СТО ЧАСОВ В АДУ
Мы напечатали интервью с Зелимом Читиговым, парнем, который выдержал четыре дня нечеловеческих пыток.
Про то, что в России есть пытки, все как бы знают и все как бы не знают. Никто особо не хочет признавать факта, что где-то у нас под боком регулярно зверски мучают людей. Но при этом какие-то слухи просачиваются - и каждый знает, что есть такие органы, такие люди - где-то за изнанкой обычной жизни, лучше туда не касаться. Эта тема, как говорят психологи, "вытесняется" сознанием - и откладывается в подсознинии латентным страхом перед государством.
Юридически пытки у нас отменила еще Екатерина II. А де-факто они разрешены, широко используются и за них почти никогда не сажают. Механизм работы этой системы подробно объясняет Игорь Каляпин: это пресловутые милицейские планы, и укрывательство оперативников следователями.
С другой стороны проблема напрямую связана с войной на Северном Кавказе. Пытки применяются почти при каждом задержании по делам, связанным с НВФ. Не только к боевикам, но и всем, кого подозревают в пособничестве или просто если хотят получить информацию. Есть негласное разрешение на пытки по этим делам - и не важно, виноват человек или вообще не причем. Никто этого даже не стесняется, палачи регулярно снимают пытки на видео, они кочуют по мобильникам, попадают в сеть. Прокуратура - ноль реакции.
Вот обычная ситуация: 18-летний грозненский студент шел по улице в районе Дома моды и разговаривл по мобильнику. В этот момент у проезжавшей машины лопнуло колесо - что вызвало небольшую панику у прохожих, принявших хлопок за взрыв. Тут же появились какие-то силовики в черной форме, они сразу скрутили парня, вероятно, решив, что он произвел подрыв с помощью звонка с мобильника. Бедняге надели на голову пакет, закинули в машину и увезли в какой-то подвал. Там парня стали бить черенком от лопаты, требуя, чтобы он признался, что он боевик или пособник. Сутки били, а потом выбросили у третьей городской больницы. Все это время родные бегали по отделениям милиции, но никто, конечно, ничего не знал. Это считается хорошо отделался.
Вот другой паренек в больнице после точно такого же похищения: схватили, сутки колотили, ничего не добились, выкинули. И это больше тысячи задержаний по региону ежегодно. Можете представить, сколько людей после этого уходят "в лес" (об этом говорит в своем комментарии Юнус-бек Евкуров).
В подавляющем большинстве случаев жертвы не пытаются добиться правосудия. Сначала родственники, конечно, бегут в милицию, к правозащитникам, пишут заявления, стараются любыми путями найти человека. Но если найти удалось, это считается большой удачей - не важно, что отпустили всего синего, с переломанными костями. Все заявления сразу забираются, чтобы хуже не было. Потому что все равно осудить виновных шансов нет.
Понятно, что в условиях войны пытки неизбежны - несмотря ни на какие женевские конвенции. Проблема в том, что у нас стерлась граница между войной и мирной жизнью. Силовики на Кавказе по-прежнему действуют, как на войне, хотя имеют дело мирным на 98% населением. Причем с нашим собственным населением, российскими гражданами. Потом этот мент возвращается к себе в Кострому - принеся все, чему научился.
Как говорит психолог Сергей Ениколопов, в человеческом обществе всегда есть примерно 5% злодеев, которые получают удовольствие от насилия. И еще есть большой процент людей, которых можно этому научить. Жестокость на войне понятна. Но прийдя с фронта домой, люди обычно переключаются в нормальный режим. Там одно, тут другое. Но война, не очерченная границами, метастазами прорастает в мирную жизнь. Маньяки становятся полицейскими начальниками и чувствуют себя на своем месте. Подпольные пыточные тюрьмы возникают не только в Центорое, но и где-нибудь в Серебрянном Бору.
Война на Кавказе - как воспаление. Позволяя ей тлеть, Россия все время находится в состоянии интоксикации. Понятно, что государство привыкло так жить, это даже удобно, когда граждане тебя боятся. Но по большому счету, это просто болезнь.
Помогают ли пытки решить проблему терроризма? Я вам точно скажу. С начала второй чеченской войны прошло двенадцать лет, и все эти годы пытают, как заведенные.
