(no subject)
Есть в португальском одно замечательное слово. Оно практически непереводимо на другие языки. Фактически, это понятие существует лишь в трех языках - португальском, бразильском и галисийском. Даже близкий и родной испанский не породил ничего подобного. Это не слово даже… Назвать его "понятием" - не сказать ничего, согрешив против истины. Это - квинтэссенция бытия. Картина мира. Сгусток системы ценностей. Срез пылких надежд, потаенных желаний и несбывшихся мечт. Хотите - верьте, хотите - нет…
По правде сказать, во многих языках есть неподдающиеся переводу - а иногда и внятной трактовке - слова. Авось, міръ - для русского. Wanderlust, Schadenfreude - у немца. Dolce far niente - в этом весь жизнерадостный итальянец. Это в Европе-то! А уж об Азии, с ее Китаями, Япониями и Индиями, и говорить нечего… Тем-то язык и прекрасен - зеркало души мировой, в локальных биогеографических особенностях - как в зеркале - отраженной. Потому-то я и против всяческих попыток (пусть даже и успешных) создать и распространить големов вроде идо, эсперанто и волапюка. Не станем мы лучше понимать друг друга. Глупости это все. Площе мы станем и беднее. Примитивность и однообразие станут нашим уделом отныне. А я не хочу этого. Потому что это неправильно. Потому что мы не роботы и не машины. Люди мы. Об этом-то как раз те самые слова-образы мира нам и не дают забыть…
Вот играет сейчас у меня Сезария Эвора - сладкий такой звук, с перчинкой. Гитарные переборы созвучны мелодии струн моей души. Конга где-то на заднем фоне едва ли не в точности копируют ритм сокращений моего сердца. Заунывно-теплый альт-саксофон вздыхает вместе со мной… Состояние медитативное. Покачиваясь то ли в такт музыке, то ли в соответствии ритмам чего-то более глобального, я начинаю ощущать, причем совершенно отчетливо, мягкое тепло где-то внутри себя. Слегка уловимая улыбка сама растекается, как мне кажется, на всю ширину плеч…
И тут la Diva aux pieds nus (Босоногая Дива) затягивает особо пронзительный, щекочущий нутро пассаж. Звук стрелой пробивает мое растаявшее сердце. Без раскачки, без предупреждения, без объявления войны. И сразу - мурашки по коже. И слеза по щеке. А потом еще две. И еще. И еще… И грустно так на душе. Горько. Но не противно и не тяжко. Просто грустно. Сладкая грусть. Кому незнакомо это чувство? Может, тем самым роботам-эсперанто? Не знаю. Не мне судить… За себя только и могу говорить.
Так почему же мне грустно?
Много лет подряд Сезария приезжала в Москву с концертами. Аккурат - на мой день рождения. Я мечтал сходить ее послушать, взяв с собой всех, кого смогу. Но как-то не складывалось. Деньги, время, здоровье - что-то все время вкрадывалось в мои планы, разбивая каждый раз пусть маленькую - но мечту - о камни повседневной серости, полной глупостей. "Ничего, - успокаивал я себя - все будет! Обязательно я еще схожу на ее концерт. И не на один! Приезжает регулярно… Куда ей деваться?" Наивность моя не знала предела. Оптимизм это не всегда хорошо, поймите… Не доводит он до добра - так часто, как хотелось бы.
Работа, какие-то дела, что-то важное, что-то - не очень, что-то - вообще непонятно, откуда и зачем. Так, за будничностью бытия прошли дни и годы. На дворе стоял декабрь. Год две тысячи одиннадцатый от Рождества Христова. Понятное дело: холод, слякоть, микробы, солнца мало, народ в метро и электричках злой, измотанный. Картина маслом. Густые серые краски, перебиваемые белым и коричневым в разных пропорциях.
Не помню уж, где меня застали известия о кончине Сизы. Да и неважно это. Дело в другом. Конечно же, я был в определенной степени шокирован, удручен и подавлен. Это объяснимо. Не понять лишь того, почему с тех пор мой мир опустел и уже не восполнится никогда. Почему я до сих пор ощущаю каждой своей клеткой эту горькую утрату.
Думаю, я знаю. Или мне хочется так думать. Все дело - в том самом слове-мифологеме, с которого мы начали и к которому теперь пришли. Saudade. Грусть, боль, томление. В печали своей исступление.
Португалия - морская держава. Многие неизвестные европейцам уголки нашей Земли первыми увидели именно португальцы. Бесстрашие, тщеславие, азарт, любопытство, алчность, жажда открытий или все это вместе - кто ж теперь разберет, что ими движило.
А было это аж в XV веке. С тех пор - а, может, и раньше - моряки, еще даже не выйдя в море, уже грустили по своим домашним ли, по вчерашней ли спутнице из прибрежного кабака… Грустили, вспоминая дом. Глиняный. Побеленный. С черепичной крышей. Роща дубовая. Эвкалипты россыпью. Апельсины радуют взор.
