Уходящее
Понравилось Мария Степанова "Мы наблюдаем крушение старого мира"
У меня была такая история. Умер один человек, с которым мы никогда не были близки, но так получилось, что никого другого рядом не оказалось, и разбирать вещи выпало мне. Я обнаружила 20 томов дневников - подневных записей. Они были, по видимому, важны ему и нужны - лежали у изголовья кровати, так, чтобы в любой момент можно было дотянуться. Я привезла их домой, и в какой-то момент села читать. Очень подробные записи, которые велись десятилетиями, по дням, с 60-х годов - «Подъем в 9.30. Солнце. Звонила Дуся. Погуляли с собакой. На ужин картошка, котлеты, чай. Пришла Люда из собеса. Ложусь спать в 22.50». И так десятки тетрадей, по году на каждую. Из этих двадцати лет исключены всякие свидетельства какой-то - безусловно, интенсивной - душевной жизни. То есть человек пишет «читаю» - но не говорит, что именно. Говорит «смотрю телевизор» - но не говорит, что показывали. И я подумала, что это ровно тот мешок с фактами, который мы можем спокойно оставить здесь. Нет смысла его хранить. Для меня это было очень важно, потому что я как раз всю жизнь пытаюсь держать все, что так или иначе связано с прошлым, как можно ближе к себе. И вот после того, как я прочла - а я прочла все от слова до слова, мне это было важно - меня как-то совершенно отпустила мысль о текстуальном бессмертии. Все, что мы делаем - это такая шахерезада. У этого есть прагматический каркас и довольно много удовольствия в процессе. Не больше того. Но и не меньше.
У меня была такая история. Умер один человек, с которым мы никогда не были близки, но так получилось, что никого другого рядом не оказалось, и разбирать вещи выпало мне. Я обнаружила 20 томов дневников - подневных записей. Они были, по видимому, важны ему и нужны - лежали у изголовья кровати, так, чтобы в любой момент можно было дотянуться. Я привезла их домой, и в какой-то момент села читать. Очень подробные записи, которые велись десятилетиями, по дням, с 60-х годов - «Подъем в 9.30. Солнце. Звонила Дуся. Погуляли с собакой. На ужин картошка, котлеты, чай. Пришла Люда из собеса. Ложусь спать в 22.50». И так десятки тетрадей, по году на каждую. Из этих двадцати лет исключены всякие свидетельства какой-то - безусловно, интенсивной - душевной жизни. То есть человек пишет «читаю» - но не говорит, что именно. Говорит «смотрю телевизор» - но не говорит, что показывали. И я подумала, что это ровно тот мешок с фактами, который мы можем спокойно оставить здесь. Нет смысла его хранить. Для меня это было очень важно, потому что я как раз всю жизнь пытаюсь держать все, что так или иначе связано с прошлым, как можно ближе к себе. И вот после того, как я прочла - а я прочла все от слова до слова, мне это было важно - меня как-то совершенно отпустила мысль о текстуальном бессмертии. Все, что мы делаем - это такая шахерезада. У этого есть прагматический каркас и довольно много удовольствия в процессе. Не больше того. Но и не меньше.