста разбираемого произведения?
- На уроке в основном должен быть текст. Иногда я использую на уроке такую практику, как разбор текста о тексте. Мой любимый формат: два фломастера и текст. Хороший текст. Это может быть, кстати, и текст учебника. Одним фломастером вы подчеркиваете красивые литературные фразы, которые вам нравятся, назовем их литературными клише. Другим цветом вы подчеркиваете то, что касается самого произведения, о котором рассуждает автор, - содержательную часть. Это полезная работа.
Но главное - это, конечно, диалог, анализ текста. Я не пишу конспектов урока, признаюсь. Иногда разговор уходит в такое интересное русло, которое невозможно предвидеть.
Самая большая похвала для детей - услышать от учителя: «Вы знаете, я этого не замечала раньше». Они на это порой с недоверием смотрят, но очень радуются.
- Напоследок хотелось бы задать несколько вопросов, которые у нас уже становятся традиционными. Вы сказали, что не любите Набокова. А какие авторы Вам близки? С какими произведениями Вам из года в год интереснее всего работать?
- Это «Генерал и его армия» в 11 классе. Не скажу, что оно всегда идет легко, но всегда - очень интересно.
Это - то Достоевский, то Толстой. Обычно люди делятся на тех, кто любит Достоевского, и тех, кто любит Толстого. Так и классы разные попадаются. Бывают трогательные моменты. 11 класс после выпускного поехал в Питер, и вдруг мне sms приходит: «Мы нашли старухин дом. Сами!»
Когда я учила маленьких, очень хорошо шел «Повелитель мух». Иногда вдруг «Гроза» получается хорошо.
Вы знаете, это непредсказуемые вещи. Еще очень хорошо в последнее время идет «Однодум» Лескова. Казалось бы, Лесков - такая архаика. Ан нет!
- Какие Вы можете дать советы начинающему учителю?
- Во-первых, надо не бояться. Я никогда не забуду свой страх и полную растерянность в первый раз: как вообще это делать?
Необходимо поддерживать в себе самом интерес к тому, что ты делаешь. И, как мне кажется, у учителя литературы всегда должно быть что-то кроме школы. Это может быть связано со школой. Но это должна быть обязательно какая-то деятельность вне школы. Нужно обязательно читать что-то новое, иначе ты костенеешь - десять раз перечитывать «Войну и мир». Совсем другое - когда ты перечитываешь книгу с каким-нибудь новым опытом.
Какова главная цель предмета литературы, чему Вы стремитесь научить?
Самое главное, наверное, это, как говорил Толстой, научить «полюблять жизнь».
Мария Казбек-Казиева
Родилась в Москве. С 1982 года занималась в литературном кружке под руководством Т. Ю. Смирновой и А. Н. Архангельского в Московском дворце пионеров, что определило выбор профессии. Преподавала в Московском культурологическом лицее, с 2000 года преподает словесность в Европейской гимназии, с 2006 - по программе Международного бакалавриата. Автор методических пособий по русскому языку.
Героиня рубрики «интервью с учителем» Мария Марковна Казбек-Казиева - преподаватель словесности в Европейской гимназии, в которой уже несколько лет существует практика совмещения европейского и отечественного стандарта образования. Поэтому «ЧР» было интересно расспросить свою собеседницу о ее точке зрения на положение вещей в школе сегодня.
- Расскажите, пожалуйста, о программах, по которым работает ваша школа.
- Наша школа работает по двум программам - государственной и Международного бакалавриата. Стандарт последней жестко контролируется. Одна из сторон этого контроля-вузы. Они доверяют бакалавриату, поэтому заинтересованы в том, чтобы его требования выполнялись. Получив диплом, в какой бы стране ты ни был, ты можешь поступить в Оксфорд, Кембридж, другие востребованные вузы…
По этой программе старшеклассник изучает 6 дисциплин из разных предметных групп и курс теории познания (критическое мышление), а вдобавок пишет самостоятельное исследование на 4000 слов (серьезное исследование: у меня дети пишут работы на уровне того, что я писала на третьем курсе филфака) и регулярно занимается творчеством, спортом и волонтерской работой. Нетрудно заметить, что наша система образования пытается копировать эту схему, но, к сожалению, полностью выхолащивая содержание.
- Как по программе Международного бакалавриата преподается русский язык?
- Есть три интегрированных курса, по которым можно изучать родной язык.
Первый курс называется «Литература». Необходимо сдать пять разных экзаменов и в устной, и в письменной форме. Одна из форм - анализ текста как отражение условий, в которых он был создан. Другая - анализ незнакомого текста (это задание похоже на то, что у нас предлагается на олимпиадах). Еще одна работа - сравнить творчество авторов, которых изучал, отвечая на один общий вопрос, например: «Как изученные Вами авторы говорят о природе?»