А жены и матери, возлюбленные и прикормленные скучали, томясь, по своим мужчинам. И так - изо дня в день. Из века в век.
И вот настает радостный миг - избороздив просторы Атлантического моря-океана, не одну параллель и меридиан оставив за кормой, возвращаются в родные места мореплаватели. И тут уже все есть - и портвейн, и bacalhau espiritual и feijoada. И обласканы они, и все им рады и истории их все готовы до посинения слушать. Здорово же все! Ан нет… Чего-то не хватает. Чего-то такого родного, до боли знакомого, в сердце от века живущего. К нему - все мысли устремлены, взор его ищет, душа его просит. Море…
Саудади это тоска. Сладкая грусть. О том, что есть, но не то. О том, что когда-то имел, но потерял, и вряд ли уж найдешь. О возлюбленном тоска. Когда не знаешь, где он и жив ли вообще. Нет, это совсем не то же самое, что неумение жить здесь и сейчас. Ничуть! Напротив - саудуди (или "содад" - как пела Сиза ни креольском) это смак бытия, это радость быть потерянным без надежды найтись, это пряный вкус горечи воспоминаний. Это грусть-мечта о чем-то несбывшемся, но таком осязаемом. Не описать saudade словами. Зря я за это взялся…
Эвора работала в жанрах морна, коладейра и фаду. Fado значит "судьба". Мотив неизбывного, парящего и обрывающегося. Судьба самой певицы чрезвычайно интересна и богата на яркие события. Многие о ней слышали, многие ее знают, многие ее ценят и любят. Но никто так не скучает, как скучаю я.
Пусть говорят, что я грущу лишнего, что нужно проще жить и легче ко всему относиться. Я не могу. Saudade e' meu fado. Содад - моя судьба. Это слово есть я, пуская для кого-то оно - лишь пустой звук. Оно прочно вросло и укоренилось во мне. Стало частью моего мира. Самим моим миром. Оно написано у меня на спине - там, где у ангелов растут крылья. Так и оно - держит меня, не давая пасть. Ведь пасть так легко…
Мне не важно, попаду ли я когда-нибудь на Гоа, в Полинезию, на Кабо-Верде или в бесконечный список других мест, которые манят меня, как манит запах готовящегося ужина голодавшего неделю путника. Не важно потому, что я уже в этих местах. А они - часть меня. И всегда со мной будет голос Сезарии Эворы.
Quem mostra' bo
Ess caminho longe?
Quem mostra' bo
Ess caminho longe?
Ess caminho
Pa Sao Tome'
И всегда я буду скучать по будущему, грустя о прошлом, чтобы смотреть на настоящее максимально трезво. Как только что сошедший на берег морской волк.
3-02-2013
По правде сказать, во многих языках есть неподдающиеся переводу - а иногда и внятной трактовке - слова. Авось, міръ - для русского. Wanderlust, Schadenfreude - у немца. Dolce far niente - в этом весь жизнерадостный итальянец. Это в Европе-то! А уж об Азии, с ее Китаями, Япониями и Индиями, и говорить нечего… Тем-то язык и прекрасен - зеркало души мировой, в локальных биогеографических особенностях - как в зеркале - отраженной. Потому-то я и против всяческих попыток (пусть даже и успешных) создать и распространить големов вроде идо, эсперанто и волапюка. Не станем мы лучше понимать друг друга. Глупости это все. Площе мы станем и беднее. Примитивность и однообразие станут нашим уделом отныне. А я не хочу этого. Потому что это неправильно. Потому что мы не роботы и не машины. Люди мы. Об этом-то как раз те самые слова-образы мира нам и не дают забыть…
Вот играет сейчас у меня Сезария Эвора - сладкий такой звук, с перчинкой. Гитарные переборы созвучны мелодии струн моей души. Конга где-то на заднем фоне едва ли не в точности копируют ритм сокращений моего сердца. Заунывно-теплый альт-саксофон вздыхает вместе со мной… Состояние медитативное. Покачиваясь то ли в такт музыке, то ли в соответствии ритмам чего-то более глобального, я начинаю ощущать, причем совершенно отчетливо, мягкое тепло где-то внутри себя. Слегка уловимая улыбка сама растекается, как мне кажется, на всю ширину плеч…
И тут la Diva aux pieds nus (Босоногая Дива) затягивает особо пронзительный, щекочущий нутро пассаж. Звук стрелой пробивает мое растаявшее сердце. Без раскачки, без предупреждения, без объявления войны. И сразу - мурашки по коже. И слеза по щеке. А потом еще две. И еще. И еще… И грустно так на душе. Горько. Но не противно и не тяжко. Просто грустно. Сладкая грусть. Кому незнакомо это чувство? Может, тем самым роботам-эсперанто? Не знаю. Не мне судить… За себя только и могу говорить.
Так почему же мне грустно?
