(no subject)
Серия биографических драбблов или, может, большой фик о жизни Мэг до W7.
~ Чистая октава
~ К ветру круче, не дрейфь, салага!
~ И всегда ходи с бубей, если хода нету!
~ Ведь с нами Бог и шкипер дядя Джон!
~ Карамба! Пей и позабудь!
~ Главы с 0 по 5
~ Ё-хо-хо, это так смешно!
~ Что скорее: сплясать на рее или лечь на дно...
~ И ветер шевелит роскошные усы
~ Эй налейте, сволочи, налейте!
~ Веселый Роджер вьется на ветру.
~ Страшно, солоно и горько...
- Круууто!
- Ха! Вот она, Канайма, черт её подери!
- Земля!
Святой Патрик подплывает к Калико. Это первый остров, который она видит за все это немаленькое время. Да уж, год прошел, ничего не скажешь. Поэтому остается только покрепче вцепиться в борт - ветер шатает судно - будь здоров. Соленые брызги летят в лицо. Мэг старается не дышать.
« Не стоит бояться бури», - говорит ей плотник, он тут, где-то рядом и неизменно с молотком. Когда они причалят, им предстоит куча работы! Надо бы пройтись по магазинам, купить инструменты и гвоздей, ещё досок и кое-что из снастей. А тут вот нате вам - буря. Волны за бортом поднимаются до нескольких метров, и восьмилетней девчонке поневоле становится жутковато от мысли, что было бы, окажись она там, за бортом. Но она все ещё тут, она смотрит жадно. Она учится бороться со страхом, глядя на помутневшую воду за кормой, на пенные концы волн, пробегающие совсем близко от лица. Наверное, если бы у океана было лицо, он был бы кудрявым, как плотник. И седым. А глаза были бы, пожалуй, такие же темные и бесконечно глубокие. От которых легкие горят под давлением воды.
«Не пытайся просверлить там дырку - упадешь в море», её хватают за шкирку и ведут в трюм насильно. Она и так похожа на щенка - мокрая и глаза горящие.
Калико - это город тысячи огней. Он слепит глаза множеством маленьких фонариков, он скрипит старыми навесными мостами, он шумит водой из водопадов. Он кричит голосами неугомонных торговцев, каждый из которых готов впихнуть им что-нибудь из разных уголков южного океана.
- Девочка, посмотри какой веер! С самой Альта Ларги!
Её хватают за рукава, а она одна, у неё всего ничего денег, которые у неё ещё не украли. Мэг по пояс большинству прохожих.
- Слушайте, - у ребенка усталый и размеренный голос, - на Альта Ларге не делают вееров.
И пойти дальше. Сквозь район красных фонарей, стоны и вздохи, туда, в маленькие злачные переулочки, из которых тянет специями и машинным маслом, там, где в глубине небольших лавочек с роскошными коврами можно подобрать что-нибудь ценное. От дыма из трубок хочется чихать, а внимательные глаза уже следят за маленькой девочкой в безразмерном комбинезоне и большой шапке.
- Ты что-то ищешь, милая?
Сухой, как наждачная бумага, голос совсем рядом от неё. Совсем рядом от той штуки, что привлекла её внимание. Таких диковинных вещей она в жизни не видала.
- Негоже такой юной особе интересоваться оружием.
Она быстро откладывает диковинки подальше, отступая на пару шагов. А потом глядит на продавца, чье морщинистое лицо напоминает ей старую иву. Он вообще похож на дерево - старое и скрюченное. Она смотрит на его кустистые брови, за которыми теряются светлые, на удивление живые глаза. А потом осторожно подходит поближе. И снова возвращается к созерцанию, осматривая каждый уголок старой лавочки. И останавливается около маленьких корабельных моделей. И приходит в себя только тогда, когда чья - то рука опускается ей на плечо.
- Черт тебя подери, Мэг, куда-то от нас забралась-то? - их навигатор улыбается во все тридцать два золотых зуба, тормоша светлую макушку, - нашла куда забраться!
Он неодобрительно косится на продавца, на Мэг, а потом она вдруг обнаруживает, что кошелек куда-то делся. А ну и черт с ним, там было всего пятьдесят бэли. Продавец загадочно улыбается и отдает ей маленький кораблик под недовольные причитания их навигатора.
А потом, когда они выходят на большой проспект, она засовывает покупку в сумку. На нем написано «Water 7».
- Так где, ты говоришь, мы собираемся?
- Ааа, вкуснятина! - капитан бьет себя по коленке и оглушительно смеется. И Мэг с ним совершенно согласна, она бы даже крикнула что-нибудь, не будь её рот занят весьма аппетитной куриной ногой. В таверне «Три обезьяны» умеют накормить. Из окна видны огни Теппуи. Как объяснил плотник, это мирный город, с которым калико и его обитатели не имеют ничего общего. И вообще, там дозорные. А ещё здесь громко шумит Каскаддо - самый большой водопад в мире. Но пираты кричат ещё громче. Вся их команда орет так громко, что она даже не решается ничего сказать и пьет свой сок.
Вечер проходит под шум и гам, под хохот пышногрудых девиц и пляски на столах.
- Мы отправляемся на Grand Line, уроды! - пьяный канонир несвязно бормочет, а потом она облепляют её со всех сторон, - а ты знаешь, что должно быть у каждого пирата, который туда отправляется?
Она отрицательно качает головой, а мужчины наперебой показывают ей корабли на предплечьях, купола на груди, канаты на запястьях и якоря на коленях.
- Если ты настоящий моряк, - под одобрительный вой толпы возвещает он, - ты должен это доказать! Иначе не возьмем с собой!
- Смотрите-ка, вернулась!
Мужчины пьяно смеются, еле продирая глаза, когда она возвращается под утро. Когда натягивает шапку до самого подбородка, а плотник, второй трезвенник в их компании недовольно качает головой. Она слишком гордая для своего возраста. Да, вспыльчивая ещё.
- И ведь знала же, что на «слабо» берут. Мэг, а ну покажи…
Он её встряхивает, когда девочка отворачивается. А под ухом у неё маленький, аккуратный гаечный ключ. И вокруг красное все и чешется. Ну и балда же она, эта девочка. Она потом ещё поломается, а потом расскажет. Как страшно ей было, и как она мужественно терпела все пытки, что над ней совершали.
А показать татуировку получится только на корабле, когда их будут дозорные догонять.
- Вааа!
Корма качается ровно, мерно, а их навигатор лицом прирос к Лог Посу. Она ещё не очень хорошо понимает разницу места, по ней так море одинаково сине-зеленое, небо чистое, а ещё очень приятный ветер. И работать не хочется, хочется забраться на мачту и сидеть там часами. А надо работать, ещё три дырки в корабле остались без внимания, а они так шустро улепетывали от дозорных! В такие моменты она удивленно себя останавливает. Это привыкание произошло так быстро, что порой даже страшно. По другую сторону оказаться - как два пальца об асфальт. Ей, привыкшей делить мир на черное и белое, приходится с неохотой признавать, что он куда больше, шире, серее и объемнее, чем она могла бы себе представить. И все это ещё предстоит упорядочить в своей голове.
А пока просто наблюдать за командой. Все в таком диком радостном возбуждении - ну как же, Гранд Лайн, легенда, желанное место любого моряка. Кто-то берет с собой целый флот, кто-то плывет в лодке, кто-то, как они, на одном судне. И шансы у всех одинаковые. Мэг честно проспала момент, когда они оказались на Гранд Лайн - устала слишком после работы и отключилась. А когда выбежала на палубу, вокруг было только море. И высокое, слепящее глаза синее небо.
-Нечестно! - заорала она под дружный хохот команды.
Их первая остановка - Виски Пик. Она вообще как-то спокойно относится к их первому острову на пути большого приключения, а он, даром, что город праздников, совсем-совсем не похож на Калико. Ей тут нечего делать - пить не умеет, праздновать - не приучена, как всегда бредет одна, куда глаза глядят. Ловя лица случайных прохожих. Ловя запахи улиц, которые немного тревожат, потому что на них не так много народу. Все сравнительно хорошо, а её, кажется, укачало на новых волнах. Поэтому когда в лицо ей ударяет полами длинной и тяжелой шубы, она непроизвольно шарахается в сторону от высокого мужчины с кривой ухмылкой. От него пахнет дорогим табаком и ещё чем-то едким, таким, что оторопь берет, а ещё у него крюк, кажется, вместо левой руки. Обладатель шубы быстро скрывается где-то вдалеке и даже когда она бежит в след - ну надо же рассмотреть получше - найти нигде не может. А ну и ладно, взвалив сумку на плечо, решает она и идет дальше. Какая ей к черту разница, кто и куда пошел?
