(no subject)
Тема «детей-доносчиков» советского времени, бывших «пионеров-героев», меня нехорошо царапала еще с девяностых, хотя тогда я надеялась, что она скоро всем надоест и как-нибудь незаметно схлынет. Но она так и не сходит с языков вот уже черт знает сколько лет, а в последнее время, на волне борьбы за семейные ценности, стала еще популярнее. Вывернутыми наизнанку советскими мифами трясут с таким пылом, словно они и впрямь заслуживают какого-то доверия - поменял знак и пользуйся.
Напирая на то, что «эта ваша так называемая борьба против так называемого семейного насилия только породит новых Павликов Морозовых!», люди вообще не замечают, что приводят в пример как раз детей-жертв «так называемого». Потому что, как на грех, именно эта сторона жизни малолетних братьев Морозовых, Павла и Феди, подтверждена достаточно надежно, все же остальное - темна вода, и самое темное место - собственно донос, которого, вероятнее всего, никогда не было. «Павлик Морозов», идейный пионер-герой, ясноглазый отличник с плаката, в белой рубашке и шелковом галстуке, смело обличающий (тайно предающий) отца как врага колхозного строя, - чистейший фантом, не имеющий никакого отношения к реальному мальчишке, которого так даже отродясь и не звали: в деревне тридцатых годов Павликов было примерно столько же, сколько Николенек и Таточек. Точно так же не существовало выродка-дегенерата, «доносчика номер один», вдохновенно описанного Юрием Дружниковым, фантазером не хуже какого-нибудь Виталия Губарева. Строго говоря, не установлено даже, был ли вообще суд над Трофимом Морозовым и чем он закончился (по одной из версий Трофим был расстрелян, по другой - отправлен в ссылку, вернулся домой через три года и пережил четверых из своих пяти сыновей), и уж тем более не существует сколько-нибудь серьезных доказательств того, что его осудили по доносу сына. Не было, очевидно, ни мести кулаков отважному пионеру, ни тайной чекистской спецоперации, придуманной Дружниковым, ни идейной расправы суровых, но справедливых сельчан с предателем, посягнувшим на вечные ценности. Одна из самых правдоподобных гипотез - что мальчиков убили из мести их матери, которую яростно ненавидела родня бывшего мужа. В этом случае почти с такой же вероятностью жертвами могли бы стать не Паша и Федя, а Алеша и Рома, хотя ясно, что тринадцатилетнего подростка было просто легче подкараулить вдали от дома, чем трехлетнего малыша. Я, пожалуй, все-таки не буду приводить слова, которыми свекровь сообщила Татьяне Морозовой о гибели детей, хотя надо бы для ясности картины - насколько милые люди стояли на страже семейных ценностей в деревне Герасимовке. Впрочем, как абсолютно все свидетельства, касающиеся этого дела, и это тоже нельзя считать стопроцентно достоверным. Совершенно точно известно только то, что тринадцатилетний Паша и восьмилетний Федя были убиты, достаточно точно - что при жизни они были редкостно несчастными детьми, битыми и голодными, обездоленными даже по меркам беспросветно нищей деревни, и что за это в значительной мере ответственен их отец. Что касается всего остального - выкопать факты из-под лавины пропаганды, выдумок и фальсификаций не сможет уже и самый беспристрастный исследователь. Катриона Келли, по крайней мере, честно пыталась.
Примерно то же самое и с другими «детьми-доносчиками» - как минимум, со многими. Едва ли не туманнее история гибели «пионера номер два», четырнадцатилетнего Коли Мяготина, и ее «расследования» - с таинственным исчезновением мальчика-свидетеля и последующим самоубийством (убийством?) его матери. Сейчас более или менее ясно, что доносить Коля тоже ни на кого не доносил, и никакие кулаки ему не мстили. Подростка не то застрелил пьяный сторож за кражу подсолнухов, не то ранил случайным выстрелом сверстник, а затем или сам, или его старший брат добил из трусости. Никаких следов «доноса», во всяком случае, не найдено.
