Коммунальная квартира и Юрий
А знаете ли вы, что такое коммунальная квартира?
Это не только годами облупленный коридор, сантехника, заставшая, кажется, еще Иосифа Виссарионовича, всегда занятая ванная и перманентно заплеванная кухонная плита.
Это еще и соседи.
Кстати, когда в многокомнатной квартире живет одна семья, у каждого, как правило, своя комната, куда остальные не особо-то ходят. Тем не менее, это одна семья. Так вот, люди, живущие в коммуналке, находятся на практически таком же уровне близости, как члены одной семьи: общий коридор, кухня, ванная, туалет, в конце концов.
В связи с этим личности соседей начинают играть особую роль в твоей жизни. В наши дни эти личности, как правило, достаточно часто друг друга сменяют, ибо являются чаще всего съемщиками квадратной площади, а не ее владельцами.
Сначала был Юрий. Он приехал из какого-то южного курортного городка и постоянно рассказывал, что сейчас работает программистом, а раньше работал шофером, грузчиком и поваром в суши-баре (после этого я решила в суши-бар не ходить).
Юрий все время ходил голым по пояс, в то время как ниже пояса на нем обычно были либо обтягивающие джинсы с броским ремнем в стиле металлистов, либо просто семейные трусы.
Юрий делал какие-то (скорее всего, возникшие на рефлекторном уровне) попытки перевести наши холодно-вежливые отношения в нечто большее. Средствами выступали либо сомнительные, либо просто смешные комплименты, венцом которых стало: «Вы так хорошо говорите по-русски», на что я ответила: «А как же иначе, все лето его учила». Самое интересное, что он поверил.
Наряду с этим он постоянно зазывал меня зайти в его комнату «в гости» для того, чтобы посмотреть, как он «установил Линукс на компьютере» или «посмотреть какой-нибудь фильмец», которых у него было «ну просто очень много, какой-нибудь обязательно окажется по твоему вкусу».
Все это отнюдь не мешало ему развешивать свое нижнее белье и черные носки на батарее в ванной. В результате чего мне начало казаться, что у него всего два варианта того и другого. Потому что всегда висел либо один вариант, либо другой. Из этого сам собой напрашивался вывод, что один он надевал, а второй торжественно нес вахту на горячей облупившейся трубе батареи. По всей видимости, вопрос «что надеть» являлся для Юрия скорее альтернативным, нежели открытым - во всяком случае, что касалось этих предметов гардероба.
По вечерам он чаще всего уезжал «тусоваться», оставляя после себя в коридоре вопиющий аромат своего парфюма, «мужественного и освежающего» - так, должно быть, было написано на упаковке. Приезжал он обычно под утро и на следующий день пересказывал мне свои ночные похождения.
Слушать их было совсем не интересно, но, поскольку его визиты на кухню с целью покурить чудесным образом совпадали с моими визитами туда же с целью приготовить еду или помыть посуду, деваться было некуда. Словом, место встречи было ну никак не изменить. Наши беседы представляли собой односторонний монолог, в который я из вежливости вставляла мычания и междометия.
Наряду со своими попытками построить отношения со мной, Юрий зря времени не терял, периодически он приводил к себе девушек. Видимо, с этих своих клубов. Я их толком не разглядывала, да и не успела бы, если бы даже захотела - все они в большинстве своем тихо сматывались рано утром.
Правда однажды, далеко за полночь, из Юриной комнаты доносились рыдания, и некоторое время спустя худая высокая блондинка с опухшими глазами постучала в мою комнату и, обхватывая длинными ногтями пачку ультратонких сигарет, попросила зажигалку. Зажигалки не нашлось, я дала ей коробку спичек.
Когда вся квартира уже примирилась с Юрием, как примиряются люди с явлениями природы и бесполезностью государственных органов, выяснилось, что он вскоре съезжает. Все были этому тихо рады. Юрий же по-прежнему приходил на кухню, когда я мыла посуду, стоял, меланхолично глядел в окно, как будто практиковал рекомендуемое окулистами упражнение - наклейте на стекло зеленую метку, встаньте у окна, смотрите то на метку, то вдаль - курил. Сделав несколько затяжек и основательно задымив кухню, он задумчиво произносил:
- Я уезжаю через месяц…
- М-м-м, - отвечала я, думая про себя: черт, целый месяц.
- Стабильности хочется. Семьи. Двадцать восемь лет все-таки.
- М-м-м. - Жениться, что ли?
- Женись, - поддерживала я разговор методом «эха».
- На ком?
- На женщине.
- Знаешь, все москвички - они непостоянные очень.
- М-м-м.