Второй курс учит тому, что можно делать при помощи языка в обществе. Нужно, помимо художественных, уметь проанализировать, например, публицистический текст и понять, чего от тебя с его помощью добиваются, что влияло на автора, как автор выбирает стиль с точки зрения целей создания текста.
Третий курс называется «Literature and Performance». Он связан с театром и ближе к ораторскому искусству. Но курс также предусматривает написание сочинений.
- Как удается совмещать подходы двух разных программ?
- Я уже много хорошего рассказала о бакалавриате, но здесь хочу похвалить отечественную программу. Американские учителя отмечают, что наша средняя школа, т. е. 5-9 классы, по литературе готовит очень хорошо, гораздо лучше, чем их. Они все жалуются, что дети не понимают, что с этой литературой делать. А у нас человек все-таки приучен к анализу текста.
У нас есть часы обычной литературы и есть IB-литература. На IB-литературе мы больше готовимся к формату экзамена. Но я стараюсь максимально включать произведения из государственной программы. И в обычную литературу я привношу новые подходы: устный ответ, запись на диктофон… Это сами по себе очень хорошие практики.
- Но как быть с раздвоением программ, когда есть конкретные требования ЕГЭ по русскому языку?
- По русскому языку это сделать сложнее. Но в ЕГЭ, например, все равно есть задание «анализ текста». Тут они зазубрили, что такое метафора, потому что им нужно делать В8, а в международной программе отдельным критерием оценки значится «использование терминологии». Они транслируют один навык в другой.
- А как Вы заинтересовываете учеников?
- Мы и заинтересовываем, и мотивируем, т. е. в подходе существует и силовая часть, и прекрасная.
Сначала про прекрасную часть. Объяснять можно только на личном примере. Они видят, что тебе нравится, - возможно, и им понравится. Они это «считывают с лица». Помню, был эпизод, когда я поняла, как это происходит. Дети писали какую-то очередную злобную контрольную на знание текста. А я сидела перечитывала «Войну и мир», поглядывая, чтобы они не списывали. В романе есть эпизод, когда Ростов возвращается из армии домой. Я так люблю эту сцену! Читаю - и мне так хорошо. И тут вдруг мальчик с последней парты: «Вам так нравится? Вы порозовели аж от удовольствия». Я увидела, что для ученика это удивительно, но он понял.
- В конечном счете это понимают все?
- Полный провал случился пока всего один раз. Были люди, у которых это проскакивало единожды. В этому году среди учеников было двое таких «непонимающих». Но один вдруг на уроке по «Жене машиниста» Платонова сказал: «О!
А это ничего». И я поняла: одним «непонимающим» меньше.
Бывают дети, которым нравится читать вслух. У меня учился мальчик, который считал, что он не любит читать. Он был очень артистичный. Он дома ничего не открывал, зато с упоением читал на уроке.
- А в чем состоит силовая часть?
- Я выработала жесткую систему проверок знания текста. «Войну и мир», например, мы читаем частями. К каждой части текста - работа. Если ты не читал и сразу готов в этом признаться, то можешь писать с книжкой. Это очень нудно, поэтому люди стараются прочитать дома. Глобальное правило: «На три ты должен прочитать».
Часто бывает, приходят дети из других школ, и я вижу, что они «Войну и мир» не читали, «Отцы и дети» смутно помнят… Оказывается, что у них литературу часто заменяли русским языком. Ведь только 5%, кажется, сдают ЕГЭ по литературе. Вот у нас в школе никто еще ни разу не пробовал. И я думаю, что мы не единственная школа, где мало желающих.
- Получается, что этот процесс связан с тем, что появился ЕГЭ? Раньше ведь сочинение было основой выпускных и вступительных экзаменов. В связи с этим вопрос: хуже ли дети сейчас стали писать?
- Это зависит от того, какие дети. Дети, которые будут поступать на журфак-филфак, - нет, наверное. Потому что в любом случае они должны писать эссе по истории и по русскому. Сочинение из раздела C на максимальные баллы, по моему опыту, пишут дети, которые и обычные сочинения писали бы хорошо. Два-три последних высших балла как раз и выделяют словесно одаренного человека.
А что касается тех, кто не поступал на журфак-филфак, общей массы детей… Раньше же была сплошная профанация. Учителя ставили за учеников запятые. А вступительные экзамены они не сдавали. Так что для тех, кто никуда не поступает, - наоборот: ЕГЭ их вытягивает. Они приходят писать экзамен куда-то, где Марьиванна за них не напишет.