В истории «хакасского Павлика Морозова», Гены Щукина, которой еще мне успели в пионерском отряде поканифолить мозги, все, наоборот, даже слишком прозрачно. В 1937 году второклассника Гену из поселка Шира зарубил топором пьяный в дымину отчим. Разумеется, на следствии он признался, что смелый пионер хотел разоблачить шайку троцкистов-вредителей, которой он, отчим, руководил. Разумеется, никаких доказательств этого «хотения», как и собственно существования «троцкистского гнезда», нет и не было. Разумеется, на всех взрослых персонажах, от самого убийцы до следователей и журналистов, использовавших гибель ребенка для очередного мифа о пионере-герое, а заодно для сведения счетов с людьми, никак не причастными к трагедии, клейма негде ставить. Но они, как положено мертвым, сраму не имут, имен их давно никто не помнит, и только несчастного Гену, повинного лишь в том, что подвернулся под руку отморозку, да еще в том, что стране как раз нужны были герои, а потом стали нужны «предатели», все еще нет-нет да упомянут брезгливо в общем списке «детей-доносчиков»! И даже журналист, через много лет разбирающий всю эту дичь по косточкам и вроде бы подводящий читателя к неизбежному выводу, что «донос» - чистая выдумка, завершает, видимо, по инерции (а может, редактор добавил?): «Октябрьская революция породила мощный конфликт в обществе, когда брат пошел на брата, сын - на отца, а Гена Щукин - на своего отчима. Об этом нужно помнить всегда...» Я, кстати, сильно сомневаюсь, верно ли до революции не могло быть такого дива, чтобы пасынок пошел на отчима. По-моему, так даже сплошь и рядом. Но в этом конкретном случае все же куда вероятнее, что нашла на него белая горячка.
Так какой процент реальных «доносчиков» в этих списках из сотен имен убитых детей? Теперь никто не скажет. Только почему-то, если о деле сохранилась хоть какая-то информация, почти наверняка вылезет вот такое вот.
В общем, грязная это тема, и тем, кто ее через столько лет поднимает на щит, отстаивая какие бы то ни было ценности, стоило бы помнить, что после этого и на ценностях может запах остаться.
Напирая на то, что «эта ваша так называемая борьба против так называемого семейного насилия только породит новых Павликов Морозовых!», люди вообще не замечают, что приводят в пример как раз детей-жертв «так называемого». Потому что, как на грех, именно эта сторона жизни малолетних братьев Морозовых, Павла и Феди, подтверждена достаточно надежно, все же остальное - темна вода, и самое темное место - собственно донос, которого, вероятнее всего, никогда не было. «Павлик Морозов», идейный пионер-герой, ясноглазый отличник с плаката, в белой рубашке и шелковом галстуке, смело обличающий (тайно предающий) отца как врага колхозного строя, - чистейший фантом, не имеющий никакого отношения к реальному мальчишке, которого так даже отродясь и не звали: в деревне тридцатых годов Павликов было примерно столько же, сколько Николенек и Таточек. Точно так же не существовало выродка-дегенерата, «доносчика номер один», вдохновенно описанного Юрием Дружниковым, фантазером не хуже какого-нибудь Виталия Губарева. Строго говоря, не установлено даже, был ли вообще суд над Трофимом Морозовым и чем он закончился (по одной из версий Трофим был расстрелян, по другой - отправлен в ссылку, вернулся домой через три года и пережил четверых из своих пяти сыновей), и уж тем более не существует сколько-нибудь серьезных доказательств того, что его осудили по доносу сына. Не было, очевидно, ни мести кулаков отважному пионеру, ни тайной чекистской спецоперации, придуманной Дружниковым, ни идейной расправы суровых, но справедливых сельчан с предателем, посягнувшим на вечные ценности. Одна из самых правдоподобных гипотез - что мальчиков убили из мести их матери, которую яростно ненавидела родня бывшего мужа. В этом случае почти с такой же вероятностью жертвами могли бы стать не Паша и Федя, а Алеша и Рома, хотя ясно, что тринадцатилетнего подростка было просто легче подкараулить вдали от дома, чем трехлетнего малыша. Я, пожалуй, все-таки не буду приводить слова, которыми свекровь сообщила Татьяне Морозовой о гибели детей, хотя надо бы для ясности картины - насколько милые люди стояли на страже семейных ценностей в деревне Герасимовке. Впрочем, как абсолютно все свидетельства, касающиеся этого дела, и это тоже нельзя считать стопроцентно достоверным. Совершенно точно известно только то, что тринадцатилетний Паша и восьмилетний Федя были убиты, достаточно точно - что при жизни они были редкостно несчастными детьми, битыми и голодными, обездоленными даже по меркам беспросветно нищей деревни, и что за это в значительной мере ответственен их отец. Что касается всего остального - выкопать факты из-под лавины пропаганды, выдумок и фальсификаций не сможет уже и самый беспристрастный исследователь. Катриона Келли, по крайней мере, честно пыталась.
