Найди 10 отличий
Какова разница между живописью на религиозную тему и иконой? Что за критерий? Принято считать, что это традиционность техники, иконографии, следование лицевому и толковому подлиннику, воцерковленность иконописца и соблюдение им определенных условий.
Но вот пример: икона "Спорительница хлебов" 1890 г. Художественные достоинства самой иконы я бы хотела оставить за рамками заметки. Интересно вот что: написана академистом Д. М. Болотовым (воцерковившимся в 1866 г.) по замыслу Амвросия Оптинского. Иконография ее нетрадиционна, название необычное, совершенно новый сюжет в истории иконописи.
Еще пример. В связи с причислением к мученикам Николая II и его семьи, возникла необходимость выработать новую иконографию для его изображения (почитать подробно об этом можно например тут: http://www.icon-art.info/book_contents.php?book_id=23).
К тому же, и традиционная ныне иконография также проходила период становления. Так что, кажется, каноничность не может служить определяющим критерием?
Прориси, появившиеся в 16 в., как справедливо замечает А. Лидов, свидетельствуют о кризисе иконописания, с учетом, что византийские и древнерусские мастера писали, лишь ориентируясь на лучшие образцы, создавали свой образ, а не пользовались схемой, трафаретом.
Следовательно, кажется, главной оказывается мистическая интенция художника, остальное лишь условно.
Как тогда в этом контексте рассматривать такие работы авангардистов, как "Икона Св. Екатерины" Филонова, "Георгия Победоносца" Гончаровой, ранние картины Малевича и Кандинского на религиозные сюжеты, творчество общества "Искусство - жизнь" ("Маковец") и проч.?
Мистическая интенция, безусловно, была, однако, "Спаса на Престоле" Гончаровой никто не воспринимает как икону. Очевидно, и стилистические особенности не могут быть препятствием - достаточно вспомнить о спорных реформах Никона - писать иконописные образы "как живые".
Понимаю, что рассуждения несколько поверхностны, однако суть ясна: в чем разница? Может, дело в церковном ригоризме? И, действительно, в авторитете того, кто признает изображение иконой?
____________
«Всячески следует принимать честные иконы Господа нашего Иисуса Христа, если они пишутся исторически верно… а не “как кому вздумается”» (Деяния Вселенских Соборов. Т. 7. С. 296, 198).
"Понятны нарочитые предупреждения в подлинниках иконному мастеру о том, что, кто станет писать иконы не по Преданию, но от своего измышления, повинен вечной муке… Так, соборный разум Церкви не может не спросить Врубеля, Васнецова, Нестерова и других новых иконописцев, сознают ли они, что изображают не что-то, вообразившееся и сочиненное ими, а некоторую в самом деле существующую реальность и что об этой реальности они сказали или правду, и тогда дали ряд первоявленных икон, - кстати сказать, численно превосходящих все, что узрели святые иконописцы на всем протяжении церковной истории, - или неправду… Если же эти художники, хотя бы внутренне, для себя, не могут удостоверить самотождество изображаемого лица, если это кто-то другой, то не происходит ли здесь величайшего духовного смятения и смущения и не сказал ли художник кистью неправды о Богоматери?.. Думается, большинство художников, ни ясно, ни неясно, просто ничего не видят, а слегка преобразуют внешний образ согласно полусознательным воспоминаниям о Богоматерних иконах и, смешивая уставную истину с собственным самочинием, зная, что они делают, дерзают надписать имя Богоматери. Но если они не могут удостоверить правдивости своего изображения и даже сами в себе в том не уверены, то разве это не значит, что они притязают свидетельствовать о сомнительном, берут на себя ответственнейшее дело святых отцов и, не будучи таковыми, самозванствуют и даже лжесвидетельствуют?.. Иная же современная икона есть провозглашаемое в храме всенародно вопиющее лжесвидетельство" (Флоренский Павел, священник. Иконостас // Флоренский Павел, священник. Избранные труды по искусству. М., 1996. С. 111, 113-114.)
"Если в богословии иконы во второй половине XX века наметилось определенное прояснение, то статус так называемой религиозной живописи остается по-прежнему совершенно непонятным. Она существует как исторический факт, как апокриф наряду с каноническим житием, но богословски ее как особого жанра, несомненно, быть не может, ибо если изображаемое ею суть действительно образы своих первообразов, то им и подобает та же честь, которая воздается иконе. Если же они не являются образами первообразов, а отражают лишь фантазии живописцев, то в таком качестве они становятся иноприродными христианской культуре и даже враждебными ей, ибо при относительном внешнем сходстве с иконами несут совершенно другое содержание - объективированную прелестность духовного опыта" (Гаврюшин Н.К. Вехи русской религиозной эстетики // Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. М., 1993. С. 32.)
