Історичне - ГУЛАГ. Разные страны - разная память.
Originally posted by 
petrdub at ГУЛАГ. Разные страны - разная память.
Оригинал взят у
petrdub в ГУЛАГ. Разные страны - разная память.
На России увековечили память создателей ГУЛАГа. В Республике Коми, в поселке Микунь, у входа в женскую исправительную колонию № 31 установлена мемориальная доска в честь 79-летия начала строительства одного из лагерей ГУЛАГа. Сейчас, помимо женской колонии, в ИК-14 находится Единое помещение камерного типа - тюрьма для злостных нарушителей режима и криминальных авторитетов. До апреля 2016 года в ней содержался украинец Геннадий Афанасьев, приговоренный в 2014 году к 7 годам колонии за подготовку терактов в Крыму и вернувший на Украину после обмена 14 июня.
А вот в Украине совсем иная память о ГУЛАГе.
«Если бы вы могли представить, что такое 25 лет в тюрьме, особенно для женщины, то посчитали бы гуманнее меня расстрелять».
В исследованиях об УПА есть тема, которую историки часто обходили стороной, но о которой оставили множество воспоминаний очевидцы, а именно - женщины, помогавшие подполью. Ними массово наполняли лагеря ГУЛАГа и они стали здесь феноменом, о котором говорили: «серая масса», оставившая «самые яркие впечатления».
В 1948 году в системе ГУЛАГа создали «спецлагеря» («особлаги»), которые наполнили заключенными 58-й (политической) статьи. О количестве репрессированных украинцев только из Галичины и Волыни узнаем из постановления президиума ЦК КПСС «О политическом и хозяйственном состоянии западных областей Украинской ССР» от 26 мая 1953 года. Документ, в частности, упоминает, что с 1944-го по 1952 год было арестовано свыше 134 тысяч и выслано пожизненно из Украины более 203 тысяч человек.
Украинки стали заметной группой в женских зонах. Если по политическим статьям в довоенной Польше сидели несколько украинок, то менее чем за десятилетие советские лагеря приняли тысячи девушек. Первыми были студентки университетов и заметные фигуры в ОУН. Осужденные после войны, часто не имели прямого отношения к подполью - сельские девушки с фантастическими сроками заключения (20-25 лет) массово пополняли особлаги.
Повстанец с женщиной в национальном костюме. За обнаружение такого фото, даже без доказательства соучастия в подполье, женщина гарантированно могла получить большой тюремный срок.
Украинки - в своем большинстве крестьянки - а также религиозные, не были подвержены моральному разложению, неуязвимы для всякой лагерной заразы - доносительства, воровства, сожительства с начальством и, наконец, лесбиянства. Их доброта и желание помогать людям были поразительны. Эти простые сельские девушки, никогда не покидавшие своих сёл, как могли, помогали тем, кто был рядом, часто выполняя тяжелую работу за других. Эти простые женщины были так устроены, что не могли полностью влиться и приспособиться к окружающей действительности. Вместе с тем им удавалось изменять свое окружение.
Они знали религиозные обряды, пения, в любых условиях праздновали Рождество и Пасху, проникновенно молились. Как просветлялись их лица, как помогала им вера! Вера укрепляла их дух.
Вера западных украинок не означала всего лишь исполнение религиозных обрядов, которые они в своей массе знали наизусть. Это было живое христианство, которое проявлялось в помощи ближним, высокой морали и сопротивлении злу.
Из воспоминаний:
«В ту ночь я вошла - и меня поразила тишина и чистота. На полу на коленях стояли женщины и молились. Дня за два привезли группу западных украинок, „58-ю“. На коленях стояли все, а украинки пели молитвы. Поют они вообще замечательно, поют без нот „а капелла“, изумительно вторят по слуху на четыре голоса. Нет, этого мне никогда не забыть! Они пели, а мы слушали, даже самые страшные - „беспредельщина“ - притихли, стали на минуту „как все“. Потом столы сдвинули в ряд, накрыли их белыми простынями, и каждый из нас дал все, что имел, „на угощение“. Елочку мою вставили в бутылку, повесили на нее конфеты, даже мандарин у кого-то нашелся, и даже кусочек восковой свечи прикрепили сверху и зажгли. Мы сели за стол, все вели себя чинно, тихо, всем подали чай в кружках, всех угостили».
