В ПОИСКАХ ЛУЧШЕГО
Ноктюрны Шопена
Мой второй муж, теперешний Мех, имел в Москве машину - зеленую Жигули. И моя влюбленность в этого человека на значительный кусок была оправдана не наличием перевозочного средства, а необыкновенным умением его водить. Меня и раньше катали на машинах разные субъекты, но испытать истинное удовольствие, как и от игры плохого музыканта, мне не удавалось. И только усевшись на чисто вылизанное сидение зеленых Жигулей, я познала высочайшее блаженство езды без единой фальшивой ноты. При этом вел себя мой кумир чрезвычайно просто и только посмеивался над моими восторгами.
Могла ли я тогда представить себя за рулем? Это было настолько невероятно, что даже немного смешно.
Однако, прошло время и мне пришлось совсем с другим выраженьем лица освоить ремесло, казавшееся мне недоступным. Пять уроков вождения, три из которых ушли на обучение право-лево, и вперед!
Больше всего меня удивляло спокойствие местных мамаш, которые с идиотской доверчивостью сажали ко мне в машину своих детей. Они были уверены, что я, как и они, родилась в машине.
Потом я попросила, чтобы окончательно не сойти с ума, первого мужа уйти. Он легко согласился и на время развода мы даже немного сдружились. Он переехал к проживавшему в соседнем городе нашему другу математику, который в Москве за неимением приносящей денег службы, шил штаны и мне однажды ушил замечательные вельветовые джинсы из посылки. А вскоре, другие наши друзья нашли ему жену, с которой он и отъехал навсегда в Калифорнию, прихватив с собой родителей.
После чего я стала оживать. И нашла работу, и появились друзья, и, хотя я усиленно занималась английским, реанимация русского, погребенного под унылым прошлым, была для меня намного важнее.
Работу я нашла по объявлению и была ею очень довольна. Что-то вроде художественной мастерской, где надо было резать и клеить. Такой семейный бизнес, которым владела пожилая супружеская пара со старым слепым пуделем, вечно мешавшимся под ногами. Веселые американские тетки сразу обучили меня нехитрым премудростям, из которых не торопиться была самой важной.
Ездила я на работу уже на другой машине. Первая довольно быстро загнулась от отсутствия в ней масла. Вторая моя машина была куплена у жуликов, хорошо понимавших, с кем они имеют дело.
Однажды утром, отправив детей в школу, я, уже отъехав на значительное расстояние, заметила, что машину необычно кренит вправо. Я была уже не настолько плоха, чтобы совсем отгородиться от этого неудобства, как сделал мой знакомый, заклеив возникшее на приборной панели предупреждение пластырем, но и не так хороша, чтобы с ним разбираться, поэтому я включила на полную мощь заигранную кассету ноктюрнов Шопена, которую я несколько месяцев слушала без перерыва, и нажала на газ, пока не увидела прямо перед носом столб черного дыма. Теряя силы от ужаса, я подрулила к обочине, вышла из машины и обнаружила полное отсутствие резины на переднем правом колесе.
После нескольких ремонтов постоянно сдыхавшей Хонды я с помощью друзей приобрела небесно-голубую Шеви Малибу, на которой после двух лет самостоятельной жизни встречала в аэропорту Меха. Угару, в котором я неслась в аэропорт, подошел бы черный дым от сгоревшего колеса, но, к счастью, события такого рода разнесены по времени, и только липкий мартовский ночной снег, залеплявший окна, и приступы похожего на собачий лай кашля, от которого тряслась дорога, придавал сцене антураж легкого безумия.
А бездыханная Хонда не зря оставалась стоять во дворике. Мех ее починил и даже крошечная, еще никому невидимая, Белка успела на ней покататься.
Мой второй муж, теперешний Мех, имел в Москве машину - зеленую Жигули. И моя влюбленность в этого человека на значительный кусок была оправдана не наличием перевозочного средства, а необыкновенным умением его водить. Меня и раньше катали на машинах разные субъекты, но испытать истинное удовольствие, как и от игры плохого музыканта, мне не удавалось. И только усевшись на чисто вылизанное сидение зеленых Жигулей, я познала высочайшее блаженство езды без единой фальшивой ноты. При этом вел себя мой кумир чрезвычайно просто и только посмеивался над моими восторгами.
Могла ли я тогда представить себя за рулем? Это было настолько невероятно, что даже немного смешно.
Однако, прошло время и мне пришлось совсем с другим выраженьем лица освоить ремесло, казавшееся мне недоступным. Пять уроков вождения, три из которых ушли на обучение право-лево, и вперед!
Больше всего меня удивляло спокойствие местных мамаш, которые с идиотской доверчивостью сажали ко мне в машину своих детей. Они были уверены, что я, как и они, родилась в машине.
Потом я попросила, чтобы окончательно не сойти с ума, первого мужа уйти. Он легко согласился и на время развода мы даже немного сдружились. Он переехал к проживавшему в соседнем городе нашему другу математику, который в Москве за неимением приносящей денег службы, шил штаны и мне однажды ушил замечательные вельветовые джинсы из посылки. А вскоре, другие наши друзья нашли ему жену, с которой он и отъехал навсегда в Калифорнию, прихватив с собой родителей.
После чего я стала оживать. И нашла работу, и появились друзья, и, хотя я усиленно занималась английским, реанимация русского, погребенного под унылым прошлым, была для меня намного важнее.
Работу я нашла по объявлению и была ею очень довольна. Что-то вроде художественной мастерской, где надо было резать и клеить. Такой семейный бизнес, которым владела пожилая супружеская пара со старым слепым пуделем, вечно мешавшимся под ногами. Веселые американские тетки сразу обучили меня нехитрым премудростям, из которых не торопиться была самой важной.
Ездила я на работу уже на другой машине. Первая довольно быстро загнулась от отсутствия в ней масла. Вторая моя машина была куплена у жуликов, хорошо понимавших, с кем они имеют дело.
Однажды утром, отправив детей в школу, я, уже отъехав на значительное расстояние, заметила, что машину необычно кренит вправо. Я была уже не настолько плоха, чтобы совсем отгородиться от этого неудобства, как сделал мой знакомый, заклеив возникшее на приборной панели предупреждение пластырем, но и не так хороша, чтобы с ним разбираться, поэтому я включила на полную мощь заигранную кассету ноктюрнов Шопена, которую я несколько месяцев слушала без перерыва, и нажала на газ, пока не увидела прямо перед носом столб черного дыма. Теряя силы от ужаса, я подрулила к обочине, вышла из машины и обнаружила полное отсутствие резины на переднем правом колесе.
После нескольких ремонтов постоянно сдыхавшей Хонды я с помощью друзей приобрела небесно-голубую Шеви Малибу, на которой после двух лет самостоятельной жизни встречала в аэропорту Меха. Угару, в котором я неслась в аэропорт, подошел бы черный дым от сгоревшего колеса, но, к счастью, события такого рода разнесены по времени, и только липкий мартовский ночной снег, залеплявший окна, и приступы похожего на собачий лай кашля, от которого тряслась дорога, придавал сцене антураж легкого безумия.
А бездыханная Хонда не зря оставалась стоять во дворике. Мех ее починил и даже крошечная, еще никому невидимая, Белка успела на ней покататься.