СТРАХ СМЕРТИ
На днях вновь заглянула погостить Смерть. Неделю назад я не слишком осторожно назвала её по имени, и вскоре она пришла, не здороваясь и не раздеваясь, прошла в комнаты, молча села в углу на стуле и просидела там несколько дней неподвижно. Я не сразу заметила её, а, когда заметила, по спине пробежал холодок, меня затошнило и подкосились ноги. Поспешив отвернуться я тут же постаралась забыть, что она здесь, но страх остался. Все эти дни я вижу, как она сидит тут, совсем рядом, и боюсь. Боюсь смерти.
Сегодня Смерть увязалась за мной на прогулку в парк. Сначала я не знала, что она со мной, но когда во время игры в бадминтон мне стало трудно бегать и прыгать, а у моего старшего спарринг-партнёра потемнело в глазах, заболела голова и случился спазм внизу живота, так что пришлось сделать перерыв, я заподозрила неладное. Мы дошли до парка аттракционов и, памятуя о своей детской и юношеской любви к каруселям, я купила билет на большие качели "Ладья". Вход на качели был закрыт, но билетёр вышел на мой оклик и отпер замок.
-- С какой стороны лучше вид?" -- поинтересовалась я.
Билетёр указал на западную сторону и, уловив мои сомнения, пояснил:
-- Вид на парк. С той стороны -- на город, одни дома.
Удовлетворённая ответом, я уселась с западной стороны, спиною к солнцу. Он проверил запирающее устройство и пошёл запускать машину. Ладья оказалась гораздо больше, чем представлялось вначале: шире, длиннее и выше. Сидя на высоком помосте, я задрала голову и, глядя на гигантские опоры качелей, внезапно вспомнила разом все кино-эпизоды с крушением аттракционов.
-- Скажите, а как долго эта штука уже тут стоит? -- крикнула я.
-- В смысле "как долго"? -- переспросил начальник аттракциона.
-- Сколько месяцев?
-- Да уж года три...
Три года показались мне хорошим сроком: не слишком коротким, но и не слишком долгим. Я немного успокоилась.
Лодка начала раскачиваться и набирать высоту. Привычно ахая на воздушных ямах, я терпеливо ждала, когда из-за длинной одноэтажной хозяйственной постройки, перекрывшей обзор, станет виден парк. На четвёртом взлёте качели слегка приподнялись над ней, на долю секунды приоткрыли панорамный вид и тут же полетели вниз. В тот же момент Смерть подвинулась ко мне поближе и положила руку на спинку сиденья, как бы полуобняв меня. Стало жутко. Дыхание перехватило. Мне вдруг показалось, что больной позвоночник вот-вот переломится в районе шеи, а голова навсегда потеряет связь с телом или даже совсем оторвётся. Я со стоном охнула и напряглась, решая при следующем движении вперёд и вниз держать голову лицом к земле. Так, конечно, будет ничего не видно, зато моя голова останется при теле. Было немножко жалко лишиться красивого вида, так что при следующем взлёте я постаралась держать голову прямо как можно дольше, а в самом начале падения быстро опустила лицо. Действительно, сила инерции так ощущалась гораздо слабее. Можно было даже отвлечься от ощущения воздушной ямы и на секундочку представить себе, что никакого скоростного падения нет. "Ой-мамочки", -- выпалила я, пролетая нижнюю точку. Смерть приобнимал меня всё фривольнее.
Дальше я уже только ахала и причитала. Ложная гордость и стыд не позволяли мне кричать в голос. Жадность моя всё ещё стремилась не упустить красот пресловутого панорамного вида, заставляя голову всякий раз на взлёте подниматься в слепой надежде. Страх же смерти заставлял судорожно вцепляться в поручень и опускать лицо в начале каждого падения. В панике я давала себе клятвенное обещание отныне наслаждаться панорамными видами только с колеса обозрения. "Оно медленное!!! Безопасное!!!" -- мысленно орала я на себя от страха.
Примерно на десятом махе, заметив, что красоты всё равно не доходят до сознания, я решила сдаться и закричала, что больше не могу, что сдаюсь и хочу на ручки землю. Я громко каялась и во всеуслышание сознавалась, что переоценила свои силы, здоровье и даже возраст. Я смиренно признавала, что, очевидно, сделалась слишком стара для таких приколов и смиренно просила лишь об одном: сжалиться и как можно скорее опустить меня на твёрдую землю. Сойдя с "лодочки" я попыталась оправдаться перед парой зрителей из сотрудников парка:
-- Вероятно, на таких больших качелях нельзя кататься в одиночку. Когда народу много, должно быть не так страшно...
