Прием?
Наверное, мне нужно немного выговориться.
Это лучше получается здесь, в чуть прикрытой замком группе, отдельной. Если вы не против.
Сейчас у меня нет желания вуалировать это в художественной форме. Хотя, возможно, так было бы безопаснее. И, возможно, не так стыдно.
Но - я поймала себя на мысли - стыд проходит с годами, которые бок о бок с творчеством и подобной ему средой, где совершенно свободно позволяется обитать нашим внутренним ангелам, демонам, боли, грехам, нашему счастью, любви, сексу, слезам и неловкостям.
Это - и наша свобода тоже.
Свобода говорить даже тогда, когда это уже не стихи, не повесть и даже не фотография.
Что-то вроде линии сердца, которой необходимо длиться и подскакивать.
Которой необходим человек, наблюдающий за монитором.
Ага?
... я еще хотела сказать, что у меня под окном завелась птица, которая поет каждую ночь ближе к трем. Я все думала - что так рано? Что - так красиво? А потом поняла, что это соловей. Он словно вне времени и вне темноты. И сейчас - поет.
Пойду выберусь на балкон ухом наружу.
Это лучше получается здесь, в чуть прикрытой замком группе, отдельной. Если вы не против.
Сейчас у меня нет желания вуалировать это в художественной форме. Хотя, возможно, так было бы безопаснее. И, возможно, не так стыдно.
Но - я поймала себя на мысли - стыд проходит с годами, которые бок о бок с творчеством и подобной ему средой, где совершенно свободно позволяется обитать нашим внутренним ангелам, демонам, боли, грехам, нашему счастью, любви, сексу, слезам и неловкостям.
Это - и наша свобода тоже.
Свобода говорить даже тогда, когда это уже не стихи, не повесть и даже не фотография.
Что-то вроде линии сердца, которой необходимо длиться и подскакивать.
Которой необходим человек, наблюдающий за монитором.
Ага?
... я еще хотела сказать, что у меня под окном завелась птица, которая поет каждую ночь ближе к трем. Я все думала - что так рано? Что - так красиво? А потом поняла, что это соловей. Он словно вне времени и вне темноты. И сейчас - поет.
Пойду выберусь на балкон ухом наружу.