Разница ей начинает быть важной уже под вечер, когда она возвращается на «Святой Патрик» практически пустой, не считая плотника и навигатора. Они о чем-то негромко разговаривают, глядя на мерцающие огни большой пирушки. На свет сотни факелов и приглушенные веселые восклицания. Скоро все закончится, и они снова соберутся вместе и отплывут. У навигатора Лог уже настроился на их следующий остров. Время до ночи проходит с пользой - делать нечего и они латают корабль. Дырки, наконец, приведены в божеский вид, на небе высыпали звезды и огромная луна. Они втроем на огромном корабле в пучке света - праздник закончился и, пожалуй, только они одни бодрствуют.
Одни. Да не совсем.
-Пойди, разбуди их, - плотник тормошит её за плечо вдруг посреди ночной тишины, подталкивает в спину. Мэг пожимает плечами, потому что она в полусне, не хочется думать особо, зачем ей куда-то идти и почему непременно посередь ночи без фонаря. Итак светло - луна настолько огромной кажется, что глаза привыкают к темноте почти что сразу. Улицы пустые, будто вымерло все, разве что храп команды. В кустах копошатся кошки или ещё какие ночные животные, а она, зевая, по памяти ищет таверну, где лицом в салатt спит их капитан.
Протяжно скрипят несмазанные двери, и она протискивается мимо спящих. Фигура капитана узнаваема безошибочно в его глупой треуголке с большим белым пером.
- Эй, капитан…
И тут её протыкают. Ей кажется, что воздух перекрывают насовсем, что металл жжет где-то в солнечном сплетении, она рвано отпрыгивает куда-то в сторону, хватаясь двумя руками за грудь, и катится кубарем под стол. Звон битого стекла приводит её в чувство.:Жива, показалось. Она видит ноги, чьи-то ноги в грязных сапогах, а потом и руки, которые тянутся к ней, стараясь поймать за шкирку. И они ловят, тащат наружу, несмотря на все царапанья и копошения. Ей страшно как никогда в жизни не было - страшно потому, что она не знает, что делать. Это не атака на Вольфурте, тут настоящие живые люди, у которых в руках оружие и которые, как это ни банально, хотят её убить. Ей на все наплевать, желание жить в ней пересиливает страх. Она не колеблется, когда у неё в руке оказывается острый стеклянный осколок.
Капитан просыпается от воплей - от её крика и от воплей высокого громилы, который держится за лицо. Капитану кажется, что это продолжение пирушки, а через пару минут вся таверна похожа на большое побоище - все друг друга метелят без разбору. Она на четвереньках ползет между ними, изредка вынимая отвертки и всаживая их в ногу тем, кто хватает её за майку, за пояс шорт, кто хочет оставить её в этом кромешном аду. Конечно, ей страшно. Страшно потому что начинают греметь выстрелы, ей всего восемь лет, а её жизнь висит на волоске. А ещё ей страшно, потому что она не испытывает угрызений совести. Это ведь нормально, что она увечит людей? Это ведь нормально, что она хватает револьвер, кем-то оброненный и бежит, куда глаза глядят, туда, в темноту?
А разборки медленно перетекают на свежий воздух. Из кустов и углов вылезают люди, с оружием, с угрожающим блеском в глазах. А она не умеет стрелять, точнее знает как, но никогда не пробовала. Она собирала мушкеты на Вольфурте, но никогда не брала их в руки, чтобы использовать по назначению. Она пятится и бежит, чудом отскакивая от пуль. Их команда собирается около корабля, спешно в него забираясь, отстреливаются от врагов. Ей потом скажут, это были наемники, охотники за головами, ну с кем не бывает.
Подбегая к кораблю, она все же попадется, а потом, когда будет отлеживаться в трюме ещё недельку. Если бы плотник не заметил в трубу кучу могил, они бы, наверное, тоже погибли. Если бы она не разбудила капитана, всех бы их как свиней перерезали. Ей немного задело плечо, но трясет её не от этого. И ни одни извинения ей не помогут, потому что смелости спустить курок ей все-таки хватило. Она говорит, плотнику, захлебываясь слезами, - пошла на поводу у слабости. Они говорят - прошла боевое крещение.
- Аааа?!
И ветер шевелит роскошные усы их капитана. А он такой гордый-гордый и неприступный, а она такая маленькая-маленькая и орет.
- Почему мы должны обязательно сходить на этом острове?
А он стоит и тупо улыбается, глядя на показывающийся впереди скалистый островок. Этот шумный ребенок его веселит, эти горящие зеленые глазищи, широко раскрытые. И в шапке этой своей дурацкой она как мальчишка, право слово. И гаечным ключом трясет грозно-грозно.
- Лог Посу нужно настроиться, - он теребит густую бороду, - да и плотник говорит, что вам недостает чего-то для корабля.
Последнее, к её неудовольствию, было правдой - пора было закупаться. Древесины уже не хватало, а последние гвозди она самолично забила сегодня утром. Она только бурчит что-то, разворачивается и с грохотом удаляется в трюм под смех матросов. Долго сидит у себя в гамаке, глядя на дырявый носок. А потом в иллюминатор, где соленые брызги мерно оседают на стекле. Ей стыдно себе признаться, что она просто боится сойти на берег. После их последней остановки она вообще всего боялась. Это было противно двуличное состояние - страх и в то же время приливающая отвага. Страх того, что она становится не похожей на себя. Отвага, потому что она становится сильнее. Для чего это было нужно и было ли нужно вообще - этот вопрос она себе задавала с частотой, не свойственной восьмилетней девочке. А закрывая глаза и вспоминая слова Фаннара, закусывала губы и шла чинить корабль дальше.
Молчание. В воздухе повисло просто нечеловеческое молчание. Они идут уже пятнадцать минут и ничего не говорят друг другу. Она глядит по сторонам - ну ещё бы, такое место странное, тут рыболюди ходят, страшные такие, смотрят странно, того гляди сожрут. А плотник только смеется, когда она хватает его за штанину и подталкивает, что-то изредка объясняя. А так они молчат. А потом, в какой-то момент она теряет его из виду, совсем, оставаясь посередь незнакомого места. Она только крутит головой поспешно и пинает камни под ногами.
- Ты потерялась, милая? - у неё над ухом раздается густой бас. И рыбочеловек приветливо улыбается во все 54 зуба.
А ей ещё страшнее, чем прежде, а её тут же ведут в какую-то забегаловку, кормят, смеются, расспрашивают. Чудаковатая человеческая девочка только хохлится и скромно мнется.
- А мечта у тебя есть? - мальчонка, ещё меньше её самой с большими рыбьими глазами навыкат, смотрит на неё доверчиво и восхищенно. В такт её голосу гремят отвертки и гвозди.
- Наверное, - она надвигает шапку на глаза, - хочу…хочу быть плотником.
И тут же удивленно молчит, будто сама не верит в то, что говорит. И вот ведь правда, она совсем не думала ни о чем таком. Она всегда хотела чинить, копошится в механизмах, работать руками, все в таком роде. А мечта…мечта должна быть большой. Такой, навроде встретить принца и жить долго и счастливо.
- Самым лучшим.
Она елозит на стуле под дружный смех её случайных собеседников. И от этого она чувствует себя серьезной, как в ту ночь, когда убежала из дома. Они смеются, значит, она обязательно должна это сделать! Чтобы никто не смеялся над ней. Над её…желанием? Мечтой? Черт его знает.
- Тогда тебе точно надо в Water 7. Ты знаешь про него, девочка?
Активное мотание головой.
- Там живут самые лучшие плотники в мире и даже тот, кто создал корабль короля пиратов!
- Да, Том, старый проходимец, хаха!
- Так ты говоришь, хочешь стать плотником, такая маленькая!
- Ещё и девочка! В этот вечер она болтала без умолку.
-Вот значит как? - плотник глядит на неё своими большими добрыми глазами. Они у него всегда такие, даже когда он ругается. Глядишь, и хочется под землю от стыда провалиться. Прямо сейчас. А ей, стоящей чуть ли не по струнке и впопыхах рассказывающей о чудесном водном городе - ещё больше. Она ему все как на духу выдала, без задней мысли, а теперь мялась, теребя свою безразмерную шапку.
Мечта…это такое странное слово, ещё страннее рассказывать о ней плотнику, глядя в эти его глаза. Ей не хочется сомневаться в том, что она говорит, совсем-совсем. Ей кажется, что сомнения надо оставить там, откуда она уплыла. Что сомнения и страхи - это для девочки Маргариты, а ей, Мэг, надо быть гордой и идти к цели. Коль скоро она, наконец, обозначилась. И как будто с неё сняли валун, отчего дышать стало проще, чтобы захлебываться словами. Чтобы кровь бежала по венам, для того, чтобы она могла махать руками и краснеть. Чтобы в голове стучало, для того, чтобы её голос был громким и уверенным.
А он поглядит на неё, потормошит задумчиво по волосам, а потом достанет из кармана яркую заколку и уберет ей кусок челки, закрывающий правый глаз.