Это было Рождество, а вот воспоминание о Пасхе: «Только спустя несколько минут я поняла, что в полной темноте поют девушки из Западной Украины. Потом я узнала, что наступила Пасха, и они потихоньку от начальства служили Пасхальную литургию».
Как представительница русского народа, от галичанок не раз чувствовала отчуждение, подчеркивала: «Они были верующими, и это служило своего рода гарантией от подлостей и вероломства: им можно было доверять свои мелкие секреты, не бояться, что обворуют, не ожидать оскорблений и грязной матерщины, которую я, хорошо знавшая и любившая родной язык, терпеть не могла».
Украинские женщины на работе. Несмотря на тяжелые погодные условия, женщины выполняли непосильные наряды, хотя и в таких ситуациях среди них находились «стахановки».
Описание украинок и их песнях:
«Эта, на первый взгляд, серая лагерная масса оставила по себе ярчайшее воспоминание. По всем лагерям звенели их песни. Пели в бараках, пели на работе - если это была такая работа, как слюдяное производство, - пели хором, в несколько голосов. Эпические песни о казацкой славе, тоскливые - о неволе, о покинутой семье, и бандеровские - всегда трагические, о гибели в неравной борьбе».
Осужденные на 25-летные сроки украинцы на примере песни могли сполна ощутить аллегорию «малой» и «большой» зоны. Ведь иногда за невинную песню в Украине можно было получить вполне реальный срок. Вместе с тем на зоне за это переживать не надо было, поэтому здесь репертуар был огромный, и пели, не прячась и не пугаясь: «Гонений на песню я не видела никогда. Начальство, как видно, предпочитало не замечать. За бандеровские песни на воле давали по 25 лет срока.
Лагерная самодеятельность - украинки часто принимали участие в театральных инсценировках, хорах. Чита, Восточная Сибирь, 1950 г.
Часть российской интеллигенции, находясь в этом аду, сознательно пыталась попасть к западным украинкам, поскольку среди них тяжелое время лагерей переживали значительно легче. Иногда, читая мемуары арестанток, трудно понять, кто пишет, - украинка или представительница другой национальности.
«Наша украинская бригада отмечала дни рождения друг друга: новорожденной приносили «дарунки» - торт, сделанный из черного хлеба (варенного с сахарным песком), украшенный узором конфеток и бумажными цветами; какую-нибудь вышивку, футляр для расчески или подушечку для иголок. Утром новорожденная находила подарки у себя на подушке, а после работы друзья ее собирались пить чай с «тортом», - записала в воспоминаниях известный этнограф Нина Гаген-Торн. Не имеет значения, что автор слов о «нашей украинской бригаде» родилась в Петербурге, в семье выдающегося хирурга шведского происхождения, барона Ивана Гаген-Торна.
Большинство западных украинок освободились значительно раньше, чем предусматривал приговор: волна амнистий, прокатившаяся после смерти Сталина, существенно отразилась на состоянии лагерей. Впрочем, были и те, которые вынуждены были отсидеть свой срок «от звонка до звонка». Среди них и три самые известные связные командира УПА Романа Шухевича - Екатерина Зарицкая, Дарка Гусяк и Галина Дидык. Им судилось не только отбыть 25-летний срок, но и сидеть в особой тюрьме, а не в лагере - Владимирском централе. Галина Дидык в письме Президиуму Верховного Совета СССР в 1971 году писала: «Если бы вы могли представить, что такое 25 лет в тюрьме, особенно для женщины, то посчитали бы гуманнее меня расстрелять».
