- Я покажу вам свой лагерь, - сказал барон, когда я приблизился.
- Послушайте, барон, если вы собираетесь меня разбудить, как этого китайца…
- Ну что вы, - сказал барон и улыбнулся. - Чапаев небось понарассказывал вам всяких ужасов. Я не такой.
Он взял меня под локоть и повернул к земляным воротам.
- Прогуляемся среди костров, - сказал он, - посмотрим, как наши ребята.
- Я не вижу никаких костров, - сказал я.
- Не видите? - сказал он. - А вы посмотрите внимательней.
Я опять поглядел в просвет между двумя оплывшими земляными буграми. И тут барон неожиданно толкнул меня в спину. Я полетел вперед и повалился на землю; его движение было настолько резким, что на секунду мне показалось, что я калитка, которую он сшиб с петель ударом ноги. В следующий момент какая-то зрительная судорога прошла по моим глазам; я зажмурился, и в темноте передо мной вспыхнули яркие пятна, как это бывает, если пальцами надавить на глаза или сделать резкое движение головой. Но когда я открыл глаза и поднялся на ноги, эти огни не исчезли.
Я не понимал, где мы находимся. Холмы, летний вечер - все это исчезло; вокруг была густая тьма, и в этой тьме вокруг нас, насколько хватало глаз, горели яркие пятна костров. Они располагались в неестественно строгой последовательности, как бы в узлах невидимой решетки, разделившей мир на бесконечное число квадратов. Расстояние между кострами было где-то в пятьдесят шагов, так что от одного уже не было видно тех, кто сидел у другого, - можно было различить только смутные силуэты, но сколько там человек и люди ли это вообще, сказать с уверенностью было нельзя. Но самым странным было то, что поле, на котором мы стояли, тоже неизмеримо изменилось - теперь у нас под ногами была идеально ровная плоскость, покрытая чем-то вроде короткой пожухшей травы, и нигде на ней не было ни выступа, ни впадины - это было ясно по идеально правильному узору горящих вокруг огней.
- Что же это такое? - спросил я растеряно.
- Ага, - сказал барон. - Теперь, я полагаю, видите.
- Вижу, - сказал я.
- Это один из филиалов загробного мира, - сказал Юнгерн, - тот, что по моей части. Сюда попадают главным образом лица, при жизни бывшие воинами. Может быть, вы слышали про Валгаллу?
- Слышал, - ответил я, чувствуя, как во мне растет несуразное детское желание вцепиться в край бароновой рясы.
- Вот это она и есть. Только, к сожалению, сюда попадают не только воины, но и всякая шелупонь, которая много стреляла при жизни. Бандиты, убийцы - удивительная бывает мразь. Вот поэтому и приходится ходить и проверять. Иногда даже кажется, что работаешь здесь чем-то вроде лесника. (с) Виктор Пелевин. "Чапаев и Пустота"
- Послушайте, барон, если вы собираетесь меня разбудить, как этого китайца…
- Ну что вы, - сказал барон и улыбнулся. - Чапаев небось понарассказывал вам всяких ужасов. Я не такой.
Он взял меня под локоть и повернул к земляным воротам.
- Прогуляемся среди костров, - сказал он, - посмотрим, как наши ребята.
- Я не вижу никаких костров, - сказал я.
- Не видите? - сказал он. - А вы посмотрите внимательней.
Я опять поглядел в просвет между двумя оплывшими земляными буграми. И тут барон неожиданно толкнул меня в спину. Я полетел вперед и повалился на землю; его движение было настолько резким, что на секунду мне показалось, что я калитка, которую он сшиб с петель ударом ноги. В следующий момент какая-то зрительная судорога прошла по моим глазам; я зажмурился, и в темноте передо мной вспыхнули яркие пятна, как это бывает, если пальцами надавить на глаза или сделать резкое движение головой. Но когда я открыл глаза и поднялся на ноги, эти огни не исчезли.
Я не понимал, где мы находимся. Холмы, летний вечер - все это исчезло; вокруг была густая тьма, и в этой тьме вокруг нас, насколько хватало глаз, горели яркие пятна костров. Они располагались в неестественно строгой последовательности, как бы в узлах невидимой решетки, разделившей мир на бесконечное число квадратов. Расстояние между кострами было где-то в пятьдесят шагов, так что от одного уже не было видно тех, кто сидел у другого, - можно было различить только смутные силуэты, но сколько там человек и люди ли это вообще, сказать с уверенностью было нельзя. Но самым странным было то, что поле, на котором мы стояли, тоже неизмеримо изменилось - теперь у нас под ногами была идеально ровная плоскость, покрытая чем-то вроде короткой пожухшей травы, и нигде на ней не было ни выступа, ни впадины - это было ясно по идеально правильному узору горящих вокруг огней.
- Что же это такое? - спросил я растеряно.
- Ага, - сказал барон. - Теперь, я полагаю, видите.
- Вижу, - сказал я.
- Это один из филиалов загробного мира, - сказал Юнгерн, - тот, что по моей части. Сюда попадают главным образом лица, при жизни бывшие воинами. Может быть, вы слышали про Валгаллу?
- Слышал, - ответил я, чувствуя, как во мне растет несуразное детское желание вцепиться в край бароновой рясы.
- Вот это она и есть. Только, к сожалению, сюда попадают не только воины, но и всякая шелупонь, которая много стреляла при жизни. Бандиты, убийцы - удивительная бывает мразь. Вот поэтому и приходится ходить и проверять. Иногда даже кажется, что работаешь здесь чем-то вроде лесника. (с)
Виктор Пелевин. "Чапаев и Пустота"
Reply
Leave a comment