- А это ещё зачем? - она трогает железку на ощупь. Та прохладная и с замысловатым цветочным узором.
- Разве ты не знаешь, - он теребит кудрю, - каждый плотник должен носить что-то, что напоминает ему о хорошо сделанной работе.
И уносит ящик с гвоздями, оставляя её одну на палубе, глядеть на яркий блин солнца, с шипением опускающийся вниз. А она срывает заколку с головы и идет к борту. И вертит чертову заколку в руках.
- Тебе бы волосы отрастить, - капитан вечно вылезает, как черт из табакерки. Курит, - и от шапки этой глупой избавиться. Я гляжу, плотник тебе заколку подарил.
А она прячет маленькую блестящую штуку в сухих маленьких ладонях.
- Это у него от семьи осталось, - он лениво чешет бороду. И стоит позади, пока она дрожащими руками старается нацепить заколку обратно. Выходит кривовато, но вполне сносно.
- А вообще, Лог настроился на Джайю, - он выпускает колечко сизого дыма, - скоро снова будем сходить на берег.
- Аааа?!
А он такой гордый-гордый и неприступный, а она такая маленькая-маленькая и орет.
- Почему мы должны обязательно сходить на этом острове?
И ветер шевелит роскошные усы.
-Ну, просто красавица, бог мой, ваша малютка такая милая, я никогда не предложил бы плохого такой хорошей девочке, ну что вы, что вы, это точно с Амазон Лили, да-да!
Продавец в маленьком магазинчике тараторит без умолку. Это все очень неправильно, ей душно в дурацкой юкате, что ей решили купить. Решали недолго и, кажется, по пьяни. Потому что прибытие на Джайю ознаменовалось попойкой. Как бы она не просила, как бы ни стучала ногами и ни увещевала, что в прошлый раз их чуть не убили, а теперь тут ещё и другие пираты, от неё только отмахивались. Ну, в самом деле, остановить толпу мужиков на берегу - самоубийство. Ей, как всегда, занялся плотник. Их стандартный обход по магазинам затянулся в большую прогулку по окрестностям и по побережью. Он что-то негромко рассказывал, но она не слушала, потому что разглядывала причудливые перистые облака в небе, высоко задрав голову. Так высоко, что когда она врезается во что-то твердое, она долго ругается и трет ушибленный нос. А потом с ужасом смотрит на большого человека в каких-то непонятных доспехах. Моргает. У него странная прическа, которую она беззастенчиво рассматривает. А ещё руки сложены и взгляд такой сурово-укоризненный.
Плотник сгребает её в охапку и что-то негромко объясняет, кивая на неё, а она за собственными гневными воплями и копошением ничего не слышит почти, кроме «дивизия», «три», «Джайя», «недолго». И они быстрым шагом расходятся, а вместо объяснений её опекун тащит её в этот дурацкий магазин.
Лог настраивается ровно четыре дня. Это девочка выпытала у навигатора, когда пришла хвастаться кимоно. Это, в некотором роде даже её веселило, ну а что, её не принимали за пиратку, к ней не так часто приставали, вообще к ней вся команда стала милее относиться. А ещё, конечно, можно было гулять. Все нужное было закуплено почти сразу, поэтому дни обещали быть наполнены праздностью. И первым делом она понеслась на пляж, сверкая пятками. Как сказал ей капитан в двух словах, тут на острове есть ещё одна пиратская команда, чей командир такой большой и сильный, что лучше просто не лезть. Но Мэг глодало любопытство, и она часами могла бродить по песку или смотреть на огромный, раза в четыре больше их собственного, корабль. И на огромную кучу народа, что оттуда выходил. И на большой флаг со скрещенными костями.
А потом шла в таверну и, продравшись через толпу мужиков к стойке, просила чего-нибудь не алкогольного под дружный хохот кучи пьяных мужиков. Это стало уже почти привычным, или, наверное, просто перестало задевать. Она только потягивает свой сок через трубочку и косится на больших «дядек».
Все происходит, как в кино - запах спирта становится в разы сильнее, глаза щиплет, хочется чихать, а красивое кимоно безнадежно промочено и испорчено противным пятном чего-то крепкого. Виновник находится быстро - вот он, уже отвернувшийся, в какой-то непонятной рубашке и странных ботинках, и с не менее странной прической. И, кажется, только что принялся жевать баранью ногу. Такого вопиющего безобразия она в жизни не видела.
- Эй, ты.
Тишина и громкое чавканье. Мокрая девочка начинает злиться.
- Эй…
На неё с интересом оборачиваются. Чавканье на секунду прекращается и обидчик по-птичьему косится на готовый к извержению маленький белобрысый вулкан. Отворачивается.
- ЭЙ, ТЫ, АНАНАС ХЕРОВ!
Когда их через пару минут, а точнее, когда её отдирают от незнакомого загорелого мужчины - у него половина её кимоно, а у Мэг пучок светлых волос в кулаке. У девочки набухла ссадина на коленке, а у него все лицо исцарапано. Все произошло быстро - парой слов не успели обменяться, а ананас вежливо попросил не отвлекать его от еды и пойти проветрится. За что был облит собственным питьем, и макароны, что он ел, оказались у него за шиворотом. Что потом случилось - ясно. Он был сильнее, а она меньше и ловчее. И фыркая сейчас, она отплевывала попавшие в рот злосчастные макароны. А он потирал лоб, со свежими следами молодых зубов.
Они друг на друга глядят волком, а кто-то пытается их помирить, они синхронно что-то бурчат, а её, помятую изрядно, ставят на ноги. А она лишь гордо поправляет ошметки дорогущей юкаты и, как ни в чем ни бывало, глядит на обидчика. У него на груди большой крест с усами, красный, девочка удивленно моргает, припоминая что-то. У неё волосы торчком и злые зеленые глаза, а капитан первой дивизии Белой Бороды думает, что только этого ему не хватало.
- Эй ты, ананас…- голос девочка подает внезапно, что-то сосредоточенно обдумывая про себя.
- У меня есть имя и вполне сносное. Марко. - он зачем-то представляется, хотя знает, что забудет эту девочку выйдя за порог.
- Ладно, - она недовольно дергает плечами, - значит так, Марко. В следующий раз я тебе точно задницу надеру.
Под дружный хохот всей таверны возвещает девочка восьми лет.
- Подрасти сначала, потом может у нас что и склеится, - сдерживая порывы смеха, произносит он, забывая, что пару минут назад готов был прибить мелкую выскочку.
Она гордо уходит, а он вспоминает, что не спросил, как её зовут, и жует баранью ногу.
Чайки кричат очень громко. Просто плачут у самой водной глади, изредка выхватывая на лету пару рыбешек. Небо высокое и чистое, без единого облачка, так, что, кажется, что нет никакой разницы между землей и небом. Они просто плывут в пронзительной голубой сфере, которая пахнет солью и чем-то щемящим у самого сердца. Но если подойти к самой корме, свесить растрепанную светлую голову вниз, то ты видишь зеленоватую из-за тени корабля водную гладь, под которой иногда видно разных морских обитателей. И соленые брызги попадают в глаза. Их противно щиплет до слез и девочка шарахается обратно, карабкается на самую высокую мачту и дремлет под лучами полуденного солнца.
Когда беспорядочные тени заставляют открыть глаза. И заорать как никогда в жизни. Потому что вокруг неё она видит перья. Какие-то нереально большие, сказочные, почти металлически блестящие - а в следующую минуту её едва ли не сдувает с мачты, Мэг едва успевает зацепиться за дерево.
Она быстро спускается вниз, только для того, чтобы, как и остальная часть команды, прилипнуть к борту от удивления. Не часто приходится видеть такое количество гигантских орлов. Кто-то торопливо собирает паруса - от взмахов могучих крыльев подплыть к острову почти невозможно. Да и сам остров, одно слово что остров, большая скала. Нет. Большое гнездо.
Ветряной остров, как говорит старичок, что ведет их на самый верх, лишь верхушка большого острова, что ушел под землю ещё очень давно, когда первые моряки ещё только выплывали на Гранд Лайн. Большие орлы селились тут всегда - верхушка полна выбоин и пещер, которые птицы используют как гнезда. Их тут действительно много. Остров обитаем - птицы никогда не трогают людей, как дед говорит, птицы благородные. А на птенцах можно даже кататься.
- Сейчас мы тебе подберем, - он немного причмокивает, поднимаясь круто в гору.
Рядом с ней их навигатор и сам капитан, кряхтят и плюются от подъема на дальние дистанции. А потом у всех захватывает дух. С такой огромной высоты видно много птиц - их большие спины мелькают то тут, то там, так, что едва видно море. А ещё облака очень близкими кажутся, и дышать тяжело от разряженного воздуха. Она совсем не мужественно шмыгает носом, поправляя заколки на волосах. Их с недавних пор стало две.