Оригінал публікації - на Дрімі. Підписуйтеся, бо ЖЖ може опинитися закритим у будь-який момент.
petrdub at ГУЛАГ. Разные страны - разная память.
Оригинал взят у
petrdub в ГУЛАГ. Разные страны - разная память.
На России увековечили память создателей ГУЛАГа. В Республике Коми, в поселке Микунь, у входа в женскую исправительную колонию № 31 установлена мемориальная доска в честь 79-летия начала строительства одного из лагерей ГУЛАГа. Сейчас, помимо женской колонии, в ИК-14 находится Единое помещение камерного типа - тюрьма для злостных нарушителей режима и криминальных авторитетов. До апреля 2016 года в ней содержался украинец Геннадий Афанасьев, приговоренный в 2014 году к 7 годам колонии за подготовку терактов в Крыму и вернувший на Украину после обмена 14 июня.
А вот в Украине совсем иная память о ГУЛАГе.
«Если бы вы могли представить, что такое 25 лет в тюрьме, особенно для женщины, то посчитали бы гуманнее меня расстрелять».
В исследованиях об УПА есть тема, которую историки часто обходили стороной, но о которой оставили множество воспоминаний очевидцы, а именно - женщины, помогавшие подполью. Ними массово наполняли лагеря ГУЛАГа и они стали здесь феноменом, о котором говорили: «серая масса», оставившая «самые яркие впечатления».
В 1948 году в системе ГУЛАГа создали «спецлагеря» («особлаги»), которые наполнили заключенными 58-й (политической) статьи. О количестве репрессированных украинцев только из Галичины и Волыни узнаем из постановления президиума ЦК КПСС «О политическом и хозяйственном состоянии западных областей Украинской ССР» от 26 мая 1953 года. Документ, в частности, упоминает, что с 1944-го по 1952 год было арестовано свыше 134 тысяч и выслано пожизненно из Украины более 203 тысяч человек.
Украинки стали заметной группой в женских зонах. Если по политическим статьям в довоенной Польше сидели несколько украинок, то менее чем за десятилетие советские лагеря приняли тысячи девушек. Первыми были студентки университетов и заметные фигуры в ОУН. Осужденные после войны, часто не имели прямого отношения к подполью - сельские девушки с фантастическими сроками заключения (20-25 лет) массово пополняли особлаги.
Повстанец с женщиной в национальном костюме. За обнаружение такого фото, даже без доказательства соучастия в подполье, женщина гарантированно могла получить большой тюремный срок.
Украинки - в своем большинстве крестьянки - а также религиозные, не были подвержены моральному разложению, неуязвимы для всякой лагерной заразы - доносительства, воровства, сожительства с начальством и, наконец, лесбиянства. Их доброта и желание помогать людям были поразительны. Эти простые сельские девушки, никогда не покидавшие своих сёл, как могли, помогали тем, кто был рядом, часто выполняя тяжелую работу за других. Эти простые женщины были так устроены, что не могли полностью влиться и приспособиться к окружающей действительности. Вместе с тем им удавалось изменять свое окружение.
Они знали религиозные обряды, пения, в любых условиях праздновали Рождество и Пасху, проникновенно молились. Как просветлялись их лица, как помогала им вера! Вера укрепляла их дух.
Вера западных украинок не означала всего лишь исполнение религиозных обрядов, которые они в своей массе знали наизусть. Это было живое христианство, которое проявлялось в помощи ближним, высокой морали и сопротивлении злу.
Из воспоминаний:
«В ту ночь я вошла - и меня поразила тишина и чистота. На полу на коленях стояли женщины и молились. Дня за два привезли группу западных украинок, „58-ю“. На коленях стояли все, а украинки пели молитвы. Поют они вообще замечательно, поют без нот „а капелла“, изумительно вторят по слуху на четыре голоса. Нет, этого мне никогда не забыть! Они пели, а мы слушали, даже самые страшные - „беспредельщина“ - притихли, стали на минуту „как все“. Потом столы сдвинули в ряд, накрыли их белыми простынями, и каждый из нас дал все, что имел, „на угощение“. Елочку мою вставили в бутылку, повесили на нее конфеты, даже мандарин у кого-то нашелся, и даже кусочек восковой свечи прикрепили сверху и зажгли. Мы сели за стол, все вели себя чинно, тихо, всем подали чай в кружках, всех угостили».
