«После смерти Сталина, с приходом к власти Хрущёва, Лысенко, по традиции, пригласили на пленум Центрального Комитета партии. Хрущёв был ошарашен его выступлением; передавали, он сказал, что его радует, когда колхозник говорит языком учёного, но он не может понять, почему академик говорит подобно малограмотному мужику.
Казалось, что эра Лысенко кончилась. В «Правде» появились статьи, разоблачающие «мичуринскую биологию», аргументированно было показано, что «экспериментальные доказательства» превращения одного биологического вида в другой, например, сосны в ель, являлось элементарным жульничеством - ветка ели была аккуратно приделана к сосне. Высказывания и работы Лысенко и его сотрудников повсюду свободно критиковались, и всем стала ясна их несостоятельность.
Это просветление, однако, продолжалось недолго. Лысенко каким-то таинственным образом удалось воздействовать и на Хрущёва, мичуринская биология снова оказалась вне критики. До самой смерти Лысенко она продолжала подавлять разумные идеи и исследования.
В 1961-1962 годах мировую сенсацию произвело открытие американцами генетического кода. И тогда заявление президента Кеннеди о том, что «русские догнали нас в области физики, но безнадёжно отстали в биологии», произвело ошеломляющее впечатление на партийное руководство, и оно приняло, наконец, меры к развитию в нашей стране молекулярной биологии, никак не согласующейся с мичуринским учением.
Я пытался понять тайну могущества Лысенко. Мне пришлось видеть его дважды. Первый раз меня вытащил из-зa стола мой 12-летний сын с криком: «Папа, посмотри, что это за сумасшедший говорит по телевизору!» Выступал Лысенко, его бессвязная, хриплая речь напоминала мне голос Гитлера, который я слышал по радио перед войной.
Второй раз это было, когда при Академии наук был создан Научный совет по молекулярной биологии, в который включили и меня. На заседании президиума Академии, посвященном этому вопросу, председатель совета академик В.А. Энгельгардт в корректных тонах, стараясь не задевать заинтересованных лиц, рассказал о сенсационных открытиях в современной биологии и, в частности, генетике и подчеркнул необходимость изучать нуклеиновые кислоты и вообще молекулярную биологию.
Президент Академии М.В. Келдыш открыл дискуссию. Выступавшие открыто поддержали Энгельгардта, критиковали состояние биологии в нашей стране и подавление современных исследований; отсутствие сведений о современной биологии и генетике в программах высшей и средней школ и т. п.
Особенно резко выступил академик И. Т. Кнуньянц, химик: эмоционально, с жаром, он сказал: «Я беру Большую советскую энциклопедию и нахожу слово «ген». Что же я читаю? Оказывается это мифическое понятие, противоречащее науке. Вы понимаете, «мифическое»! Чему учат в школе - дарвинизму и всякой чепухе, а не современной биологии!»
Тут поднял руку Лысенко и своим хриплым голосом, сверля глазами зал, заявил, что это заседание настолько важное, что необходимо поместить стенографический отчёт о нём в центральных газетах, именно стенографический. По своей наивности я не понял смысла этого выступления.
Однако, выходя из зала, я столкнулся со знакомой корреспонденткой «Вестника Академии наук СССР». Когда на её вопрос я ответил, что не понял Лысенко, она сказала: «Как же вы не поняли - напечатают в «Правде», что дарвинизм - это чепуха, и он всю Академию наук разгонит». Такова была природная хитрость и сила этого малограмотного академика.
Полнейшая неосведомлённость его в основах науки иллюстрируется следующим эпизодом, рассказанным мне нашим авторитетом в области молекулярной биологии, академиком А. Н. Белозерским. Слыша о новейших открытиях важнейшей роли нуклеиновых кислот в жизнедеятельности, Лысенко понял, что полностью отрицать их существование уже невозможно. Он попросил Белозерского рассказать о них в возглавляемом им Институте общей генетики.
После двухчасового элементарного сообщения Белозерского все молчали, ожидая, что скажет сам. «Сам» поднялся и сказал: «Ну что ж, если химики считают, что нуклеинбвые кислоты существуют, пусть они их и изучают. Кстати, Андрей Николаевич, покажите мне эту, как её, дезоксирибонуклеиновую кислоту». Последние слова, хорошо знакомые каждому научному работнику, он произнёс с трудом и прерываясь.
На предложение Белозерского прийти к нему в лабораторию, где он ему всё покажет и расскажет, Лысенко ответил: «Нет, вы её мне в банке пришлите». Когда в Институт генетики пришла сотрудница Белозерского с пробиркой, содержащей ДНК, Лысенко взял её, повертел пробирку в руках и, не скрывая своего удивления, спросил: «Так это она и есть, эта самая дез... окси... рибо... нуклеиновая кислота?» «Ну да, это она и есть». «Так почему же она не жидкая?»
:))))))
Збарский И.Б., От России до Росси (воспоминания учёного), в Сб.: Под «крышей» Мавзолея, Тверь, «Полина», 1998 г., с. 278-280.
Источник:
http://vikent.ru/enc/6082/