Она встает на четвереньки и высовывается, глядя вниз - там очень далеко до поверхности, дико страшно и очень ветрено.
- А вы как, их сюда позовете?
Она все ещё смотрит вдаль, щуря зеленые глаза.
- Да зачем же, все само и случится. Повезет, выберет тебя один и прокатит. Не повезет, отделаешься легким испугом.
- Да не боюсь я ничего…
Последнее слово выговорить не удается : кто-то сгребает за шкирку и с силой посылает легонькое девичье тельце в полет. Она только хватает руками воздух и в широко распахнутых глазах отражается небо, удаляющееся стремительно. Она кричит, но ветер съедает её крик, а легкие горят, а ещё очень страшно. Это ощущение падения, оно дикое, необузданное совершенно. Когда ветер задувает, когда ветер несет, а воздушный поток такой сильный, что её мотает из стороны в сторону. Ей кажется, что она падает целую чертову вечность, пока вдруг не чувствует рядом что-то твердое, за что можно ухватиться. И она хватается, по наитию, крепко, прижимаясь, что есть сил к тому, что ухватила. А потом, через пару секунд, решается открыть глаза, видя, как собственные руки судорожно сжимают угольно-черные, жесткие перья. Она летела. Летела на спине большого черного орла. Её губы судорожно хватают воздух, а глаза слезятся, а птица протяжно кричит и заламывает крутые виражи. Крен вправо, крен влево, а ветер готов сдуть маленькую девочку в любое мгновение.
А потом птица с протяжным криком пикирует. Отвесно, вниз, к воде. И ей снова страшно. Страшно и…не передать словами. Это чувство похоже на эйфорию с легкой толикой интереса, это когда адреналин подскакивает в крови, а тело распирает от восторга. Страшного восторга. Это когда сердце, кажется, останавливается, и, кажется, что ты летишь вместе с орлом, твои руки распростерты и ветер бьет по длинным и сильным маховым перьям.
А потом, у самой водной кромки он распрямляется, поднимая сноп блестящих на солнце брызг, и едва касается когтистыми лапами воды. А она хрипло смеется, касаясь воды пальцами. Это чувство подъема ей нравится. Ей нравится зарываться носом в большие черные перья.
От орла по кличке Зевс её приходится отдирать, а потом она долго фыркает, на оправдания капитана. Конечно же, они знали, что она не разобьется и все это был просто розыгрыш. Конечно, она в бешенстве, конечно, ей не понравилось.
Мэг никогда не скажет, что с той поры это ощущение ветра до дрожи в коленках не выходит у неё из головы. Ни за что и никому не расскажет, что сидеть на спине у огромной птицы - ужасно весело. Она вообще не любит птиц.
Говорят, тот, кто прокатился на спине у большого орла, всегда будет сухим из воды выходить. А те, кто посетил ветряной остров - будут дружны и неразлучны, и им сопутствовать любит удача.
Глядя, как их Веселый Роджер вьется на ветру, она не знала, что ветер несет перемены.
Это был её девятый день рождения. Конечно, ни о какой романтике не могло быть и речи, да и не знал об этом никто. Даже плотник. Девочка, благо была не дурочка, почему-то не хотела об этом говорить. Молча ждала этого дня, будто бы что-то особенное должно было начаться именно тогда, когда солнце скрылось за большим облаком. Они подплывали к Water 7, да и вся команда прибывала в радостном истощении после очередной погони. Тут Маринфорд совсем рядом, можно сказать, дозорные шуруют туда - сюда. Потемнело практически сразу, она ещё тогда головой завертела, мол, что за туча такая? Оказалась не туча - тучища.
Небо из синего, нет, ярко-голубого стало грязно серым, потом асфальтовым, а потом и угольно-черным с легкими росчерками молнии где-то за кормой.
Тряска началась практически сразу, когда в днище что-то глухо стукнуло и корабль повело. Так повело, что её почти за борт выкинуло. Палуба наполнилась криками - навигатора, капитана, плотника и остальных командных. Торопливо сворачивали паруса, носились в трюм и обратно. Её тоже торопливо утолкли в брюхо корабля - маленькой девочке не место было там, где матросы пытались сладить с неугомонной стихией. Никто так и не понял - то ли молния ударила в корабль, то ли кто-то с порохом игрался, но заметить огонь в лютый мрак и ливень удалось не сразу. Когда заметили, оранжевые язычки уже ползли на палубу. Её буквально выкурило из трюма - с криками и неприкрытым, животным страхом. Потому что дождь не мог сбить пламя, медленно пожиравшее корабль.
А потом пришла волна. Первая, она была ещё выше, чем та, которую Мэг видела пару лет назад, отчего коленки подкосились, а воспоминания заставляли кровь холодеть в предвкушении. В страшном предвкушении уходящей вниз вязкой черноты. Её отрывают от палубы, за шкирку, бесцеремонно, тащат куда-то. Она кричит и сопротивляется, хоть это и плотник, хоть он, сквозь ветер кричит ей что-то, приближаясь к борту. Корабль шатает, поднимая все выше, а ей, маленькой девятилетней дурочке, велят жить. Неважно как, где, но жить. И кидают за борт, в темную соленую воду.
Дыхание берется на автомате, потому что она даже не успевает закричать, хотя очень хочется. И последнее, что она помнит, это скрывающийся под водой их корабль, и знакомый флаг со скрещенными костями.
Она ничего не помнит из того, что было потом. Потому что волна утянула её вниз, закрутила и почти уволокла на дно, если бы не какая-то балка, на которой удалось задержаться в бессознательном уже состоянии. Мэг не помнила ничего кроме сдавившей легкие боли и черноты, щипавшей глаза. А потом, восходящим потоком её вынесло на поверхность, где она болталась в куче щепок, пока дождь барабанил по лицу и телу, которое, как кукольное перекинуто было через балку. А волны не прекращались. Сознание возвращалось кусочками, когда сил хватало отхаркнуть воду из легких да вцепится в доску, чтобы снова нырнуть в холодную воду, в которую буквально вбивало волной. Чтобы выплыть обратно и снова отключится. Раз, два, три, а потом она перестала считать. Осталось только чувство собственной беспомощности и страха, и звенящий в ушах голос. Голос, который она больше никогда не услышит. Где-то на затворках сознания она ещё понимала, что произошло, но огонек здравого смысла быстро гаснул в непробиваемой черноте.
Такой Аква Лагуны не было давно. И будет только через десять с лишним лет. Она не знала об этом, когда её доску прибило к острову-свалке. Прийти в себя удалось не сразу, а толчками, когда ты будто проваливаешься обратно в страшный сон. Через пару попыток она все же села. Солнце светило прямо в глаза и пахло морем. Чайки кричали все так же протяжно, как с утра. Ей казалось, что она снова на Святом Патрике, девочка вертела головой, в надежде, что плотник сейчас хлопнет её по плечу и позовет с собой. Но стоило чуть приоткрыть глаза, как оказалось, что она где-то в чужом месте. Одна.
«Где все?» - голова гудела, пытаясь затушить страшные образы из сна. Но чем больше Мэг хваталась за неё и скребла половицы неизвестного одноместного суденышка, тем быстрее понимала, что это был не сон. Они потерпели кораблекрушение. И, кажется, все погибли. Или их раскидало. Приходилось до крови закусывать губу, чтобы голова не лопнула от мыслей.
«Отвлечься, отвлечься»
Осторожно поползти к краю. Осмотреться. Кажется, здесь полно материалов. Надо сделать себе что-нибудь, где можно поспать. Да, она уснет, а проснется на своем уютном гамаке в крайнем правом углу трюма. Точно-точно. И наплевать, что все мышцы ломит, когда она отламывает и тащит толстые балки. Когда премерзко кашляет и сгибается в три погибели. Когда устало валится в собственноручно сколоченный ящик.
- Я тебе говорил, что она была прямо тут!
- Слушай, ты, чего только не придумаешь, чтобы отлынивать от работы! Ты хотя бы понимаешь, что для Том-сана этот поезд?
- Конечно, дураберг!
- Ах ты….!
Когда она продирает глаза, голоса совсем рядом, почти над ухом. А потом, стоит ей немного вылезти из шалаша, они смотрят друг на друга. Она и два рослых парня с голубыми и синими волосами. Остается только громко орать от ужаса, как пожарная сирена. И забиваться в угол.
Когда они наконец вытаскивают орущую и кусающуюся маленькую пигалицу, то, кажется, даже улыбаются. Она - их маленькая находка. Они - её маленькие соломинки.
- Как тебя зовут? - спрашивает её серьезный парень с белой банданой на голове.
- М-маргарита, - не думая, выдает девочка, хватаясь руками за собственный рот. А потом, подумав, отвечает, - но лучше зовите меня Мэг.
