Мне повезло родиться в то время, когда композиторских техник и людей, ими владеющих, вокруг столько, что, кажется, даже основам музыки можно учиться всю жизнь. Есть совершенно отдельные школы конкретной, конкретно-инструментальной, акусматической, алгоритмической, сонорной, импровизационной, пространственной, новой старинной и пр. композиции, в каждой из которых много ответвлений. Та же электронная музыка подразделяется на tape и live, импровизационную и строго просчитанную, цифровую и аналоговую, со звуками реального мира и музыкальных инструментов или без них, в сколько-то ступенном музыкальном строе или в свободном плавании по частотам и шумам, с бесконечным множеством способов создания, записи, обработки и воспроизведения звука, с отдельными школами саунддизайна и circuit bending, с безумным количеством всевозможных устройств и программ, и в этом море всё равно нужно облюбовать себе острова, к которым необходимо причаливать, чтобы создать хоть что-нибудь, на чём-то остановиться. И, казалось бы, выбери себе какое-то одно направление и копай, рой в глубину - авось и станешь специалистом в этой области. Тем более что трудно на земле найти место, где бы учили в равной степени хорошо всему, в каждом есть уклон в ту или другую сторону, явный или скрытый, поэтому выбором учителя во многом определяется и выбор композиторской техники.
Но лично мне меньше всего сейчас хотелось бы застопориться на чём-то одном, сделать выбор, остановиться - хочется охватить всё и ещё больше, хочется быть композитором максимально широкого профиля и каждый раз пробовать что-то новое. Кроме того, если представить человека, который за много лет в совершенстве освоил, скажем, микрополифонию Лигети или формульную композицию Штокхаузена, то на выходе всё равно имеем вторичный продукт, эпигонство.
Насколько я понимаю, есть всего два вида творчества: индивидуально-личное и коллективное. Не то чтобы они всегда существовали независимо друг от друга, но граница, как правило, остаётся достаточно чёткой. Очевидно, что фольклор - творчество коллективное, где один человек мало что значит, хотя конкретные песни всё равно когда-то сочиняли конкретные люди. Традиционно считается, что человек может увековечить себя в потомстве, но "в эту игру могут играть двое" и только двое, а уж результат и вовсе не контролируемый.
Поэтому если человек мечтает воплотить в материи именно себя, свою неповторимую личность, свой уникальный вариант образа Божия (который тоже личностен), то индивидуально-личное творчество - единственный путь. А оно, по-моему, заключается в очень простой и вместе с тем очень сложной вещи - сделать то, что до тебя никто никогда не делал и, возможно, никогда бы и не сделал (первое относится также и к науке, где открытия часто лишь вопрос времени, и важно, кто оказался первым, второе во многом касается именно искусства, где индивидуальный способ воплощения даже общей идеи неповторим и самоценен). Причём в музыке это касается не только "учёной", академической музыки - сейчас уже трудно представить, но когда-то не было ни рок-н-ролла, ни, скажем, гранжа, и кто знает, были бы они вообще без Элвиса и Курта.
Но мало того, не все уникальные проявления человека выживают в культурной памяти, оказываются жизнеспособны в борьбе со временем, становятся частью общечеловеческой культуры. Стало быть, вторая задача - чтобы "новинка" соответствовала глубинным запросам некоей заметной части людей, причём таким запросам, о которых они, возможно, и сами ещё не подозревают. А в идеале неплохо бы ещё найти способ донести до них конечный результат своего труда.
Технический прогресс уже давно достиг такой стадии, когда многие люди пытаются сказать "стоп!" и остановить эту несущуюся, по их мнению, в пропасть машину. Но, будучи частью "машины", они не могут делать ничего иного, кроме как, опять же, изобретать и внедрять новое. Так появились и неоклассицизм, и минимализм, и Пярт с Сильвестровым, и "аутентичная" манера исполнения старинной музыки, и постмодерн как таковой, включающий в себя все многочисленные попытки стилизаций под старину, отличающихся, опять же, степенью индивидуального насыщения (в которую профессионализм входит как составная часть, ибо без него хоть волком вой, а индивидуальность свою не заарканишь). И "новая простота" в этом смысле ничем принципиально не отличается от "новой сложности".
