Еще один амаркорд
Отчего-то снова вспомнилось такое юношеское-юношеское.
В профилакторий трудовой, лечебный
Доставлен был горячечный больной,
За образ жизни в корне непотребный
Был окружен заботой, как стеной.
Его лечили током и гипнозом,
Кололи в зад целебный препарат,
Но он держался, вопреки прогнозам,
И пил, не морщась, злой денатурат.
Седой профессор, столп родной Науки,
Забыв про годы, про авторитет,
Кричал: "Массаж ему, массаж падлюке!
Массаж по почкам! Дайте ж мне кастет!"
Но пациент молчал, как вещий камень,
Елозя папироской по губе вперед-назад,
И чтобы загасить незримый пламень,
Лишь пил, не морщась, злой денатурат.
В Науке истина рождается из спора,
А чтобы спорить, нужно много сил.
Седой профессор бился до упора,
Но быстро изнемог и всех осиротил.
От этого научный мир постигло горе,
Весть оглушила, как шальной снаряд:
Рыдал от горя весь профилакторий
И пил, не морщась, злой денатурат.
В профилакторий трудовой, лечебный
Доставлен был горячечный больной,
За образ жизни в корне непотребный
Был окружен заботой, как стеной.
Его лечили током и гипнозом,
Кололи в зад целебный препарат,
Но он держался, вопреки прогнозам,
И пил, не морщась, злой денатурат.
Седой профессор, столп родной Науки,
Забыв про годы, про авторитет,
Кричал: "Массаж ему, массаж падлюке!
Массаж по почкам! Дайте ж мне кастет!"
Но пациент молчал, как вещий камень,
Елозя папироской по губе вперед-назад,
И чтобы загасить незримый пламень,
Лишь пил, не морщась, злой денатурат.
В Науке истина рождается из спора,
А чтобы спорить, нужно много сил.
Седой профессор бился до упора,
Но быстро изнемог и всех осиротил.
От этого научный мир постигло горе,
Весть оглушила, как шальной снаряд:
Рыдал от горя весь профилакторий
И пил, не морщась, злой денатурат.