И не замечает, как глаза наполняются слезами.
~ Чистая октава
~ К ветру круче, не дрейфь, салага!
~ И всегда ходи с бубей, если хода нету!
~ Ведь с нами Бог и шкипер дядя Джон!
~ Карамба! Пей и позабудь!
~ Главы с 0 по 5
~ Ё-хо-хо, это так смешно!
~ Что скорее: сплясать на рее или лечь на дно...
~ И ветер шевелит роскошные усы
~ Эй налейте, сволочи, налейте!
~ Веселый Роджер вьется на ветру.
~ Страшно, солоно и горько...
- Круууто!
- Ха! Вот она, Канайма, черт её подери!
- Земля!
Святой Патрик подплывает к Калико. Это первый остров, который она видит за все это немаленькое время. Да уж, год прошел, ничего не скажешь. Поэтому остается только покрепче вцепиться в борт - ветер шатает судно - будь здоров. Соленые брызги летят в лицо. Мэг старается не дышать.
« Не стоит бояться бури», - говорит ей плотник, он тут, где-то рядом и неизменно с молотком. Когда они причалят, им предстоит куча работы! Надо бы пройтись по магазинам, купить инструменты и гвоздей, ещё досок и кое-что из снастей. А тут вот нате вам - буря. Волны за бортом поднимаются до нескольких метров, и восьмилетней девчонке поневоле становится жутковато от мысли, что было бы, окажись она там, за бортом. Но она все ещё тут, она смотрит жадно. Она учится бороться со страхом, глядя на помутневшую воду за кормой, на пенные концы волн, пробегающие совсем близко от лица. Наверное, если бы у океана было лицо, он был бы кудрявым, как плотник. И седым. А глаза были бы, пожалуй, такие же темные и бесконечно глубокие. От которых легкие горят под давлением воды.
«Не пытайся просверлить там дырку - упадешь в море», её хватают за шкирку и ведут в трюм насильно. Она и так похожа на щенка - мокрая и глаза горящие.
Калико - это город тысячи огней. Он слепит глаза множеством маленьких фонариков, он скрипит старыми навесными мостами, он шумит водой из водопадов. Он кричит голосами неугомонных торговцев, каждый из которых готов впихнуть им что-нибудь из разных уголков южного океана.
- Девочка, посмотри какой веер! С самой Альта Ларги!
Её хватают за рукава, а она одна, у неё всего ничего денег, которые у неё ещё не украли. Мэг по пояс большинству прохожих.
- Слушайте, - у ребенка усталый и размеренный голос, - на Альта Ларге не делают вееров.
И пойти дальше. Сквозь район красных фонарей, стоны и вздохи, туда, в маленькие злачные переулочки, из которых тянет специями и машинным маслом, там, где в глубине небольших лавочек с роскошными коврами можно подобрать что-нибудь ценное. От дыма из трубок хочется чихать, а внимательные глаза уже следят за маленькой девочкой в безразмерном комбинезоне и большой шапке.
- Ты что-то ищешь, милая?
Сухой, как наждачная бумага, голос совсем рядом от неё. Совсем рядом от той штуки, что привлекла её внимание. Таких диковинных вещей она в жизни не видала.
- Негоже такой юной особе интересоваться оружием.
Она быстро откладывает диковинки подальше, отступая на пару шагов. А потом глядит на продавца, чье морщинистое лицо напоминает ей старую иву. Он вообще похож на дерево - старое и скрюченное. Она смотрит на его кустистые брови, за которыми теряются светлые, на удивление живые глаза. А потом осторожно подходит поближе. И снова возвращается к созерцанию, осматривая каждый уголок старой лавочки. И останавливается около маленьких корабельных моделей. И приходит в себя только тогда, когда чья - то рука опускается ей на плечо.
- Черт тебя подери, Мэг, куда-то от нас забралась-то? - их навигатор улыбается во все тридцать два золотых зуба, тормоша светлую макушку, - нашла куда забраться!
Он неодобрительно косится на продавца, на Мэг, а потом она вдруг обнаруживает, что кошелек куда-то делся. А ну и черт с ним, там было всего пятьдесят бэли. Продавец загадочно улыбается и отдает ей маленький кораблик под недовольные причитания их навигатора.
А потом, когда они выходят на большой проспект, она засовывает покупку в сумку. На нем написано «Water 7».
- Так где, ты говоришь, мы собираемся?
- Ааа, вкуснятина! - капитан бьет себя по коленке и оглушительно смеется. И Мэг с ним совершенно согласна, она бы даже крикнула что-нибудь, не будь её рот занят весьма аппетитной куриной ногой. В таверне «Три обезьяны» умеют накормить. Из окна видны огни Теппуи. Как объяснил плотник, это мирный город, с которым калико и его обитатели не имеют ничего общего. И вообще, там дозорные. А ещё здесь громко шумит Каскаддо - самый большой водопад в мире. Но пираты кричат ещё громче. Вся их команда орет так громко, что она даже не решается ничего сказать и пьет свой сок.
Вечер проходит под шум и гам, под хохот пышногрудых девиц и пляски на столах.
- Мы отправляемся на Grand Line, уроды! - пьяный канонир несвязно бормочет, а потом она облепляют её со всех сторон, - а ты знаешь, что должно быть у каждого пирата, который туда отправляется?
Она отрицательно качает головой, а мужчины наперебой показывают ей корабли на предплечьях, купола на груди, канаты на запястьях и якоря на коленях.
- Если ты настоящий моряк, - под одобрительный вой толпы возвещает он, - ты должен это доказать! Иначе не возьмем с собой!
- Смотрите-ка, вернулась!
Мужчины пьяно смеются, еле продирая глаза, когда она возвращается под утро. Когда натягивает шапку до самого подбородка, а плотник, второй трезвенник в их компании недовольно качает головой. Она слишком гордая для своего возраста. Да, вспыльчивая ещё.
- И ведь знала же, что на «слабо» берут. Мэг, а ну покажи…
Он её встряхивает, когда девочка отворачивается. А под ухом у неё маленький, аккуратный гаечный ключ. И вокруг красное все и чешется. Ну и балда же она, эта девочка. Она потом ещё поломается, а потом расскажет. Как страшно ей было, и как она мужественно терпела все пытки, что над ней совершали.
А показать татуировку получится только на корабле, когда их будут дозорные догонять.
- Вааа!
Корма качается ровно, мерно, а их навигатор лицом прирос к Лог Посу. Она ещё не очень хорошо понимает разницу места, по ней так море одинаково сине-зеленое, небо чистое, а ещё очень приятный ветер. И работать не хочется, хочется забраться на мачту и сидеть там часами. А надо работать, ещё три дырки в корабле остались без внимания, а они так шустро улепетывали от дозорных! В такие моменты она удивленно себя останавливает. Это привыкание произошло так быстро, что порой даже страшно. По другую сторону оказаться - как два пальца об асфальт. Ей, привыкшей делить мир на черное и белое, приходится с неохотой признавать, что он куда больше, шире, серее и объемнее, чем она могла бы себе представить. И все это ещё предстоит упорядочить в своей голове.
А пока просто наблюдать за командой. Все в таком диком радостном возбуждении - ну как же, Гранд Лайн, легенда, желанное место любого моряка. Кто-то берет с собой целый флот, кто-то плывет в лодке, кто-то, как они, на одном судне. И шансы у всех одинаковые. Мэг честно проспала момент, когда они оказались на Гранд Лайн - устала слишком после работы и отключилась. А когда выбежала на палубу, вокруг было только море. И высокое, слепящее глаза синее небо.
-Нечестно! - заорала она под дружный хохот команды.
Их первая остановка - Виски Пик. Она вообще как-то спокойно относится к их первому острову на пути большого приключения, а он, даром, что город праздников, совсем-совсем не похож на Калико. Ей тут нечего делать - пить не умеет, праздновать - не приучена, как всегда бредет одна, куда глаза глядят. Ловя лица случайных прохожих. Ловя запахи улиц, которые немного тревожат, потому что на них не так много народу. Все сравнительно хорошо, а её, кажется, укачало на новых волнах. Поэтому когда в лицо ей ударяет полами длинной и тяжелой шубы, она непроизвольно шарахается в сторону от высокого мужчины с кривой ухмылкой. От него пахнет дорогим табаком и ещё чем-то едким, таким, что оторопь берет, а ещё у него крюк, кажется, вместо левой руки. Обладатель шубы быстро скрывается где-то вдалеке и даже когда она бежит в след - ну надо же рассмотреть получше - найти нигде не может. А ну и ладно, взвалив сумку на плечо, решает она и идет дальше. Какая ей к черту разница, кто и куда пошел?