Но есть в этом процессе вещи не совсем для меня объяснимые. Вот появляется человек, сделавший то, чего никто никогда раньше не делал - трёхмерное кино с нарисованными персонажами, о которых я, не читавший ничего о фильме, долго спорил, утверждая, что это не компьютерные модели, а люди в гриме, ибо слишком настоящие. Такого раньше не было - факт, и это отвечает запросам очень большого количества людей. Этот же человек добивается того, что специально для него проектируется и воплощается новый вид кинокамеры, а по всему миру строятся сотни кинотеатров конкретно для этого фильма. Можно было бы поспорить с тем, что это не коллективное творчество, но всё же в основе своей проект уникален и очень индивидуален - никто другой так сделать не мог. Да, быть может, рано или поздно трёхмерное кино вошло бы в нашу жизнь, но вряд ли оно могло бы сделать это каким-то ещё более удачным образом. И у меня возникает резонный вопрос: чего именно я не понимаю? В каком месте это не искусство?
Есть мнение, что раньше было не так, что технические новшества лишь прикрывают бедность художественного дарования, "пустоту". Это неправда, о чём нам свидетельствует вся история музыки. Возьмём лишь один пример - венскую классику, оплот "вершин духа" в музыке - Гайдн, Моцарт, Бетховен. Выросли они на технических инновациях мангеймской школы, которые начисто смели хитросплетения голосоведения барокко, установив торжество чистых аккордов, освободившихся от ритмического рабства, ставших тематически самостоятельными, сделавшими тональность самоценной, когда её слышно именно как некую самостоятельную и эстетически совершенную музыкальную основу. В какие-то моменты кажется, что тональность как понятие, как чёткая система взаимоотношений, в тот момент до такой степени ново и ясно осозналась эстетически, что прочие элементы музыки - мелодия, контрапункт, даже инструментовка - почтительно расступились, чтобы дать главной героине бала выступить соло. Не говоря уже обо всех этих динамических нарастаниях, темах-ракетах, становлении сонатной диалектики и даже современного понимания сущности оркестра как единой массы. Всё это сформировалось как-то удивительно быстро и вполне может быть уподоблено полноценной научно-технической революции, из которой тут же народившиеся гении, что называется, выжали все соки.
То же происходит и сейчас. Взять хотя бы спектральную школу - с появлением средств гармонического анализа звука появилась и музыка, опирающаяся на конкретные частотные параметры отдельно взятого звука, вычисленные с помощью компьютера, как на музыкальный звукоряд, опору для композиторского творчества, когда огромное многосоставное сочинение оказывается, по сути, опытом вслушивания до конца в один-единственный звук. И процесс этот постоянно идёт дальше - осваиваются ещё мало задействованные частоты (включая даже не слышимые ухом), новые инструменты, новые измерения в пространстве (даже кинотеатрам в этом смысле есть куда двигаться, ведь есть ещё пространство под ногами и над головой, панорамное зрение и т.д.), новые способы построения композиции и так далее, это даже уже какая-то навязшая в зубах банальность. В этом смысле искусство действительно всегда было подобно науке, да и шли они всегда нога в ногу, рука об руку. Можно ли найти такую философскую идею, которая тут же не была бы обсосана во всех видах искусств? Или, к примеру, кризис детерминизма в физике и почти тут же появление свободных форм в музыке, где на волю исполнителя отпускается сложение паззла из композиторских кубиков, из-за чего вроде бы законченное и оформленное сочинение каждый раз звучит иначе.
Что же говорят по этому поводу сами кинопроизводители? Как раз вчера в тему пришло:
"Мы на пороге революции кинематографа, сравнимого с появлением цветного кино", - заявил недавно Джефри Катценберг, один из руководителей студии DreamWorks.
Закономерно, что Джеймс Кэмерон, открывший жанр высокотехнологичных фильмов-катастроф ("Титаник", 1997), закрывает десятилетие экспериментальным симбиозом кино и компьютерной "стрелялки" ("Аватар", 2009). Впрочем, сам режиссер увлечение новыми визуальными эффектами объясняет научно-исследовательским азартом. "Я считаю себя ученым, пионером, - рассказал он накануне премьеры нового фильма. - Я стремлюсь туда, где еще никто не был, и стараюсь взять с собой как можно больше зрителей. Когда я снимал "Титаник", то мне, прежде всего, было интересно изучить этот легендарный корабль, а любовная история была той ценой, которую нужно было заплатить". (
http://www.ozon.ru/context/detail/id/4878172/ )
Вопросы?