Левизна = буржуазность?
Блогер ryboved написал ответ на анти-красконскую статью активиста РСД Ивана Овсянникова "Почему социалисты должны быть левыми, и почему это не всегда так". Если Овсянников отстаивает точку зрения, что коммунистическое движение должно быть частью "общелевого освободительного проекта", то Рыбовед считает, что коммунисты к "левому движению" не имеют никакого отношения. Точка зрения Рыбоведа очень распространена в среде "красных консерваторов", "правых в политике, левых в экономике", которые для того возводят водораздел между "коммунистами" и "левыми", чтобы легче было совмещать коммунистическую идею с "правым дискурсом". Свое стремление отделить "коммунистов" с "левого движения" красконы могут мотивировать необходимостью ограждения коммунистического движения от "тлетворного оппортунистического влияния буржуазной левой" (так поступают в основном стыдливые красконы, которые пытаются мимикрировать под "тру-красных", и стесняются в открытую говорить о необходимости "синтеза красной и белой идеи"), но на самом деле они просто защищают "право коммунистов на консерватизм". Разумеется, не все противники тезиса о "коммунистах как части левого движения" являются красконами. Например, блогера sov0k, запостившего в своем журнале переработанный вариант статьи Рыбоведа, из которого были убраны откровенно реакционные моменты, трудно обвинить в "красконстве". Однако, наиболее распространенной эта точка зрения является именно среди красконов. Посмотрим, как обосновывает эту точку зрения Рыбовед. Овсянников в своей статье дает следующее определение "левизны":
"Быть «левее» - значит являться сторонником более быстрых, глубоких, возможно даже насильственных, но обязательно - прогрессивных изменений.
Легко заметить, что это чрезвычайно модернистское определение. Оно предполагает наличие универсального освободительного, антисредневекового, проекта общественных перемен, идейного континуума, внутри которого только и возможна политическая дискуссия. Знаменитая диспозиция фракций во французском Национальном собрании (якобинцы, жирондисты, монархисты) стала прообразом исторических битв последующих столетий, в том числе и ХХ века. Левые противостоят «силам реакции», защитникам привилегий и тирании, противникам разума, но также и сторонникам компромисса, умеренным, постепеновцам и соглашателям"
Рыбовед комментирует это определение следующим образом:
"Действительно весь комплекс так называемых "левых идей" можно свести к отрицанию так называемого средневековья, то есть культурных и идеологических основ феодального, докапиталистического общества. Прежде всего левые очень критически относятся к религии. Левые отрицают героический ореол вокруг военного сословия (дворянство), и вообще известны антивоенной риторикой. Левые критически относятся к институту государства. Левые поддерживают свободу и равенство в широком понимании. Нетрудно видеть, что все эти положения составляют программу буржуазии в антифеодальной революции. А вот социализм не является для левых обязательным. Это подтверждает и Овсянников: "Левые - не обязательно приверженцы социалистических взглядов и социалисты - совсем не обязательно левые."
Отлично. То есть левые являются наиболее последовательными для конкретного историчесого этапа сторонниками идей буржуазных революций. Возможно кому-то покажется логичным, что если пролетарская революция идет еще дальше, она должна стоять на плечах предшественников. И если коммунисты намерены проявить свои знания, интеллект и организаторские способности в ходе пролетарской революции, они должны быть левыми, т.е. быть последователями революционеров прошлого, буржуазных революционеров. Именно так и думают те, кто не способен разорвать идеологические путы старого буржуазного общества"
По мнению Рыбоведа, само деление политических сил на "правые" и "левые" имеет смысл только в эпоху буржуазных революций. Если сущность "левого проекта", как считает Овсянников, состоит в борьбе против средневековых порядков, то к пролетарской революции этот "левый проект" не имеет никакого отношения, поскольку задачей пролетариата является свержение капитализма, а вовсе не почившего в бозе феодализма. Борьба против феодализма - это удел буржуазных революционеров, пролетариат же, как пишет Рыбовед, должен "выйти за пределы возникшего в период буржуазных революций антисредневекового проекта и существующего внутри него лево-правого континуума". Коммунисты должны отделить себя от всевозможных "прогрессивных" и "левых" буржуазных партий, в противном случае, они "всегда будут использоваться буржуазией в ее интересах". Статья Овсянникова действительно имеет очень существенный недостаток - в ней практически ничего не говорится о классовой борьбе, о противоположности интересов пролетариата интересам буржуазии, противоположности коммунистов буржуазным партиям. Если красконы считают, что главным врагом коммунизма является либерализм, то автор статьи всячески старается подчеркнуть, что у коммунизма с либерализмом есть много общего, а вот с консерватизмом у коммунистов ничего общего нет и быть не может. Несомненно, либерализм стоит ближе к коммунизму, чем консерватизм. Однако, у Овсянникова различие между пролетарской и буржуазной революцией, между коммунизмом и капитализмом, смазано, показано как несущественное, зато выпячивается различие между "рожденным в эпоху Просвещения проектом современности" и средневековьем. Как Овсянников, так и другие "неавторитарные лефтиши" (вроде Пуффинуса и Красной Бензопилы), сводящие "левизну" к "антисредневековости", склонны представлять коммунистов как нечто вроде крайне левого крыла либерализма.