Разница ей начинает быть важной уже под вечер, когда она возвращается на «Святой Патрик» практически пустой, не считая плотника и навигатора. Они о чем-то негромко разговаривают, глядя на мерцающие огни большой пирушки. На свет сотни факелов и приглушенные веселые восклицания. Скоро все закончится, и они снова соберутся вместе и отплывут. У навигатора Лог уже настроился на их следующий остров. Время до ночи проходит с пользой - делать нечего и они латают корабль. Дырки, наконец, приведены в божеский вид, на небе высыпали звезды и огромная луна. Они втроем на огромном корабле в пучке света - праздник закончился и, пожалуй, только они одни бодрствуют.
Одни. Да не совсем.
-Пойди, разбуди их, - плотник тормошит её за плечо вдруг посреди ночной тишины, подталкивает в спину. Мэг пожимает плечами, потому что она в полусне, не хочется думать особо, зачем ей куда-то идти и почему непременно посередь ночи без фонаря. Итак светло - луна настолько огромной кажется, что глаза привыкают к темноте почти что сразу. Улицы пустые, будто вымерло все, разве что храп команды. В кустах копошатся кошки или ещё какие ночные животные, а она, зевая, по памяти ищет таверну, где лицом в салатt спит их капитан.
Протяжно скрипят несмазанные двери, и она протискивается мимо спящих. Фигура капитана узнаваема безошибочно в его глупой треуголке с большим белым пером.
- Эй, капитан…
И тут её протыкают. Ей кажется, что воздух перекрывают насовсем, что металл жжет где-то в солнечном сплетении, она рвано отпрыгивает куда-то в сторону, хватаясь двумя руками за грудь, и катится кубарем под стол. Звон битого стекла приводит её в чувство.:Жива, показалось. Она видит ноги, чьи-то ноги в грязных сапогах, а потом и руки, которые тянутся к ней, стараясь поймать за шкирку. И они ловят, тащат наружу, несмотря на все царапанья и копошения. Ей страшно как никогда в жизни не было - страшно потому, что она не знает, что делать. Это не атака на Вольфурте, тут настоящие живые люди, у которых в руках оружие и которые, как это ни банально, хотят её убить. Ей на все наплевать, желание жить в ней пересиливает страх. Она не колеблется, когда у неё в руке оказывается острый стеклянный осколок.
Капитан просыпается от воплей - от её крика и от воплей высокого громилы, который держится за лицо. Капитану кажется, что это продолжение пирушки, а через пару минут вся таверна похожа на большое побоище - все друг друга метелят без разбору. Она на четвереньках ползет между ними, изредка вынимая отвертки и всаживая их в ногу тем, кто хватает её за майку, за пояс шорт, кто хочет оставить её в этом кромешном аду. Конечно, ей страшно. Страшно потому что начинают греметь выстрелы, ей всего восемь лет, а её жизнь висит на волоске. А ещё ей страшно, потому что она не испытывает угрызений совести. Это ведь нормально, что она увечит людей? Это ведь нормально, что она хватает револьвер, кем-то оброненный и бежит, куда глаза глядят, туда, в темноту?
А разборки медленно перетекают на свежий воздух. Из кустов и углов вылезают люди, с оружием, с угрожающим блеском в глазах. А она не умеет стрелять, точнее знает как, но никогда не пробовала. Она собирала мушкеты на Вольфурте, но никогда не брала их в руки, чтобы использовать по назначению. Она пятится и бежит, чудом отскакивая от пуль. Их команда собирается около корабля, спешно в него забираясь, отстреливаются от врагов. Ей потом скажут, это были наемники, охотники за головами, ну с кем не бывает.
Подбегая к кораблю, она все же попадется, а потом, когда будет отлеживаться в трюме ещё недельку. Если бы плотник не заметил в трубу кучу могил, они бы, наверное, тоже погибли. Если бы она не разбудила капитана, всех бы их как свиней перерезали. Ей немного задело плечо, но трясет её не от этого. И ни одни извинения ей не помогут, потому что смелости спустить курок ей все-таки хватило. Она говорит, плотнику, захлебываясь слезами, - пошла на поводу у слабости. Они говорят - прошла боевое крещение.
- Аааа?!
И ветер шевелит роскошные усы их капитана. А он такой гордый-гордый и неприступный, а она такая маленькая-маленькая и орет.
- Почему мы должны обязательно сходить на этом острове?
А он стоит и тупо улыбается, глядя на показывающийся впереди скалистый островок. Этот шумный ребенок его веселит, эти горящие зеленые глазищи, широко раскрытые. И в шапке этой своей дурацкой она как мальчишка, право слово. И гаечным ключом трясет грозно-грозно.
- Лог Посу нужно настроиться, - он теребит густую бороду, - да и плотник говорит, что вам недостает чего-то для корабля.
Последнее, к её неудовольствию, было правдой - пора было закупаться. Древесины уже не хватало, а последние гвозди она самолично забила сегодня утром. Она только бурчит что-то, разворачивается и с грохотом удаляется в трюм под смех матросов. Долго сидит у себя в гамаке, глядя на дырявый носок. А потом в иллюминатор, где соленые брызги мерно оседают на стекле. Ей стыдно себе признаться, что она просто боится сойти на берег. После их последней остановки она вообще всего боялась. Это было противно двуличное состояние - страх и в то же время приливающая отвага. Страх того, что она становится не похожей на себя. Отвага, потому что она становится сильнее. Для чего это было нужно и было ли нужно вообще - этот вопрос она себе задавала с частотой, не свойственной восьмилетней девочке. А закрывая глаза и вспоминая слова Фаннара, закусывала губы и шла чинить корабль дальше.
Молчание. В воздухе повисло просто нечеловеческое молчание. Они идут уже пятнадцать минут и ничего не говорят друг другу. Она глядит по сторонам - ну ещё бы, такое место странное, тут рыболюди ходят, страшные такие, смотрят странно, того гляди сожрут. А плотник только смеется, когда она хватает его за штанину и подталкивает, что-то изредка объясняя. А так они молчат. А потом, в какой-то момент она теряет его из виду, совсем, оставаясь посередь незнакомого места. Она только крутит головой поспешно и пинает камни под ногами.
- Ты потерялась, милая? - у неё над ухом раздается густой бас. И рыбочеловек приветливо улыбается во все 54 зуба.
А ей ещё страшнее, чем прежде, а её тут же ведут в какую-то забегаловку, кормят, смеются, расспрашивают. Чудаковатая человеческая девочка только хохлится и скромно мнется.
- А мечта у тебя есть? - мальчонка, ещё меньше её самой с большими рыбьими глазами навыкат, смотрит на неё доверчиво и восхищенно. В такт её голосу гремят отвертки и гвозди.
- Наверное, - она надвигает шапку на глаза, - хочу…хочу быть плотником.
И тут же удивленно молчит, будто сама не верит в то, что говорит. И вот ведь правда, она совсем не думала ни о чем таком. Она всегда хотела чинить, копошится в механизмах, работать руками, все в таком роде. А мечта…мечта должна быть большой. Такой, навроде встретить принца и жить долго и счастливо.
- Самым лучшим.
Она елозит на стуле под дружный смех её случайных собеседников. И от этого она чувствует себя серьезной, как в ту ночь, когда убежала из дома. Они смеются, значит, она обязательно должна это сделать! Чтобы никто не смеялся над ней. Над её…желанием? Мечтой? Черт его знает.
- Тогда тебе точно надо в Water 7. Ты знаешь про него, девочка?
Активное мотание головой.
- Там живут самые лучшие плотники в мире и даже тот, кто создал корабль короля пиратов!
- Да, Том, старый проходимец, хаха!
- Так ты говоришь, хочешь стать плотником, такая маленькая!
- Ещё и девочка! В этот вечер она болтала без умолку.
-Вот значит как? - плотник глядит на неё своими большими добрыми глазами. Они у него всегда такие, даже когда он ругается. Глядишь, и хочется под землю от стыда провалиться. Прямо сейчас. А ей, стоящей чуть ли не по струнке и впопыхах рассказывающей о чудесном водном городе - ещё больше. Она ему все как на духу выдала, без задней мысли, а теперь мялась, теребя свою безразмерную шапку.
Мечта…это такое странное слово, ещё страннее рассказывать о ней плотнику, глядя в эти его глаза. Ей не хочется сомневаться в том, что она говорит, совсем-совсем. Ей кажется, что сомнения надо оставить там, откуда она уплыла. Что сомнения и страхи - это для девочки Маргариты, а ей, Мэг, надо быть гордой и идти к цели. Коль скоро она, наконец, обозначилась. И как будто с неё сняли валун, отчего дышать стало проще, чтобы захлебываться словами. Чтобы кровь бежала по венам, для того, чтобы она могла махать руками и краснеть. Чтобы в голове стучало, для того, чтобы её голос был громким и уверенным.
А он поглядит на неё, потормошит задумчиво по волосам, а потом достанет из кармана яркую заколку и уберет ей кусок челки, закрывающий правый глаз.