Примерно то же самое и с другими «детьми-доносчиками» - как минимум, со многими. Едва ли не туманнее история гибели «пионера номер два», четырнадцатилетнего Коли Мяготина, и ее «расследования» - с таинственным исчезновением мальчика-свидетеля и последующим самоубийством (убийством?) его матери. Сейчас более или менее ясно, что доносить Коля тоже ни на кого не доносил, и никакие кулаки ему не мстили. Подростка не то застрелил пьяный сторож за кражу подсолнухов, не то ранил случайным выстрелом сверстник, а затем или сам, или его старший брат добил из трусости. Никаких следов «доноса», во всяком случае, не найдено.
В истории «хакасского Павлика Морозова», Гены Щукина, которой еще мне успели в пионерском отряде поканифолить мозги, все, наоборот, даже слишком прозрачно. В 1937 году второклассника Гену из поселка Шира зарубил топором пьяный в дымину отчим. Разумеется, на следствии он признался, что смелый пионер хотел разоблачить шайку троцкистов-вредителей, которой он, отчим, руководил. Разумеется, никаких доказательств этого «хотения», как и собственно существования «троцкистского гнезда», нет и не было. Разумеется, на всех взрослых персонажах, от самого убийцы до следователей и журналистов, использовавших гибель ребенка для очередного мифа о пионере-герое, а заодно для сведения счетов с людьми, никак не причастными к трагедии, клейма негде ставить. Но они, как положено мертвым, сраму не имут, имен их давно никто не помнит, и только несчастного Гену, повинного лишь в том, что подвернулся под руку отморозку, да еще в том, что стране как раз нужны были герои, а потом стали нужны «предатели», все еще нет-нет да упомянут брезгливо в общем списке «детей-доносчиков»! И даже журналист, через много лет разбирающий всю эту дичь по косточкам и вроде бы подводящий читателя к неизбежному выводу, что «донос» - чистая выдумка, завершает, видимо, по инерции (а может, редактор добавил?): «Октябрьская революция породила мощный конфликт в обществе, когда брат пошел на брата, сын - на отца, а Гена Щукин - на своего отчима. Об этом нужно помнить всегда...» Я, кстати, сильно сомневаюсь, верно ли до революции не могло быть такого дива, чтобы пасынок пошел на отчима. По-моему, так даже сплошь и рядом. Но в этом конкретном случае все же куда вероятнее, что нашла на него белая горячка.
Так какой процент реальных «доносчиков» в этих списках из сотен имен убитых детей? Теперь никто не скажет. Только почему-то, если о деле сохранилась хоть какая-то информация, почти наверняка вылезет вот такое вот.
В общем, грязная это тема, и тем, кто ее через столько лет поднимает на щит, отстаивая какие бы то ни было ценности, стоило бы помнить, что после этого и на ценностях может запах остаться.