Много лет подряд Сезария приезжала в Москву с концертами. Аккурат - на мой день рождения. Я мечтал сходить ее послушать, взяв с собой всех, кого смогу. Но как-то не складывалось. Деньги, время, здоровье - что-то все время вкрадывалось в мои планы, разбивая каждый раз пусть маленькую - но мечту - о камни повседневной серости, полной глупостей. "Ничего, - успокаивал я себя - все будет! Обязательно я еще схожу на ее концерт. И не на один! Приезжает регулярно… Куда ей деваться?" Наивность моя не знала предела. Оптимизм это не всегда хорошо, поймите… Не доводит он до добра - так часто, как хотелось бы.
Работа, какие-то дела, что-то важное, что-то - не очень, что-то - вообще непонятно, откуда и зачем. Так, за будничностью бытия прошли дни и годы. На дворе стоял декабрь. Год две тысячи одиннадцатый от Рождества Христова. Понятное дело: холод, слякоть, микробы, солнца мало, народ в метро и электричках злой, измотанный. Картина маслом. Густые серые краски, перебиваемые белым и коричневым в разных пропорциях.
Не помню уж, где меня застали известия о кончине Сизы. Да и неважно это. Дело в другом. Конечно же, я был в определенной степени шокирован, удручен и подавлен. Это объяснимо. Не понять лишь того, почему с тех пор мой мир опустел и уже не восполнится никогда. Почему я до сих пор ощущаю каждой своей клеткой эту горькую утрату.
Думаю, я знаю. Или мне хочется так думать. Все дело - в том самом слове-мифологеме, с которого мы начали и к которому теперь пришли. Saudade. Грусть, боль, томление. В печали своей исступление.
Португалия - морская держава. Многие неизвестные европейцам уголки нашей Земли первыми увидели именно португальцы. Бесстрашие, тщеславие, азарт, любопытство, алчность, жажда открытий или все это вместе - кто ж теперь разберет, что ими движило.
А было это аж в XV веке. С тех пор - а, может, и раньше - моряки, еще даже не выйдя в море, уже грустили по своим домашним ли, по вчерашней ли спутнице из прибрежного кабака… Грустили, вспоминая дом. Глиняный. Побеленный. С черепичной крышей. Роща дубовая. Эвкалипты россыпью. Апельсины радуют взор.
А жены и матери, возлюбленные и прикормленные скучали, томясь, по своим мужчинам. И так - изо дня в день. Из века в век.
И вот настает радостный миг - избороздив просторы Атлантического моря-океана, не одну параллель и меридиан оставив за кормой, возвращаются в родные места мореплаватели. И тут уже все есть - и портвейн, и bacalhau espiritual и feijoada. И обласканы они, и все им рады и истории их все готовы до посинения слушать. Здорово же все! Ан нет… Чего-то не хватает. Чего-то такого родного, до боли знакомого, в сердце от века живущего. К нему - все мысли устремлены, взор его ищет, душа его просит. Море…
Саудади это тоска. Сладкая грусть. О том, что есть, но не то. О том, что когда-то имел, но потерял, и вряд ли уж найдешь. О возлюбленном тоска. Когда не знаешь, где он и жив ли вообще. Нет, это совсем не то же самое, что неумение жить здесь и сейчас. Ничуть! Напротив - саудуди (или "содад" - как пела Сиза ни креольском) это смак бытия, это радость быть потерянным без надежды найтись, это пряный вкус горечи воспоминаний. Это грусть-мечта о чем-то несбывшемся, но таком осязаемом. Не описать saudade словами. Зря я за это взялся…
Эвора работала в жанрах морна, коладейра и фаду. Fado значит "судьба". Мотив неизбывного, парящего и обрывающегося. Судьба самой певицы чрезвычайно интересна и богата на яркие события. Многие о ней слышали, многие ее знают, многие ее ценят и любят. Но никто так не скучает, как скучаю я.
Пусть говорят, что я грущу лишнего, что нужно проще жить и легче ко всему относиться. Я не могу. Saudade e' meu fado. Содад - моя судьба. Это слово есть я, пуская для кого-то оно - лишь пустой звук. Оно прочно вросло и укоренилось во мне. Стало частью моего мира. Самим моим миром. Оно написано у меня на спине - там, где у ангелов растут крылья. Так и оно - держит меня, не давая пасть. Ведь пасть так легко…
Мне не важно, попаду ли я когда-нибудь на Гоа, в Полинезию, на Кабо-Верде или в бесконечный список других мест, которые манят меня, как манит запах готовящегося ужина голодавшего неделю путника. Не важно потому, что я уже в этих местах. А они - часть меня. И всегда со мной будет голос Сезарии Эворы.
Quem mostra' bo
Ess caminho longe?
Quem mostra' bo
Ess caminho longe?
Ess caminho
Pa Sao Tome'
И всегда я буду скучать по будущему, грустя о прошлом, чтобы смотреть на настоящее максимально трезво. Как только что сошедший на берег морской волк.
3-02-2013