- А это ещё зачем? - она трогает железку на ощупь. Та прохладная и с замысловатым цветочным узором.
- Разве ты не знаешь, - он теребит кудрю, - каждый плотник должен носить что-то, что напоминает ему о хорошо сделанной работе.
И уносит ящик с гвоздями, оставляя её одну на палубе, глядеть на яркий блин солнца, с шипением опускающийся вниз. А она срывает заколку с головы и идет к борту. И вертит чертову заколку в руках.
- Тебе бы волосы отрастить, - капитан вечно вылезает, как черт из табакерки. Курит, - и от шапки этой глупой избавиться. Я гляжу, плотник тебе заколку подарил.
А она прячет маленькую блестящую штуку в сухих маленьких ладонях.
- Это у него от семьи осталось, - он лениво чешет бороду. И стоит позади, пока она дрожащими руками старается нацепить заколку обратно. Выходит кривовато, но вполне сносно.
- А вообще, Лог настроился на Джайю, - он выпускает колечко сизого дыма, - скоро снова будем сходить на берег.
- Аааа?!
А он такой гордый-гордый и неприступный, а она такая маленькая-маленькая и орет.
- Почему мы должны обязательно сходить на этом острове?
И ветер шевелит роскошные усы.
-Ну, просто красавица, бог мой, ваша малютка такая милая, я никогда не предложил бы плохого такой хорошей девочке, ну что вы, что вы, это точно с Амазон Лили, да-да!
Продавец в маленьком магазинчике тараторит без умолку. Это все очень неправильно, ей душно в дурацкой юкате, что ей решили купить. Решали недолго и, кажется, по пьяни. Потому что прибытие на Джайю ознаменовалось попойкой. Как бы она не просила, как бы ни стучала ногами и ни увещевала, что в прошлый раз их чуть не убили, а теперь тут ещё и другие пираты, от неё только отмахивались. Ну, в самом деле, остановить толпу мужиков на берегу - самоубийство. Ей, как всегда, занялся плотник. Их стандартный обход по магазинам затянулся в большую прогулку по окрестностям и по побережью. Он что-то негромко рассказывал, но она не слушала, потому что разглядывала причудливые перистые облака в небе, высоко задрав голову. Так высоко, что когда она врезается во что-то твердое, она долго ругается и трет ушибленный нос. А потом с ужасом смотрит на большого человека в каких-то непонятных доспехах. Моргает. У него странная прическа, которую она беззастенчиво рассматривает. А ещё руки сложены и взгляд такой сурово-укоризненный.
Плотник сгребает её в охапку и что-то негромко объясняет, кивая на неё, а она за собственными гневными воплями и копошением ничего не слышит почти, кроме «дивизия», «три», «Джайя», «недолго». И они быстрым шагом расходятся, а вместо объяснений её опекун тащит её в этот дурацкий магазин.
Лог настраивается ровно четыре дня. Это девочка выпытала у навигатора, когда пришла хвастаться кимоно. Это, в некотором роде даже её веселило, ну а что, её не принимали за пиратку, к ней не так часто приставали, вообще к ней вся команда стала милее относиться. А ещё, конечно, можно было гулять. Все нужное было закуплено почти сразу, поэтому дни обещали быть наполнены праздностью. И первым делом она понеслась на пляж, сверкая пятками. Как сказал ей капитан в двух словах, тут на острове есть ещё одна пиратская команда, чей командир такой большой и сильный, что лучше просто не лезть. Но Мэг глодало любопытство, и она часами могла бродить по песку или смотреть на огромный, раза в четыре больше их собственного, корабль. И на огромную кучу народа, что оттуда выходил. И на большой флаг со скрещенными костями.
А потом шла в таверну и, продравшись через толпу мужиков к стойке, просила чего-нибудь не алкогольного под дружный хохот кучи пьяных мужиков. Это стало уже почти привычным, или, наверное, просто перестало задевать. Она только потягивает свой сок через трубочку и косится на больших «дядек».
Все происходит, как в кино - запах спирта становится в разы сильнее, глаза щиплет, хочется чихать, а красивое кимоно безнадежно промочено и испорчено противным пятном чего-то крепкого. Виновник находится быстро - вот он, уже отвернувшийся, в какой-то непонятной рубашке и странных ботинках, и с не менее странной прической. И, кажется, только что принялся жевать баранью ногу. Такого вопиющего безобразия она в жизни не видела.
- Эй, ты.
Тишина и громкое чавканье. Мокрая девочка начинает злиться.
- Эй…
На неё с интересом оборачиваются. Чавканье на секунду прекращается и обидчик по-птичьему косится на готовый к извержению маленький белобрысый вулкан. Отворачивается.
- ЭЙ, ТЫ, АНАНАС ХЕРОВ!
Когда их через пару минут, а точнее, когда её отдирают от незнакомого загорелого мужчины - у него половина её кимоно, а у Мэг пучок светлых волос в кулаке. У девочки набухла ссадина на коленке, а у него все лицо исцарапано. Все произошло быстро - парой слов не успели обменяться, а ананас вежливо попросил не отвлекать его от еды и пойти проветрится. За что был облит собственным питьем, и макароны, что он ел, оказались у него за шиворотом. Что потом случилось - ясно. Он был сильнее, а она меньше и ловчее. И фыркая сейчас, она отплевывала попавшие в рот злосчастные макароны. А он потирал лоб, со свежими следами молодых зубов.
Они друг на друга глядят волком, а кто-то пытается их помирить, они синхронно что-то бурчат, а её, помятую изрядно, ставят на ноги. А она лишь гордо поправляет ошметки дорогущей юкаты и, как ни в чем ни бывало, глядит на обидчика. У него на груди большой крест с усами, красный, девочка удивленно моргает, припоминая что-то. У неё волосы торчком и злые зеленые глаза, а капитан первой дивизии Белой Бороды думает, что только этого ему не хватало.
- Эй ты, ананас…- голос девочка подает внезапно, что-то сосредоточенно обдумывая про себя.
- У меня есть имя и вполне сносное. Марко. - он зачем-то представляется, хотя знает, что забудет эту девочку выйдя за порог.
- Ладно, - она недовольно дергает плечами, - значит так, Марко. В следующий раз я тебе точно задницу надеру.
Под дружный хохот всей таверны возвещает девочка восьми лет.
- Подрасти сначала, потом может у нас что и склеится, - сдерживая порывы смеха, произносит он, забывая, что пару минут назад готов был прибить мелкую выскочку.
Она гордо уходит, а он вспоминает, что не спросил, как её зовут, и жует баранью ногу.
Чайки кричат очень громко. Просто плачут у самой водной глади, изредка выхватывая на лету пару рыбешек. Небо высокое и чистое, без единого облачка, так, что, кажется, что нет никакой разницы между землей и небом. Они просто плывут в пронзительной голубой сфере, которая пахнет солью и чем-то щемящим у самого сердца. Но если подойти к самой корме, свесить растрепанную светлую голову вниз, то ты видишь зеленоватую из-за тени корабля водную гладь, под которой иногда видно разных морских обитателей. И соленые брызги попадают в глаза. Их противно щиплет до слез и девочка шарахается обратно, карабкается на самую высокую мачту и дремлет под лучами полуденного солнца.
Когда беспорядочные тени заставляют открыть глаза. И заорать как никогда в жизни. Потому что вокруг неё она видит перья. Какие-то нереально большие, сказочные, почти металлически блестящие - а в следующую минуту её едва ли не сдувает с мачты, Мэг едва успевает зацепиться за дерево.
Она быстро спускается вниз, только для того, чтобы, как и остальная часть команды, прилипнуть к борту от удивления. Не часто приходится видеть такое количество гигантских орлов. Кто-то торопливо собирает паруса - от взмахов могучих крыльев подплыть к острову почти невозможно. Да и сам остров, одно слово что остров, большая скала. Нет. Большое гнездо.
Ветряной остров, как говорит старичок, что ведет их на самый верх, лишь верхушка большого острова, что ушел под землю ещё очень давно, когда первые моряки ещё только выплывали на Гранд Лайн. Большие орлы селились тут всегда - верхушка полна выбоин и пещер, которые птицы используют как гнезда. Их тут действительно много. Остров обитаем - птицы никогда не трогают людей, как дед говорит, птицы благородные. А на птенцах можно даже кататься.
- Сейчас мы тебе подберем, - он немного причмокивает, поднимаясь круто в гору.
Рядом с ней их навигатор и сам капитан, кряхтят и плюются от подъема на дальние дистанции. А потом у всех захватывает дух. С такой огромной высоты видно много птиц - их большие спины мелькают то тут, то там, так, что едва видно море. А ещё облака очень близкими кажутся, и дышать тяжело от разряженного воздуха. Она совсем не мужественно шмыгает носом, поправляя заколки на волосах. Их с недавних пор стало две.
