Вся жизнь - перевод
Выдержки из интервью Нины Шайлер, автора романа «Переводчица»
- Что вдохновило вас на написание «Переводчицы»?
В 2005 году «Нью Йоркер» опубликовал статью Дэвида Ремника «Переводческие баталии» об американце Ричарде Пивере и его русской жене Ларисе Волохонской. Эта пара взялась заново перевести на английский язык все шедевры русской литературы, до сих пор известные англоязычному читателю в переводах Констанс Гарнетт, которые Набоков назвал «катастрофой» и «сухим дерьмом».
Мой глаз зацепился не за слово «перевод» в заголовке статьи, а за слова «Толстой» и «Достоевский» в подзаголовке. Девочкой я была влюблена в Достоевского, Толстого, Чехова и Пастернака. Помню одно лето - мне было тогда двенадцать - я каждый день ходила в бассейн с пастернаковским «Доктором Живаго». Тогда я совершенно не думала о том, что изначально все эти книги были написаны на языке, который Томас Манн назвал «нечетким, страшно чуждым, бескостным восточным языком». Меня больше занимали снег, катание в санях, страсть, измена, революция, крестьяне, цари, любовь.
В 1891 году во время тяжелой беременности англичанка Констанс Гарнетт выучила русский язык и вскоре занялась переводами. Ремник пишет, что когда ей попадались незнакомые слова или фразы, она их просто пропускала. Зачастую непонятым ею оставался подтекст, да и сложные предложения оказались не по зубам.
Прочитав статью, я кинулась к полке с русскими романами - их все перевела Гарнетт! Прямо в стиле Достоевского я почувствовала себя обокраденной! Обманутой! Облапошенной! Мне подсунули плохие, водянистые переводы русских книг, донельзя пропитанные английским духом и традицией. Вот тут-то у меня возникли вопросы: Что делает перевод хорошим? Каковы обязательства у переводчика перед автором? Зачем учить другой язык?
- Какое послание читателям заложено в вашей книге?
Чехов писал однажды, что «не дело художника решать узкоспециальные вопросы». Как судья, инструктирующий присяжных, писатель «обязан ставить правильно вопросы, а решают пусть присяжные, каждый на свой вкус».
Что представляю на суд читателя я? Мой роман поднимает следующие вопросы: Если рассматривать перевод как метафору, разве не переводим мы всех и вся? В таком случае, возможны ли ошибки перевода? Как узнаешь, правильно ли интерпретированы действия, жесты, интонации? Нужно ли придумывать смысл, или смысл заложен в самой жизни? Найдёт ли язык форму для мыслей и чувств? Как же нам любить своих детей, если любовь постоянно утекает в воронку предвзятого мнения о том, кто они есть и кем должны стать?
http://www.goodreads.com/topic/show/1433392-interview-with-nina-schuyler
Перевод интервью участвует в конкурсе: http://mustran.ru/2014/work/1027
UPD: http://ru-translator.livejournal.com/2472273.html
- Что вдохновило вас на написание «Переводчицы»?
В 2005 году «Нью Йоркер» опубликовал статью Дэвида Ремника «Переводческие баталии» об американце Ричарде Пивере и его русской жене Ларисе Волохонской. Эта пара взялась заново перевести на английский язык все шедевры русской литературы, до сих пор известные англоязычному читателю в переводах Констанс Гарнетт, которые Набоков назвал «катастрофой» и «сухим дерьмом».
Мой глаз зацепился не за слово «перевод» в заголовке статьи, а за слова «Толстой» и «Достоевский» в подзаголовке. Девочкой я была влюблена в Достоевского, Толстого, Чехова и Пастернака. Помню одно лето - мне было тогда двенадцать - я каждый день ходила в бассейн с пастернаковским «Доктором Живаго». Тогда я совершенно не думала о том, что изначально все эти книги были написаны на языке, который Томас Манн назвал «нечетким, страшно чуждым, бескостным восточным языком». Меня больше занимали снег, катание в санях, страсть, измена, революция, крестьяне, цари, любовь.
В 1891 году во время тяжелой беременности англичанка Констанс Гарнетт выучила русский язык и вскоре занялась переводами. Ремник пишет, что когда ей попадались незнакомые слова или фразы, она их просто пропускала. Зачастую непонятым ею оставался подтекст, да и сложные предложения оказались не по зубам.
Прочитав статью, я кинулась к полке с русскими романами - их все перевела Гарнетт! Прямо в стиле Достоевского я почувствовала себя обокраденной! Обманутой! Облапошенной! Мне подсунули плохие, водянистые переводы русских книг, донельзя пропитанные английским духом и традицией. Вот тут-то у меня возникли вопросы: Что делает перевод хорошим? Каковы обязательства у переводчика перед автором? Зачем учить другой язык?
- Какое послание читателям заложено в вашей книге?
Чехов писал однажды, что «не дело художника решать узкоспециальные вопросы». Как судья, инструктирующий присяжных, писатель «обязан ставить правильно вопросы, а решают пусть присяжные, каждый на свой вкус».
Что представляю на суд читателя я? Мой роман поднимает следующие вопросы: Если рассматривать перевод как метафору, разве не переводим мы всех и вся? В таком случае, возможны ли ошибки перевода? Как узнаешь, правильно ли интерпретированы действия, жесты, интонации? Нужно ли придумывать смысл, или смысл заложен в самой жизни? Найдёт ли язык форму для мыслей и чувств? Как же нам любить своих детей, если любовь постоянно утекает в воронку предвзятого мнения о том, кто они есть и кем должны стать?
http://www.goodreads.com/topic/show/1433392-interview-with-nina-schuyler
Перевод интервью участвует в конкурсе: http://mustran.ru/2014/work/1027
UPD: http://ru-translator.livejournal.com/2472273.html