Тем не менее, сущность различия между "левыми" и "правыми" Овсянниковым в основном передана верно: оно пролегает не по отношению к "свободе предпринимательства", а по линии социальный прогрессизм ("универсальный освободительный проект общественных перемен" в терминологии Овсянникова) / консерватизм. Если мы примем взгляд на историю человечества не просто как процесс сменяющих друг друга общественных форм, но как прогрессивное развитие, как постепенное движение по дороге, ведущей из царства необходимости в царство свободы, то тогда вся история человечества может быть разложена на ряд следующих друг за другом ступеней, от низших к высшим. С этой точки зрения буржуазная революция может быть рассмотрена как один из таких промежуточных шагов на пути в царство свободы, за которой следует пролетарская революция. Отрицать применимость сложившейся в условиях буржуазной революции дихотомии "правые/левые" к эпохе пролетарской революции имеет смысл только в том случае, если мы отрицаем теорию прогресса, а буржуазную и пролетарскую революцию рассматриваем не как две последовательные ступени в развитии человеческого общества, а просто как разных два переворота, не имеющих друг с другом ничего общего. Если в истории имет место прогресс, то тогда можно установить наличие преемственности между отдельными социальными революциями, а также обнаружить аналогии между ними. В каждой социальной революции можно найти как "левые" (выражающие интересы прогрессивного класса), так и "правые" (социально реакционные) силы, более ранняя революция может быть уподоблена более поздней. Как пишет Овсянников, "знаменитая диспозиция фракций во французском Национальном собрании (якобинцы, жирондисты, монархисты) стала прообразом исторических битв последующих столетий, в том числе и ХХ века". Не следует забывать, что понятия "правого" и "левого" носят исторически относительный характер. Так, буржуазные революционеры эпохи Великой Французской революции являются "левыми" постольку, поскольку буржуазия в тот исторический период была прогрессивным классом, а противостоящие ей феодалы - реакционным. Когда же буржуазия превращается из прогрессивного в реакционный класс, буржуазные партии сами становятся "правыми", относительно вступающего на арену истории пролетариата, которому суждено совершить новую революцию. То, что было "левым" в эпоху буржуазных революций, становится "правым" в эпоху революций пролетарских. В середине XIX века либеральная партия могла назваться "левой" и даже "радикально левой" (датские партии "Венстре" и "Радикальная Венстре"), а сегодня "левыми" являются только коммунисты и "антикапиталистические социалисты" ("неантикапиталистических социалистов" относят уже не к "левому", а к "левоцентристскому" спектру). Как пишет Овсянников "левые" - это прилагательное, а не существительное. Рыбовед же предпочитает рассматривать "левых" именно как "существительное", как синоним "либералов", "буржуазных революционеров". Дихотомия "правые/левые" не только применима для классификации политических сил в эпоху пролетарской революции, она применима и для классификации течений внутри коммунистического движения. Отбрасывать дихотомию "правые/левые" с целью размежевания с оппортунистической, пробуржуазной частью "левого движения" не имеет смысла, достаточно указания на недостаточную левизну или явную правизну всевозможных оппортунистов, рядящихся в тогу "социализма" и "коммунизма".