Сотрудники ободряюще соглашались. Прогулка продолжилась, а затем я простилась с гулявшей со мною компанией. Смерть сопровождала меня до самого дома.
Весь вечер мы со Смертью просидели в комнатах одни. Вечерние сумерки постепенно сгущались в полуночный мрак. Я вглядывалась в Смерть, вслушивалась, стараясь понять, что же это ждёт меня в момент моей собственной, такой скорой, как ясно виделось, смерти. Пыталась заглянуть под капюшон, тщилась задать вопрос. Смерть отвечала телепатически, и было трудно её хорошенько понять. От усилий звенело в ушах и до тошноты болел затылок. Удалось разобрать лишь вот что.
Смерть близко. Гораздо ближе, чем я полагаю. Ни дети, ни достижения, ни впечатления не помогут мне задержаться среди живых после смерти. Будут умирать мои близкие родственники, потом друзья, потом снова родня. Умрёт любимый мужчина. Вряд ли в ближайшие сто лет найдут лекарство от смерти, и ни мне, ни моим близким точно не стоит на него рассчитывать.
Прежде чем умереть, я буду долго болеть. Прежде серьёзной болезни меня будут покидать силы: сперва физические, затем умственные. Перед самой смертью наступит агония. Это будет больно и страшно. Страх будет хуже, чем сегодня на качелях, а боль хуже, чем всё, что я терпела прежде и вытерплю в будущем. При этом страх будет хуже боли: от страха будет намного больнее. В миг, когда этот кошмар закончится, облегчения не наступит. Вместо него наступит смерть.
Всё, что поможет облегчить боль и умерить страх, можно использовать: любые другие свои эмоции, зрителей и/или соучастников с их эмоциями, религию, медикаменты, медитацию. При этом ничто из применённых средств не изменит самого финала: после боли наступит смерть. Переживания, которые придут вместе с ней, останутся мне неизвестны до самой смерти.
Смерть мозга может наступить не сразу. Возможно, некоторое время мозгу всё ещё будет казаться, что тело живо. Возможны, также, другие иллюзии. Время в восприятии разлагающегося мозга может растянуться и вместить чуть ли не вечность. Наполнение этой вечности, в целом, непредсказуемо, но на его содержание могут, в частности, влиять созданные при жизни убеждения и другие привычки.
Смерть мозга может наступить моментально. Восприятие и прочие иллюзии могут мгновенно прекратиться.
Отменить смерть нельзя. Отсрочить смерть можно лишь на более или менее короткий срок.
Сегодня Смерть увязалась за мной на прогулку в парк. Сначала я не знала, что она со мной, но когда во время игры в бадминтон мне стало трудно бегать и прыгать, а у моего старшего спарринг-партнёра потемнело в глазах, заболела голова и случился спазм внизу живота, так что пришлось сделать перерыв, я заподозрила неладное. Мы дошли до парка аттракционов и, памятуя о своей детской и юношеской любви к каруселям, я купила билет на большие качели "Ладья". Вход на качели был закрыт, но билетёр вышел на мой оклик и отпер замок.
-- С какой стороны лучше вид?" -- поинтересовалась я.
Билетёр указал на западную сторону и, уловив мои сомнения, пояснил:
-- Вид на парк. С той стороны -- на город, одни дома.
Удовлетворённая ответом, я уселась с западной стороны, спиною к солнцу. Он проверил запирающее устройство и пошёл запускать машину. Ладья оказалась гораздо больше, чем представлялось вначале: шире, длиннее и выше. Сидя на высоком помосте, я задрала голову и, глядя на гигантские опоры качелей, внезапно вспомнила разом все кино-эпизоды с крушением аттракционов.
-- Скажите, а как долго эта штука уже тут стоит? -- крикнула я.
-- В смысле "как долго"? -- переспросил начальник аттракциона.
-- Сколько месяцев?
-- Да уж года три...
Три года показались мне хорошим сроком: не слишком коротким, но и не слишком долгим. Я немного успокоилась.