Она встает на четвереньки и высовывается, глядя вниз - там очень далеко до поверхности, дико страшно и очень ветрено.
- А вы как, их сюда позовете?
Она все ещё смотрит вдаль, щуря зеленые глаза.
- Да зачем же, все само и случится. Повезет, выберет тебя один и прокатит. Не повезет, отделаешься легким испугом.
- Да не боюсь я ничего…
Последнее слово выговорить не удается : кто-то сгребает за шкирку и с силой посылает легонькое девичье тельце в полет. Она только хватает руками воздух и в широко распахнутых глазах отражается небо, удаляющееся стремительно. Она кричит, но ветер съедает её крик, а легкие горят, а ещё очень страшно. Это ощущение падения, оно дикое, необузданное совершенно. Когда ветер задувает, когда ветер несет, а воздушный поток такой сильный, что её мотает из стороны в сторону. Ей кажется, что она падает целую чертову вечность, пока вдруг не чувствует рядом что-то твердое, за что можно ухватиться. И она хватается, по наитию, крепко, прижимаясь, что есть сил к тому, что ухватила. А потом, через пару секунд, решается открыть глаза, видя, как собственные руки судорожно сжимают угольно-черные, жесткие перья. Она летела. Летела на спине большого черного орла. Её губы судорожно хватают воздух, а глаза слезятся, а птица протяжно кричит и заламывает крутые виражи. Крен вправо, крен влево, а ветер готов сдуть маленькую девочку в любое мгновение.
А потом птица с протяжным криком пикирует. Отвесно, вниз, к воде. И ей снова страшно. Страшно и…не передать словами. Это чувство похоже на эйфорию с легкой толикой интереса, это когда адреналин подскакивает в крови, а тело распирает от восторга. Страшного восторга. Это когда сердце, кажется, останавливается, и, кажется, что ты летишь вместе с орлом, твои руки распростерты и ветер бьет по длинным и сильным маховым перьям.
А потом, у самой водной кромки он распрямляется, поднимая сноп блестящих на солнце брызг, и едва касается когтистыми лапами воды. А она хрипло смеется, касаясь воды пальцами. Это чувство подъема ей нравится. Ей нравится зарываться носом в большие черные перья.
От орла по кличке Зевс её приходится отдирать, а потом она долго фыркает, на оправдания капитана. Конечно же, они знали, что она не разобьется и все это был просто розыгрыш. Конечно, она в бешенстве, конечно, ей не понравилось.
Мэг никогда не скажет, что с той поры это ощущение ветра до дрожи в коленках не выходит у неё из головы. Ни за что и никому не расскажет, что сидеть на спине у огромной птицы - ужасно весело. Она вообще не любит птиц.
Говорят, тот, кто прокатился на спине у большого орла, всегда будет сухим из воды выходить. А те, кто посетил ветряной остров - будут дружны и неразлучны, и им сопутствовать любит удача.
Глядя, как их Веселый Роджер вьется на ветру, она не знала, что ветер несет перемены.
Это был её девятый день рождения. Конечно, ни о какой романтике не могло быть и речи, да и не знал об этом никто. Даже плотник. Девочка, благо была не дурочка, почему-то не хотела об этом говорить. Молча ждала этого дня, будто бы что-то особенное должно было начаться именно тогда, когда солнце скрылось за большим облаком. Они подплывали к Water 7, да и вся команда прибывала в радостном истощении после очередной погони. Тут Маринфорд совсем рядом, можно сказать, дозорные шуруют туда - сюда. Потемнело практически сразу, она ещё тогда головой завертела, мол, что за туча такая? Оказалась не туча - тучища.
Небо из синего, нет, ярко-голубого стало грязно серым, потом асфальтовым, а потом и угольно-черным с легкими росчерками молнии где-то за кормой.
Тряска началась практически сразу, когда в днище что-то глухо стукнуло и корабль повело. Так повело, что её почти за борт выкинуло. Палуба наполнилась криками - навигатора, капитана, плотника и остальных командных. Торопливо сворачивали паруса, носились в трюм и обратно. Её тоже торопливо утолкли в брюхо корабля - маленькой девочке не место было там, где матросы пытались сладить с неугомонной стихией. Никто так и не понял - то ли молния ударила в корабль, то ли кто-то с порохом игрался, но заметить огонь в лютый мрак и ливень удалось не сразу. Когда заметили, оранжевые язычки уже ползли на палубу. Её буквально выкурило из трюма - с криками и неприкрытым, животным страхом. Потому что дождь не мог сбить пламя, медленно пожиравшее корабль.
А потом пришла волна. Первая, она была ещё выше, чем та, которую Мэг видела пару лет назад, отчего коленки подкосились, а воспоминания заставляли кровь холодеть в предвкушении. В страшном предвкушении уходящей вниз вязкой черноты. Её отрывают от палубы, за шкирку, бесцеремонно, тащат куда-то. Она кричит и сопротивляется, хоть это и плотник, хоть он, сквозь ветер кричит ей что-то, приближаясь к борту. Корабль шатает, поднимая все выше, а ей, маленькой девятилетней дурочке, велят жить. Неважно как, где, но жить. И кидают за борт, в темную соленую воду.
Дыхание берется на автомате, потому что она даже не успевает закричать, хотя очень хочется. И последнее, что она помнит, это скрывающийся под водой их корабль, и знакомый флаг со скрещенными костями.
Она ничего не помнит из того, что было потом. Потому что волна утянула её вниз, закрутила и почти уволокла на дно, если бы не какая-то балка, на которой удалось задержаться в бессознательном уже состоянии. Мэг не помнила ничего кроме сдавившей легкие боли и черноты, щипавшей глаза. А потом, восходящим потоком её вынесло на поверхность, где она болталась в куче щепок, пока дождь барабанил по лицу и телу, которое, как кукольное перекинуто было через балку. А волны не прекращались. Сознание возвращалось кусочками, когда сил хватало отхаркнуть воду из легких да вцепится в доску, чтобы снова нырнуть в холодную воду, в которую буквально вбивало волной. Чтобы выплыть обратно и снова отключится. Раз, два, три, а потом она перестала считать. Осталось только чувство собственной беспомощности и страха, и звенящий в ушах голос. Голос, который она больше никогда не услышит. Где-то на затворках сознания она ещё понимала, что произошло, но огонек здравого смысла быстро гаснул в непробиваемой черноте.
Такой Аква Лагуны не было давно. И будет только через десять с лишним лет. Она не знала об этом, когда её доску прибило к острову-свалке. Прийти в себя удалось не сразу, а толчками, когда ты будто проваливаешься обратно в страшный сон. Через пару попыток она все же села. Солнце светило прямо в глаза и пахло морем. Чайки кричали все так же протяжно, как с утра. Ей казалось, что она снова на Святом Патрике, девочка вертела головой, в надежде, что плотник сейчас хлопнет её по плечу и позовет с собой. Но стоило чуть приоткрыть глаза, как оказалось, что она где-то в чужом месте. Одна.
«Где все?» - голова гудела, пытаясь затушить страшные образы из сна. Но чем больше Мэг хваталась за неё и скребла половицы неизвестного одноместного суденышка, тем быстрее понимала, что это был не сон. Они потерпели кораблекрушение. И, кажется, все погибли. Или их раскидало. Приходилось до крови закусывать губу, чтобы голова не лопнула от мыслей.
«Отвлечься, отвлечься»
Осторожно поползти к краю. Осмотреться. Кажется, здесь полно материалов. Надо сделать себе что-нибудь, где можно поспать. Да, она уснет, а проснется на своем уютном гамаке в крайнем правом углу трюма. Точно-точно. И наплевать, что все мышцы ломит, когда она отламывает и тащит толстые балки. Когда премерзко кашляет и сгибается в три погибели. Когда устало валится в собственноручно сколоченный ящик.
- Я тебе говорил, что она была прямо тут!
- Слушай, ты, чего только не придумаешь, чтобы отлынивать от работы! Ты хотя бы понимаешь, что для Том-сана этот поезд?
- Конечно, дураберг!
- Ах ты….!
Когда она продирает глаза, голоса совсем рядом, почти над ухом. А потом, стоит ей немного вылезти из шалаша, они смотрят друг на друга. Она и два рослых парня с голубыми и синими волосами. Остается только громко орать от ужаса, как пожарная сирена. И забиваться в угол.
Когда они наконец вытаскивают орущую и кусающуюся маленькую пигалицу, то, кажется, даже улыбаются. Она - их маленькая находка. Они - её маленькие соломинки.
- Как тебя зовут? - спрашивает её серьезный парень с белой банданой на голове.
- М-маргарита, - не думая, выдает девочка, хватаясь руками за собственный рот. А потом, подумав, отвечает, - но лучше зовите меня Мэг.
И не замечает, как глаза наполняются слезами.