На позорных листочках
В Германии оказалась совершенно без никакой бумаги под рукой, откопала какие-то позорные листочки в сумке, стала писать, все эти отрывки все никак не разберу, они перемешались, часть, кажется, потерялась, местами не могу понять почерк. Решила оставить как есть.
18.05.
качает нашего ребенка на качелях, а она наливает в чашку молоко. Может, все дело в том, что ребенок с утра без стеснения распахивает двери их спальни (как ни держим, умудряется ускользнуть) и кричит: «Гутен морген!»
и надо видеть, как они берут ребенка за руки с обеих сторон и идут по берлинской улице. И какие счастливые у них при этом лица.
и что ответить ребенку, который шепотом спрашивает по-русски: «А почему этот немецкий дяденька меня так любит? Он меня любит, я знаю!»
__
Она похожа на индийскую богиню.
Глядит на ангелов, слетевших на карниз
И почерневших от досады, что своими
Глазами шелковых полотен индуизма
Она их крылья обесценивает враз.
__
Под сей язык, пытающийся вклиниться
В ход мыслей, лишь одно стучит в виске:
Пусть кто-то мое имя на кириллице
Напишет на смываемом песке.
__
19.05
Женщина отдается не мужчине, а ситуации.
На полочке стоял портрет Ленина, точно такой же, с красной каймой и приглушенно-золотистыми буквами... Как в квартире ее бабушки, в которой она провела добрую половину своего детства и отрочества, с головой ныряя в антресоли, как только все наставления на тему «суп в синей кастрюльке на подоконнике за холодильником, разогрей и съешь, не крути кран на кухне, он протекает, дверь никому не открывай» были сказаны и за бабушкой захлопывалась дверь. Изредка звонили родители, всегда днем, по будням, чтобы не застать дома бабушку, спрашивали, как дела, как оценки, как настроение, как бабушка (всегда в одном и том же порядке), потом неловко молчали, резко прощались и клали трубку. Ее эти звонки особо не волновали. Она о них никому не рассказывала после того, как однажды бабушка рыдала весь вечер, когда она ей рассказала о звонке. С тех пор она молчала.
Портрет Ленина стоял не из-за идейных убеждений бабушки, а из-за этих самых убеждений покойного дедушки, о котором бабушка вспоминала каждое четырнадцатое ноября, долго, долго вытирая пыль с каждого изгиба рамочки.
У него на полочке стоял такой же портрет.
- Да не знаю, родители держат, я не спрашиваю.
18.05.
качает нашего ребенка на качелях, а она наливает в чашку молоко. Может, все дело в том, что ребенок с утра без стеснения распахивает двери их спальни (как ни держим, умудряется ускользнуть) и кричит: «Гутен морген!»
и надо видеть, как они берут ребенка за руки с обеих сторон и идут по берлинской улице. И какие счастливые у них при этом лица.
и что ответить ребенку, который шепотом спрашивает по-русски: «А почему этот немецкий дяденька меня так любит? Он меня любит, я знаю!»
__
Она похожа на индийскую богиню.
Глядит на ангелов, слетевших на карниз
И почерневших от досады, что своими
Глазами шелковых полотен индуизма
Она их крылья обесценивает враз.
__
Под сей язык, пытающийся вклиниться
В ход мыслей, лишь одно стучит в виске:
Пусть кто-то мое имя на кириллице
Напишет на смываемом песке.
__
19.05
Женщина отдается не мужчине, а ситуации.
На полочке стоял портрет Ленина, точно такой же, с красной каймой и приглушенно-золотистыми буквами... Как в квартире ее бабушки, в которой она провела добрую половину своего детства и отрочества, с головой ныряя в антресоли, как только все наставления на тему «суп в синей кастрюльке на подоконнике за холодильником, разогрей и съешь, не крути кран на кухне, он протекает, дверь никому не открывай» были сказаны и за бабушкой захлопывалась дверь. Изредка звонили родители, всегда днем, по будням, чтобы не застать дома бабушку, спрашивали, как дела, как оценки, как настроение, как бабушка (всегда в одном и том же порядке), потом неловко молчали, резко прощались и клали трубку. Ее эти звонки особо не волновали. Она о них никому не рассказывала после того, как однажды бабушка рыдала весь вечер, когда она ей рассказала о звонке. С тех пор она молчала.
Портрет Ленина стоял не из-за идейных убеждений бабушки, а из-за этих самых убеждений покойного дедушки, о котором бабушка вспоминала каждое четырнадцатое ноября, долго, долго вытирая пыль с каждого изгиба рамочки.
У него на полочке стоял такой же портрет.
- Да не знаю, родители держат, я не спрашиваю.