- А как Вы относитесь к ЕГЭ?
- Я спокойно отношусь к ЕГЭ и по русскому, и по литературе. Сочинение в части С довольно сложно написать. И то, что к нему есть критерии, - это хорошо.
Перспектива ЕГЭ - он должен выйти на два уровня. Мне кажется, когда мы учились на филфаке, мы учили по синтаксису, например, ненамного больше того, что мы учили в школе. Может быть, сложносочиненные предложения стоит оставить на откуп филологам, а сделать экзамен по интегрированной словесности на двух уровнях: для тех, кому просто школу закончить, и для гуманитариев.
Когда совершенно нулевые в плане грамотности дети приходят в 9-11 классах на репетиторские занятия, само по себе это не страшно. Весь русский язык в объеме ЕГЭ можно прекрасно выучить за два года, поэтому мне каждый раз так жалко: пять часов в неделю много лет подряд - на что они ушли?.. И дети так и не знают все эти склонения, спряжения. Как эту проблему можно решить?
Как рождались все науки? Самые древние - естественные. Человеку надо было как-то мир узнавать. А лингвистика возникает очень поздно. Ее расцвет - XIX-ХХ века. Надо было созреть, чтобы думать о языке как об объекте изучения.
Дети повторяют путь человечества. Им сначала интересно, отчего дождь идет. А вот как слова рождаются друг от друга, какие у них суффиксы - для этого нужна сильная степень абстрактности сознания. Для них слово - это не то, на что они могут отстраненно посмотреть в том возрасте, когда мы заставляем их это делать. И слово для них сразу выхолащивается.
У Ушинского была замечательная программа. В 1 классе дети учились читать и писать по букварю. 2 и 3 классы - чтение по темам: маленькие тексты, небольшие предложения. Они связаны с природоведением и другими предметами, интересующими детей. В 4 классе ученики целый год читают «Сказку о золотой рыбке» и подробно разбирают ее. Прочитали кусочек, обсудили его содержательно, обсудили его с лингвистической точки зрения. Реализуется принцип копирования образца.
В средней школе особенно необходимо тренировать практическое письмо: учиться составлять тексты различных жанров: рассказ, эссе, дневник, письмо и т. д.
- Как вы относитесь к государственной программе по литературе?
- У вас в прошлом номере было интервью с Львом Иосифовичем Соболевым. Я согласна c его мнением. С одной стороны, конечно, хочется дать больше свободы учителю. Вот я, например, не люблю Набокова и просто не могу его преподавать. Мне должно нравиться то, что я преподаю. Иначе дети ничего просто не поймут.
С дугой стороны, если каждый начнет преподавать только то, что ему ближе, то получится, что в одной школе целый год - один Толстой, в другой - Маяковский. И это будет неправильно. Наверное, необходимо немного изменить условия составления программы, дать учителю возможность в определенных рамках создавать индивидуальный курс под себя.
Естественно, с литературой XX века особая ситуация, которая позволяет некоторую свободу, поскольку пока еще не сложился канон.
Стандарт должен быть, потому что одна из задач литературы - «аукание поколений». Мы с нашими родителями читали одни и те же книги и реагируем на одни и те же цитаты. Если выдать учителю полный карт-бланш, то это прекратится. «Зима, крестьянин, торжествуя...» - должен ловить каждый. В этом есть идея цепи, которую тронул за одно звено - и она зазвенела.
В средней школе свободы должно быть больше, чем в старшей. Нужно учить ребенка в первую очередь понимать и анализировать текст. И то, как ты будешь эти навыки вырабатывать, важнее того, на чем ты их будешь тренировать.
- Необходимо ли активно использовать междисциплинарный подход на уроках в школе, пытаться связывать планирование различных гуманитарных дисциплин?
- Сколько ни пробовали связывать - ничего не получается. Поэтому мне кажется, что эту задачу следует решать в каждом конкретном случае, в каждой школе по-своему.
Международный бакалавриат предполагает проведение межпредметных недель. Программы этих недель отталкиваются от идеи областей взаимодействия. Что изучают все науки? Они изучают: мир вокруг человека - среду, в которой он живет; человека, в том числе как физическое тело; то, как человек думает; человека как члена социума.
Все науки - об этом. И если мы так все это объясняем, тогда у детей в голове дисциплины тоже начинают пересекаться.
- То есть необходимо сформировать эту связь у них в сознании на примерах?