Рыбовед категорически не соглашается с тезисом Овсянникова о незыблемости для коммунистов "рожденного в эпоху Просвещения проекта современности". Действительно, коммунисты не могут ограничиться простым дополнением буржуазных "принципов 1789 года" ("неавторитарные лефтиши" видят в коммунизме не более, чем дополнение к либерализму), он должен подвергнуть эти принципы ревизии. Коммунизм не может не противоречить либерализму, что бы там не говорили лефтиши, видящие в любой ревизии "принципов 1789 года" возврат к феодализму или азиатскому способу производства. Разумеется, коммунист не может заниматься огульным отрицанием всех достижений буржуазных революций, а также отрицать частичную правду, полуправду либерализма. Пролетарская революция должна быть наследницей лучших традиций эпохи буржуазных революций, а пролетарская философия должна взять за основу лучшие образцы буржуазной философии. С этим соглашается и Рыбовед: "отказ от левизны не означает отказа от традиций буржуазных революций и от их интеллектуального наследия. Наоборот, идеи свободы, равенства и братства должны приобрести новый, подлинный смысл. Но для этого они должны пройти через очистительное ниспровержение". Однако, если для пролетариата наследство эпохи буржуазных революций есть лишь материал для дальнейшей переработки, то в каком направлении должна происходить эта переработка? В направлении еще большего отрицания "традиционного общества", чем это имеет место в "проекте современности", или в сторону преодоления "крайностей" буржуазной революции, в направлении "синтеза капитализма и феодализма"? Должен ли пролетариат при ревизии буржуазного наследия должен хотя бы частично реабилитировать давно поверженные буржуазией порядки и ценности докапиталистического общества, обращаться к наследию средневековья, "признавать правду" всевозможных реакционных мыслителей, критиковавших буржуазное общество "справа", возрождать религию, философский идеализм, традиционную патриархальную нравственность? В зависимости от ответа на этот вопрос мы можем сказать, кто перед нами: коммунист или "реакционный социалист". Посмотрим, как отвечает на этот вопрос Рыбовед. По его мнению, "пролетариат в ходе своей революции неизбежно будет обращаться к средневековью, к религии в частности. Это также закономерно как и факт феноменальной популярности античной культуры в эпоху Просвещения". Но чем обусловлена эта популярность античной культуры в эпоху раннего капитализма? Именно близостью хозяйственного строя античности к капитализму. Античное общество, по выражению А. Богданова, было "меновым обществом", как и начавший формироваться в XII-XVI веках капитализм ("новое меновое общество" по Богданову). Другие исследователи, включая "социалистического" черносотенца В. Катасонова (см. От рабства к рабству: Древний Рим и современный капитализм) прямо называют хозяйственный строй Древней Греции и Рима "капитализмом". Поэтому, античная культура была для буржуазии гораздо ближе по духу, чем культура средневековья, отсюда повышенный интерес к античному наследию в эпоху Ренессанса и Просвещения. Точно также, обращение пролетариата к средневековью, о котором говорит Рыбовед, должно проистекать из близости социализма к феодализму. Видимо, Рыбовед, как и реакционный философ А. Лосев, представляет себе социализм как "синтез феодализма и капитализма". Социалистическая революция будет носить некоторые черты "феодальной реакции", и упразднит "идиотскую уравниловку", имеющую место в условиях капитализма, например, равенство на выборах голоса дворника голосу академика, равенство "проклятых мужеложников, идущих против природы" "нормальным людям" (гетеросексуалам). Ведь, как пишет Рыбовед, "пролетариат отрицает равенство ума глупости, силы - слабости, а полового здоровья - различным патологиям".
Коммунист же ответит на этот вопрос по другому: для пролетариата речь идет не о том, чтобы гальванизировать труп убитой капитализмом "Традиции", а наоборот, о полном преодолении даже тех пережитков докапиталистических обществ, которые сохранились при капитализме. Коммунистическая революция является радикальным отрицанием не только капитализма, но и всех способов производства, основанных на частной собственности и эксплуатации человека человеком. Уже по причине того, что капитализм не способен преодолеть до конца покончить с пережитками докапиталистических формаций (традиционной семьей, религией, разделением человечества на отдельные государства и т.д.) пролетарское революционное движение должно быть не только "антибуржуазным", но и "антисредневековым". Не следует также забывать, что когда буржуазия превращается из прогрессивного в реакционный класс, ей приходится, ради удержания своего господства отбросить свои прежние "прогрессистские ценности", "идеалы 1789 года" и вернуться в некоторой степени к порядкам и ценностям докапиталистической эпохи. Для этого "нового средневековья" эпохи империализма характерен отказ буржуазии от демократических свобод, от идей прогресса и равенства, поворот к иррационализму и идеализму в философии. Нечто похожее мы видели в эпоху кризиса античной цивилизации: на смену республиканскому строю в Древнем Риме пришла монархия, на смену философам-материалистам эпохи ранней античности пришли идеалисты, религиозные философы (неоплатоники, христиане). Поэтому, пролетариат должен поднять брошенные буржуазией революционно-демократические знамена против самой буржуазии. Как говорил Сталин: "раньше буржуазия позволяла себе либеральничать, отстаивала буржуазно-демократические свободы и тем создавала себе популярность в народе. Теперь от либерализма не осталось и следа. Нет больше так называемой “свободы личности”, - права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан. Знамя буржуазно-демократических свобод выброшено за борт. Я думаю, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите собрать вокруг себя большинство народа. Больше некому его поднять" (Речь на XIX съезде КПСС 14 октября 1952 года).