Это было Рождество, а вот воспоминание о Пасхе: «Только спустя несколько минут я поняла, что в полной темноте поют девушки из Западной Украины. Потом я узнала, что наступила Пасха, и они потихоньку от начальства служили Пасхальную литургию».
Как представительница русского народа, от галичанок не раз чувствовала отчуждение, подчеркивала: «Они были верующими, и это служило своего рода гарантией от подлостей и вероломства: им можно было доверять свои мелкие секреты, не бояться, что обворуют, не ожидать оскорблений и грязной матерщины, которую я, хорошо знавшая и любившая родной язык, терпеть не могла».
Украинские женщины на работе. Несмотря на тяжелые погодные условия, женщины выполняли непосильные наряды, хотя и в таких ситуациях среди них находились «стахановки».
Описание украинок и их песнях:
«Эта, на первый взгляд, серая лагерная масса оставила по себе ярчайшее воспоминание. По всем лагерям звенели их песни. Пели в бараках, пели на работе - если это была такая работа, как слюдяное производство, - пели хором, в несколько голосов. Эпические песни о казацкой славе, тоскливые - о неволе, о покинутой семье, и бандеровские - всегда трагические, о гибели в неравной борьбе».
Осужденные на 25-летные сроки украинцы на примере песни могли сполна ощутить аллегорию «малой» и «большой» зоны. Ведь иногда за невинную песню в Украине можно было получить вполне реальный срок. Вместе с тем на зоне за это переживать не надо было, поэтому здесь репертуар был огромный, и пели, не прячась и не пугаясь: «Гонений на песню я не видела никогда. Начальство, как видно, предпочитало не замечать. За бандеровские песни на воле давали по 25 лет срока.
Лагерная самодеятельность - украинки часто принимали участие в театральных инсценировках, хорах. Чита, Восточная Сибирь, 1950 г.
Часть российской интеллигенции, находясь в этом аду, сознательно пыталась попасть к западным украинкам, поскольку среди них тяжелое время лагерей переживали значительно легче. Иногда, читая мемуары арестанток, трудно понять, кто пишет, - украинка или представительница другой национальности.
«Наша украинская бригада отмечала дни рождения друг друга: новорожденной приносили «дарунки» - торт, сделанный из черного хлеба (варенного с сахарным песком), украшенный узором конфеток и бумажными цветами; какую-нибудь вышивку, футляр для расчески или подушечку для иголок. Утром новорожденная находила подарки у себя на подушке, а после работы друзья ее собирались пить чай с «тортом», - записала в воспоминаниях известный этнограф Нина Гаген-Торн. Не имеет значения, что автор слов о «нашей украинской бригаде» родилась в Петербурге, в семье выдающегося хирурга шведского происхождения, барона Ивана Гаген-Торна.
Большинство западных украинок освободились значительно раньше, чем предусматривал приговор: волна амнистий, прокатившаяся после смерти Сталина, существенно отразилась на состоянии лагерей. Впрочем, были и те, которые вынуждены были отсидеть свой срок «от звонка до звонка». Среди них и три самые известные связные командира УПА Романа Шухевича - Екатерина Зарицкая, Дарка Гусяк и Галина Дидык. Им судилось не только отбыть 25-летний срок, но и сидеть в особой тюрьме, а не в лагере - Владимирском централе. Галина Дидык в письме Президиуму Верховного Совета СССР в 1971 году писала: «Если бы вы могли представить, что такое 25 лет в тюрьме, особенно для женщины, то посчитали бы гуманнее меня расстрелять».
Оригінал публікації - на Дрімі. Підписуйтеся, бо ЖЖ може опинитися закритим у будь-який момент.