- Да, это так. Сейчас дети так много узнают из сфер, не связанных напрямую со школой. Когда читаешь советские педагогические труды, понимаешь, насколько изменился мир! В 1957 году профессор Колокольцев, разбирая сочинение, рассуждал так: «Я на уроке этого не рассказывал, в учебнике об этом нет. Значит, он до этого додумался сам».
Он исходит из того, что, кроме урока и учебника, для ребенка ничего не существует, никакой среды. И это действительно в основном было так. А сейчас критерий самостоятельности сложно выделить.
- Есть ли какие-нибудь отрицательные последствия того, что современный ребенок может черпать информацию из огромного количества источников?
- Главный недостаток в том, что сейчас ребенку не нужно придумывать что-либо самому. Сейчас гораздо сложнее генерировать идею, поскольку ты ими окружен, они повсюду вокруг тебя.
- И как Вы оцениваете самостоятельность работы на практике?
- У меня довольно жесткие правила. Я не допускаю плагиата в сочинении. Если кого-то поймаю, то ставлю непоправимый кол. Хотя обычно работы у меня можно до бесконечности переписывать: мы же учимся.
Как с этим бороться? Нужно эмоционально показать, что так нельзя, что это стыдно. Я всегда читаю вслух хорошие, творческие работы. Бывает, конечно, что ребенок списал не из интернета: например, на полке у бабушки стояла старая методичка или за него сама бабушка написала. Но тут тоже есть способ: «Воспроизведите, пожалуйста, то, что написано у Вас во вступлении».
К тому же самостоятельное мышление проявляется на уроке. Тут все сразу становится понятно.
- На уроке литературы нужно ли пользоваться чем-нибудь помимо текста разбираемого произведения?
- На уроке в основном должен быть текст. Иногда я использую на уроке такую практику, как разбор текста о тексте. Мой любимый формат: два фломастера и текст. Хороший текст. Это может быть, кстати, и текст учебника. Одним фломастером вы подчеркиваете красивые литературные фразы, которые вам нравятся, назовем их литературными клише. Другим цветом вы подчеркиваете то, что касается самого произведения, о котором рассуждает автор, - содержательную часть. Это полезная работа.
Но главное - это, конечно, диалог, анализ текста. Я не пишу конспектов урока, признаюсь. Иногда разговор уходит в такое интересное русло, которое невозможно предвидеть.
Самая большая похвала для детей - услышать от учителя: «Вы знаете, я этого не замечала раньше». Они на это порой с недоверием смотрят, но очень радуются.
- Напоследок хотелось бы задать несколько вопросов, которые у нас уже становятся традиционными. Вы сказали, что не любите Набокова. А какие авторы Вам близки? С какими произведениями Вам из года в год интереснее всего работать?
- Это «Генерал и его армия» в 11 классе. Не скажу, что оно всегда идет легко, но всегда - очень интересно.
Это - то Достоевский, то Толстой. Обычно люди делятся на тех, кто любит Достоевского, и тех, кто любит Толстого. Так и классы разные попадаются. Бывают трогательные моменты. 11 класс после выпускного поехал в Питер, и вдруг мне sms приходит: «Мы нашли старухин дом. Сами!»
Когда я учила маленьких, очень хорошо шел «Повелитель мух». Иногда вдруг «Гроза» получается хорошо.
Вы знаете, это непредсказуемые вещи. Еще очень хорошо в последнее время идет «Однодум» Лескова. Казалось бы, Лесков - такая архаика. Ан нет!
- Какие Вы можете дать советы начинающему учителю?
- Во-первых, надо не бояться. Я никогда не забуду свой страх и полную растерянность в первый раз: как вообще это делать?
Необходимо поддерживать в себе самом интерес к тому, что ты делаешь. И, как мне кажется, у учителя литературы всегда должно быть что-то кроме школы. Это может быть связано со школой. Но это должна быть обязательно какая-то деятельность вне школы. Нужно обязательно читать что-то новое, иначе ты костенеешь - десять раз перечитывать «Войну и мир». Совсем другое - когда ты перечитываешь книгу с каким-нибудь новым опытом.
Какова главная цель предмета литературы, чему Вы стремитесь научить?
Самое главное, наверное, это, как говорил Толстой, научить «полюблять жизнь».
Мария Казбек-Казиева
Родилась в Москве. С 1982 года занималась в литературном кружке под руководством Т. Ю. Смирновой и А. Н. Архангельского в Московском дворце пионеров, что определило выбор профессии. Преподавала в Московском культурологическом лицее, с 2000 года преподает словесность в Европейской гимназии, с 2006 - по программе Международного бакалавриата. Автор методических пособий по русскому языку.