Лодка начала раскачиваться и набирать высоту. Привычно ахая на воздушных ямах, я терпеливо ждала, когда из-за длинной одноэтажной хозяйственной постройки, перекрывшей обзор, станет виден парк. На четвёртом взлёте качели слегка приподнялись над ней, на долю секунды приоткрыли панорамный вид и тут же полетели вниз. В тот же момент Смерть подвинулась ко мне поближе и положила руку на спинку сиденья, как бы полуобняв меня. Стало жутко. Дыхание перехватило. Мне вдруг показалось, что больной позвоночник вот-вот переломится в районе шеи, а голова навсегда потеряет связь с телом или даже совсем оторвётся. Я со стоном охнула и напряглась, решая при следующем движении вперёд и вниз держать голову лицом к земле. Так, конечно, будет ничего не видно, зато моя голова останется при теле. Было немножко жалко лишиться красивого вида, так что при следующем взлёте я постаралась держать голову прямо как можно дольше, а в самом начале падения быстро опустила лицо. Действительно, сила инерции так ощущалась гораздо слабее. Можно было даже отвлечься от ощущения воздушной ямы и на секундочку представить себе, что никакого скоростного падения нет. "Ой-мамочки", -- выпалила я, пролетая нижнюю точку. Смерть приобнимал меня всё фривольнее.
Дальше я уже только ахала и причитала. Ложная гордость и стыд не позволяли мне кричать в голос. Жадность моя всё ещё стремилась не упустить красот пресловутого панорамного вида, заставляя голову всякий раз на взлёте подниматься в слепой надежде. Страх же смерти заставлял судорожно вцепляться в поручень и опускать лицо в начале каждого падения. В панике я давала себе клятвенное обещание отныне наслаждаться панорамными видами только с колеса обозрения. "Оно медленное!!! Безопасное!!!" -- мысленно орала я на себя от страха.
Примерно на десятом махе, заметив, что красоты всё равно не доходят до сознания, я решила сдаться и закричала, что больше не могу, что сдаюсь и хочу на ручки землю. Я громко каялась и во всеуслышание сознавалась, что переоценила свои силы, здоровье и даже возраст. Я смиренно признавала, что, очевидно, сделалась слишком стара для таких приколов и смиренно просила лишь об одном: сжалиться и как можно скорее опустить меня на твёрдую землю. Сойдя с "лодочки" я попыталась оправдаться перед парой зрителей из сотрудников парка:
-- Вероятно, на таких больших качелях нельзя кататься в одиночку. Когда народу много, должно быть не так страшно...
Сотрудники ободряюще соглашались. Прогулка продолжилась, а затем я простилась с гулявшей со мною компанией. Смерть сопровождала меня до самого дома.
Весь вечер мы со Смертью просидели в комнатах одни. Вечерние сумерки постепенно сгущались в полуночный мрак. Я вглядывалась в Смерть, вслушивалась, стараясь понять, что же это ждёт меня в момент моей собственной, такой скорой, как ясно виделось, смерти. Пыталась заглянуть под капюшон, тщилась задать вопрос. Смерть отвечала телепатически, и было трудно её хорошенько понять. От усилий звенело в ушах и до тошноты болел затылок. Удалось разобрать лишь вот что.
Смерть близко. Гораздо ближе, чем я полагаю. Ни дети, ни достижения, ни впечатления не помогут мне задержаться среди живых после смерти. Будут умирать мои близкие родственники, потом друзья, потом снова родня. Умрёт любимый мужчина. Вряд ли в ближайшие сто лет найдут лекарство от смерти, и ни мне, ни моим близким точно не стоит на него рассчитывать.
Прежде чем умереть, я буду долго болеть. Прежде серьёзной болезни меня будут покидать силы: сперва физические, затем умственные. Перед самой смертью наступит агония. Это будет больно и страшно. Страх будет хуже, чем сегодня на качелях, а боль хуже, чем всё, что я терпела прежде и вытерплю в будущем. При этом страх будет хуже боли: от страха будет намного больнее. В миг, когда этот кошмар закончится, облегчения не наступит. Вместо него наступит смерть.
Всё, что поможет облегчить боль и умерить страх, можно использовать: любые другие свои эмоции, зрителей и/или соучастников с их эмоциями, религию, медикаменты, медитацию. При этом ничто из применённых средств не изменит самого финала: после боли наступит смерть. Переживания, которые придут вместе с ней, останутся мне неизвестны до самой смерти.
Смерть мозга может наступить не сразу. Возможно, некоторое время мозгу всё ещё будет казаться, что тело живо. Возможны, также, другие иллюзии. Время в восприятии разлагающегося мозга может растянуться и вместить чуть ли не вечность. Наполнение этой вечности, в целом, непредсказуемо, но на его содержание могут, в частности, влиять созданные при жизни убеждения и другие привычки.
Смерть мозга может наступить моментально. Восприятие и прочие иллюзии могут мгновенно прекратиться.
Отменить смерть нельзя. Отсрочить смерть можно лишь на более или менее короткий срок.