Но вот пример: икона "Спорительница хлебов" 1890 г. Художественные достоинства самой иконы я бы хотела оставить за рамками заметки. Интересно вот что: написана академистом Д. М. Болотовым (воцерковившимся в 1866 г.) по замыслу Амвросия Оптинского. Иконография ее нетрадиционна, название необычное, совершенно новый сюжет в истории иконописи.
Еще пример. В связи с причислением к мученикам Николая II и его семьи, возникла необходимость выработать новую иконографию для его изображения (почитать подробно об этом можно например тут: http://www.icon-art.info/book_contents.php?book_id=23).
К тому же, и традиционная ныне иконография также проходила период становления. Так что, кажется, каноничность не может служить определяющим критерием?
Прориси, появившиеся в 16 в., как справедливо замечает А. Лидов, свидетельствуют о кризисе иконописания, с учетом, что византийские и древнерусские мастера писали, лишь ориентируясь на лучшие образцы, создавали свой образ, а не пользовались схемой, трафаретом.
Следовательно, кажется, главной оказывается мистическая интенция художника, остальное лишь условно.
Как тогда в этом контексте рассматривать такие работы авангардистов, как "Икона Св. Екатерины" Филонова, "Георгия Победоносца" Гончаровой, ранние картины Малевича и Кандинского на религиозные сюжеты, творчество общества "Искусство - жизнь" ("Маковец") и проч.?
Мистическая интенция, безусловно, была, однако, "Спаса на Престоле" Гончаровой никто не воспринимает как икону. Очевидно, и стилистические особенности не могут быть препятствием - достаточно вспомнить о спорных реформах Никона - писать иконописные образы "как живые".
Понимаю, что рассуждения несколько поверхностны, однако суть ясна: в чем разница? Может, дело в церковном ригоризме? И, действительно, в авторитете того, кто признает изображение иконой?
____________
«Всячески следует принимать честные иконы Господа нашего Иисуса Христа, если они пишутся исторически верно… а не “как кому вздумается”» (Деяния Вселенских Соборов. Т. 7. С. 296, 198).
"Понятны нарочитые предупреждения в подлинниках иконному мастеру о том, что, кто станет писать иконы не по Преданию, но от своего измышления, повинен вечной муке… Так, соборный разум Церкви не может не спросить Врубеля, Васнецова, Нестерова и других новых иконописцев, сознают ли они, что изображают не что-то, вообразившееся и сочиненное ими, а некоторую в самом деле существующую реальность и что об этой реальности они сказали или правду, и тогда дали ряд первоявленных икон, - кстати сказать, численно превосходящих все, что узрели святые иконописцы на всем протяжении церковной истории, - или неправду… Если же эти художники, хотя бы внутренне, для себя, не могут удостоверить самотождество изображаемого лица, если это кто-то другой, то не происходит ли здесь величайшего духовного смятения и смущения и не сказал ли художник кистью неправды о Богоматери?.. Думается, большинство художников, ни ясно, ни неясно, просто ничего не видят, а слегка преобразуют внешний образ согласно полусознательным воспоминаниям о Богоматерних иконах и, смешивая уставную истину с собственным самочинием, зная, что они делают, дерзают надписать имя Богоматери. Но если они не могут удостоверить правдивости своего изображения и даже сами в себе в том не уверены, то разве это не значит, что они притязают свидетельствовать о сомнительном, берут на себя ответственнейшее дело святых отцов и, не будучи таковыми, самозванствуют и даже лжесвидетельствуют?.. Иная же современная икона есть провозглашаемое в храме всенародно вопиющее лжесвидетельство" (Флоренский Павел, священник. Иконостас // Флоренский Павел, священник. Избранные труды по искусству. М., 1996. С. 111, 113-114.)
"Если в богословии иконы во второй половине XX века наметилось определенное прояснение, то статус так называемой религиозной живописи остается по-прежнему совершенно непонятным. Она существует как исторический факт, как апокриф наряду с каноническим житием, но богословски ее как особого жанра, несомненно, быть не может, ибо если изображаемое ею суть действительно образы своих первообразов, то им и подобает та же честь, которая воздается иконе. Если же они не являются образами первообразов, а отражают лишь фантазии живописцев, то в таком качестве они становятся иноприродными христианской культуре и даже враждебными ей, ибо при относительном внешнем сходстве с иконами несут совершенно другое содержание - объективированную прелестность духовного опыта" (Гаврюшин Н.К. Вехи русской религиозной эстетики // Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. М., 1993. С. 32.)