"Сто часов в аду", комментарии: Юнус-Бека Евкурова, Игоря Каляпина, Сергея Ениколопова.
Про то, что в России есть пытки, все как бы знают и все как бы не знают. Никто особо не хочет признавать факта, что где-то у нас под боком регулярно зверски мучают людей. Но при этом какие-то слухи просачиваются - и каждый знает, что есть такие органы, такие люди - где-то за изнанкой обычной жизни, лучше туда не касаться. Эта тема, как говорят психологи, "вытесняется" сознанием - и откладывается в подсознинии латентным страхом перед государством.
Юридически пытки у нас отменила еще Екатерина II. А де-факто они разрешены, широко используются и за них почти никогда не сажают. Механизм работы этой системы подробно объясняет Игорь Каляпин: это пресловутые милицейские планы, и укрывательство оперативников следователями.
С другой стороны проблема напрямую связана с войной на Северном Кавказе. Пытки применяются почти при каждом задержании по делам, связанным с НВФ. Не только к боевикам, но и всем, кого подозревают в пособничестве или просто если хотят получить информацию. Есть негласное разрешение на пытки по этим делам - и не важно, виноват человек или вообще не причем. Никто этого даже не стесняется, палачи регулярно снимают пытки на видео, они кочуют по мобильникам, попадают в сеть. Прокуратура - ноль реакции.
Вот обычная ситуация: 18-летний грозненский студент шел по улице в районе Дома моды и разговаривл по мобильнику. В этот момент у проезжавшей машины лопнуло колесо - что вызвало небольшую панику у прохожих, принявших хлопок за взрыв. Тут же появились какие-то силовики в черной форме, они сразу скрутили парня, вероятно, решив, что он произвел подрыв с помощью звонка с мобильника. Бедняге надели на голову пакет, закинули в машину и увезли в какой-то подвал. Там парня стали бить черенком от лопаты, требуя, чтобы он признался, что он боевик или пособник. Сутки били, а потом выбросили у третьей городской больницы. Все это время родные бегали по отделениям милиции, но никто, конечно, ничего не знал. Это считается хорошо отделался.
Вот другой паренек в больнице после точно такого же похищения: схватили, сутки колотили, ничего не добились, выкинули. И это больше тысячи задержаний по региону ежегодно. Можете представить, сколько людей после этого уходят "в лес" (об этом говорит в своем комментарии Юнус-бек Евкуров).
В подавляющем большинстве случаев жертвы не пытаются добиться правосудия. Сначала родственники, конечно, бегут в милицию, к правозащитникам, пишут заявления, стараются любыми путями найти человека. Но если найти удалось, это считается большой удачей - не важно, что отпустили всего синего, с переломанными костями. Все заявления сразу забираются, чтобы хуже не было. Потому что все равно осудить виновных шансов нет.
Понятно, что в условиях войны пытки неизбежны - несмотря ни на какие женевские конвенции. Проблема в том, что у нас стерлась граница между войной и мирной жизнью. Силовики на Кавказе по-прежнему действуют, как на войне, хотя имеют дело мирным на 98% населением. Причем с нашим собственным населением, российскими гражданами. Потом этот мент возвращается к себе в Кострому - принеся все, чему научился.
Как говорит психолог Сергей Ениколопов, в человеческом обществе всегда есть примерно 5% злодеев, которые получают удовольствие от насилия. И еще есть большой процент людей, которых можно этому научить. Жестокость на войне понятна. Но прийдя с фронта домой, люди обычно переключаются в нормальный режим. Там одно, тут другое. Но война, не очерченная границами, метастазами прорастает в мирную жизнь. Маньяки становятся полицейскими начальниками и чувствуют себя на своем месте. Подпольные пыточные тюрьмы возникают не только в Центорое, но и где-нибудь в Серебрянном Бору.
Война на Кавказе - как воспаление. Позволяя ей тлеть, Россия все время находится в состоянии интоксикации. Понятно, что государство привыкло так жить, это даже удобно, когда граждане тебя боятся. Но по большому счету, это просто болезнь.
Помогают ли пытки решить проблему терроризма? Я вам точно скажу. С начала второй чеченской войны прошло двенадцать лет, и все эти годы пытают, как заведенные.
"Сто часов в аду", комментарии: Юнус-Бека Евкурова, Игоря Каляпина, Сергея Ениколопова.