ШТАНДЕР
Я стою в вытоптанном дворе нашего дома в Сокольниках. В руках у меня среднего размера голубой с красным мяч. Несколько секунд я медлю, а затем выкрикиваю таинственное слово и изо всех сил бросаю мяч в небо. Он летит и исчезает навсегда.
Проходит жизнь. Таких прыгучих и ловких, затертых детством мячиков, уже давно не существует в природе. И вдруг он падает тебе в руки, тот самый, еще теплый. Я держу его в руках и во мне начинает таять лед.
Я вспоминаю.
О, как хорошо я знаю эти робкие мечтания о красивой удобной одежде, а заодно, и обуви. Все эти неутоленные страсти давно ушли, но я помню каждую.
КРАСНАЯ КУРТОЧКА
Даже сейчас, выискивая себе что-то легкое и теплое, я вижу эту красную мягкую курточку на девочке ненамного старше меня. Мне десять лет. Нам с Розочкой по десять лет. Наша мама очень старается прилично нас одеть, но мы уже превращаемся в нелепых длинноногих гусят, мы мгновенно вырастаем из добытой чудом такой же нелепой одежды и лучше всего я помню школьные формы, которые мы носили четыре года. Подогнутые юбки и рукава каждый год отпускались на нужную длину, а рукава последнего года, из которых торчали наши шершавые в цыпках лапки, украсились на локтях заплатами.
Еще были во втором классе китайские свитера. Розовый и желтый. Не такие гнусные, как теперь, а настоящие, из Китая, из мягкой шерсти с вышивкой и тремя гладенькими пуговками, на которые застегивался ворот. А когда мы переехали на Университет, в нашем 22-м подъезде мама подружилась с тетей Валей с третьего этажа. Эта тетя Валя любила заходить по вечерам к нам на пятый и рассказывать нашей маме разные небылицы. И все это за столом, где мы с Розкой, отогнув цветастую клеенку, корпели за уроками. И то, что несла тетя Валя, было намного интереснее уроков. И это она подарила нам с Розкой две ковбойки в разноцветную клетку и с резинкой внизу. Они нам очень пригодились, но не шли ни в какое сравнение с той, красной.
Когда мы выросли, Розочка сшила мягкую пушистую серую куртку с капюшоном и на молнии. Тогда еще ни у кого такого не было. Через несколько лет куртка перешла ко мне и мы не расставались до самого ее последнего часа.
ДУБЛЕНКА 1
Желание пристойно одеться терзало меня всю жизнь. Причина, по которой пристойно одеться мне так и не удалось, открылась слишком поздно - обладание заветной вещью не делает меня счастливой. Мало того, охота избавления от неё возникает немедленно.
Я во все глаза смотрела на успешных элегантных женщин и не могла понять, как они это делают. Я ещё не понимала, что возможности моего существования лежат в другой плоскости, и что серая пушистая курточка, сшитая моей сестрой, станет пределом моих шмоточных исканий.
Но когда на московских улицах замелькали первые дубленки, сердце мое остановилось в предчувствии неразделенной любви. Все знакомые мне с раннего детства овчинные полушубки мгновенно из памяти исчезли, хотя наш любимый двоюродный брат Сашка ходил в таком и мы поэтому называли его барашком.
Ему было пятнадцать лет, когда он разбился, делая стойку на перилах восьмого этажа дома на Красных воротах.
Я на всю жизнь запомнила ночь, когда в перекошенное окошко нашего сокольнического дома кто-то громко постучал. Это приехали с Красных ворот соседи папиного брата Каневские сообщить ужасную новость.
Первую настоящую дубленку я приобрела вскоре по прибытии в Америку в магазине “второй руки“. Это время давно в прошлом и я уже постаралась записать некоторые его события. Что касается приобретения дубленок - эта тема еще не освещалась.
Дубленка была овершенно новая темно-коричневая. Я даже не стала ее мерить, просто поняла - пока она не окажется на моей сестре, покоя мне не будет. Я тогда не понимала, что это невозможно. Я только знала, что уехала навсегда и помочь ей кроме меня некому. Денег не было, посылки шли долго и часто пропадали, я металась в поисках хоть какого то случая и тут звонит моя приятельница Таня Горлин.
В Москве мы не были с ней знакомы, но наши мужья знакомы были и совместно боролись за выезд. То, что мы с ними оказались в одном американском городке, произошло совершенно случайно, но теперь я вижу, что провидение обо мне заботилось, поселив нас рядом.
Я и сейчас в смысле чрезмерной активности не представляю интереса, а тогда меня смело можно было сдавать в психиатрическую. Хотя я и не подавала виду. Таня же, напротив, обладала какой-то удивительной энергией, в ней сидел здоровый жизненный азарт и за небольшой срок нашего близкого общения без ее протянутой руки я бы пропала.
И вот, звонит Таня и своим энергичным голосом сообщает, что в настоящее время в Нью Йорке проездом в Москву ее знакомый, с которым можно передать мой тюк с дубленкой и прикупленными к ней в масть меховыми ботинками. И предлагает мне немедленно вместе с ней туда мчаться. Я оставляю детей, тогда еще двоих, на соседей, хватаю свой тюк и через час мы с Таней подкрепляемся в перекусочной вокзала в ожидание автобуса в НЙ. Все происходит так быстро и складно, что меня только слегка подгрызает чувство вины перед моими друзьями, Галей и Аркашей Першманами, к которым я напросилась переночевать. Об этих людях - отдельный рассказ, они входят в небольшую группу самых моих любимых. А тогда, когда около часа ночи мы с Таней ввалились к ним в квартиру, на их приветливых лицах не было и тени удивления.
Утром Аркаша напек нам очень вкусных блинов и мы с Таней поехали встречаться с ее знакомым. Я с мешком послушно следовала за своим добрым проводником и до последней секунды не верила, что кто-то в здравом рассудке согласится взять эти вещи.
Моя сестричка успела в них погреться. Она писала мне , что никогда в жизни ей не было так тепло зимой.
(продолжение будет)