(no subject)
Каждый раз приезжая в Цфат читать лекции, я некоторое время сижу на высоком холме над старым городом. На холме есть выступ, похожий на балкон, вместо ограды - пять молодых сосенок. Оттуда видно все окрестные горы, включая Мирон. Внизу под ногами - черепичные крыши Цфата, дальше - низина с покрытыми молодым лесом холмами.
На холме всегда дует ветер, сосенки дают неплохую тень. Каркают вороны, в низине медленно меняются темные пятна - тени от облаков. Одуряюще пахнет нагретой солнцем хвоей.
В жаркий, запущенный, растерявший свою сказочность город я теперь спускаюсь редко. Он вызывает во мне тоску. Мазней, обыгрывающей каббалистические мотивы, безвкусной “джудаикой”, футболками с символикой Армии Обороны Израиля, снулыми студентами йешив, раскормленными и шумными школьниками или туристами, привезенными на экскурсию. Я спускаюсь туда только тогда, когда чувствую в себе силу, когда принесенная с собой, как бутерброды на пикник, сказка может заполнить пустоту.
Мой настоящий Цфат тут, наверху.
Тут просто себе представить, а внизу это почти невозможно, что под мохнатыми холмами, словно по скомканным одеялом, лежат, свернувшись калачиком, и светятся, как неяркие фонарики, души тех, кому не хватило веры и сил, чтобы подняться туда, где всегда светло. И как в чаще в низине прячутся, превратившись в валуны, ядоа - обладающие колдовской и пророческой силой полулюди-полузвери-полурастения. Сидя здесь, легко вообразить пещеру, через которую можно попасть в один из шести нижних миров, населенных двухголовыми существами, безносыми карликами и занимающимися волшебством потомками строителей Вавилонской Башни.
Сидя на холме, я мечтаю, что потрясающий обычай “справлять изгнание” не исчез, а стал общепринятым в Цфате, и я сейчас сойду вниз и пойду в специальную гостиницу для “изгнанников”, где вместе с другими буду готовиться к завтрашнему приключению. Мы до утра будем разговаривать о чудесах, о Тайном Знании, о прошлом, потом немного подремлем и тронемся в путь. И нас будут ждать удивительные приключения, настоящие или воображаемые, и мы будем идти во тьме вместе со Шхиной и делиться с ней своими душами, а Она поделится с нами своей силой.
А когда я вернусь, мне будет гораздо проще верить, что делая что-то хорошее, человек раздувает искры света, упавшие в темноту нашего мира, и поднимает их вверх из бездны. И я тоже.
И накрутив себя таким образом, я иду на лекцию, в пахнущий старым кондиционером класс, к людям, привыкшим скрывать свой интерес к необычному за бытовыми разговорами и обычными для средних израильтян шутками.
И я говорю им, что для меня они ученики, пришедшие в Заколдованный Город изучать тайны бытия и небытия. Потому что все нормальные люди учат нормальные предметы в нормальных колледжах, куда просто и удобно добираться, а раз они ездят в Цфат изучать мистику и философию, значит ничего нормального в них нет. И я прошу их представить, как несколько веков назад наши предки ходили по улицам Старого Цфата, иногда встречая Элиягу-пророка, ангелов, демонов, “диббуков”, как они каждый день ждали Мессию, видели вещие сны и видения, рассказываю о мудрых женщинах Города, об обычае “справлять изгнание” и о том, как провожают свою “высшую душу” на исходе субботы, воскуряя благовония.
И в темных водах их глаз ненадолго появляются искорки.
Ненадолго, я довольно слабый “собиратель”.
На холме всегда дует ветер, сосенки дают неплохую тень. Каркают вороны, в низине медленно меняются темные пятна - тени от облаков. Одуряюще пахнет нагретой солнцем хвоей.
В жаркий, запущенный, растерявший свою сказочность город я теперь спускаюсь редко. Он вызывает во мне тоску. Мазней, обыгрывающей каббалистические мотивы, безвкусной “джудаикой”, футболками с символикой Армии Обороны Израиля, снулыми студентами йешив, раскормленными и шумными школьниками или туристами, привезенными на экскурсию. Я спускаюсь туда только тогда, когда чувствую в себе силу, когда принесенная с собой, как бутерброды на пикник, сказка может заполнить пустоту.
Мой настоящий Цфат тут, наверху.
Тут просто себе представить, а внизу это почти невозможно, что под мохнатыми холмами, словно по скомканным одеялом, лежат, свернувшись калачиком, и светятся, как неяркие фонарики, души тех, кому не хватило веры и сил, чтобы подняться туда, где всегда светло. И как в чаще в низине прячутся, превратившись в валуны, ядоа - обладающие колдовской и пророческой силой полулюди-полузвери-полурастения. Сидя здесь, легко вообразить пещеру, через которую можно попасть в один из шести нижних миров, населенных двухголовыми существами, безносыми карликами и занимающимися волшебством потомками строителей Вавилонской Башни.
Сидя на холме, я мечтаю, что потрясающий обычай “справлять изгнание” не исчез, а стал общепринятым в Цфате, и я сейчас сойду вниз и пойду в специальную гостиницу для “изгнанников”, где вместе с другими буду готовиться к завтрашнему приключению. Мы до утра будем разговаривать о чудесах, о Тайном Знании, о прошлом, потом немного подремлем и тронемся в путь. И нас будут ждать удивительные приключения, настоящие или воображаемые, и мы будем идти во тьме вместе со Шхиной и делиться с ней своими душами, а Она поделится с нами своей силой.
А когда я вернусь, мне будет гораздо проще верить, что делая что-то хорошее, человек раздувает искры света, упавшие в темноту нашего мира, и поднимает их вверх из бездны. И я тоже.
И накрутив себя таким образом, я иду на лекцию, в пахнущий старым кондиционером класс, к людям, привыкшим скрывать свой интерес к необычному за бытовыми разговорами и обычными для средних израильтян шутками.
И я говорю им, что для меня они ученики, пришедшие в Заколдованный Город изучать тайны бытия и небытия. Потому что все нормальные люди учат нормальные предметы в нормальных колледжах, куда просто и удобно добираться, а раз они ездят в Цфат изучать мистику и философию, значит ничего нормального в них нет. И я прошу их представить, как несколько веков назад наши предки ходили по улицам Старого Цфата, иногда встречая Элиягу-пророка, ангелов, демонов, “диббуков”, как они каждый день ждали Мессию, видели вещие сны и видения, рассказываю о мудрых женщинах Города, об обычае “справлять изгнание” и о том, как провожают свою “высшую душу” на исходе субботы, воскуряя благовония.
И в темных водах их глаз ненадолго появляются искорки.
Ненадолго, я довольно слабый “собиратель”.