- Вот в провинции люди лучше. Надежнее люди. В провинции…
Один и тот же диалог с незначительными вариациями повторялся весь месяц до его отъезда. Потом он, в конце концов, съехал, и больше я его, как пишут в грустных повестях о тяжелой женской доле, никогда не видела. А в следующем месяце нам пришел четырехзначный счет за телефон - кто-то звонил на мобильные и межгород с квартирного телефона.
Это не только годами облупленный коридор, сантехника, заставшая, кажется, еще Иосифа Виссарионовича, всегда занятая ванная и перманентно заплеванная кухонная плита.
Это еще и соседи.
Кстати, когда в многокомнатной квартире живет одна семья, у каждого, как правило, своя комната, куда остальные не особо-то ходят. Тем не менее, это одна семья. Так вот, люди, живущие в коммуналке, находятся на практически таком же уровне близости, как члены одной семьи: общий коридор, кухня, ванная, туалет, в конце концов.
В связи с этим личности соседей начинают играть особую роль в твоей жизни. В наши дни эти личности, как правило, достаточно часто друг друга сменяют, ибо являются чаще всего съемщиками квадратной площади, а не ее владельцами.
Сначала был Юрий. Он приехал из какого-то южного курортного городка и постоянно рассказывал, что сейчас работает программистом, а раньше работал шофером, грузчиком и поваром в суши-баре (после этого я решила в суши-бар не ходить).
Юрий все время ходил голым по пояс, в то время как ниже пояса на нем обычно были либо обтягивающие джинсы с броским ремнем в стиле металлистов, либо просто семейные трусы.
Юрий делал какие-то (скорее всего, возникшие на рефлекторном уровне) попытки перевести наши холодно-вежливые отношения в нечто большее. Средствами выступали либо сомнительные, либо просто смешные комплименты, венцом которых стало: «Вы так хорошо говорите по-русски», на что я ответила: «А как же иначе, все лето его учила». Самое интересное, что он поверил.
Наряду с этим он постоянно зазывал меня зайти в его комнату «в гости» для того, чтобы посмотреть, как он «установил Линукс на компьютере» или «посмотреть какой-нибудь фильмец», которых у него было «ну просто очень много, какой-нибудь обязательно окажется по твоему вкусу».
Все это отнюдь не мешало ему развешивать свое нижнее белье и черные носки на батарее в ванной. В результате чего мне начало казаться, что у него всего два варианта того и другого. Потому что всегда висел либо один вариант, либо другой. Из этого сам собой напрашивался вывод, что один он надевал, а второй торжественно нес вахту на горячей облупившейся трубе батареи. По всей видимости, вопрос «что надеть» являлся для Юрия скорее альтернативным, нежели открытым - во всяком случае, что касалось этих предметов гардероба.
По вечерам он чаще всего уезжал «тусоваться», оставляя после себя в коридоре вопиющий аромат своего парфюма, «мужественного и освежающего» - так, должно быть, было написано на упаковке. Приезжал он обычно под утро и на следующий день пересказывал мне свои ночные похождения.
Слушать их было совсем не интересно, но, поскольку его визиты на кухню с целью покурить чудесным образом совпадали с моими визитами туда же с целью приготовить еду или помыть посуду, деваться было некуда. Словом, место встречи было ну никак не изменить. Наши беседы представляли собой односторонний монолог, в который я из вежливости вставляла мычания и междометия.
Наряду со своими попытками построить отношения со мной, Юрий зря времени не терял, периодически он приводил к себе девушек. Видимо, с этих своих клубов. Я их толком не разглядывала, да и не успела бы, если бы даже захотела - все они в большинстве своем тихо сматывались рано утром.
Правда однажды, далеко за полночь, из Юриной комнаты доносились рыдания, и некоторое время спустя худая высокая блондинка с опухшими глазами постучала в мою комнату и, обхватывая длинными ногтями пачку ультратонких сигарет, попросила зажигалку. Зажигалки не нашлось, я дала ей коробку спичек.
Когда вся квартира уже примирилась с Юрием, как примиряются люди с явлениями природы и бесполезностью государственных органов, выяснилось, что он вскоре съезжает. Все были этому тихо рады. Юрий же по-прежнему приходил на кухню, когда я мыла посуду, стоял, меланхолично глядел в окно, как будто практиковал рекомендуемое окулистами упражнение - наклейте на стекло зеленую метку, встаньте у окна, смотрите то на метку, то вдаль - курил. Сделав несколько затяжек и основательно задымив кухню, он задумчиво произносил:
- Я уезжаю через месяц…
- М-м-м, - отвечала я, думая про себя: черт, целый месяц.
- Стабильности хочется. Семьи. Двадцать восемь лет все-таки.
- М-м-м. - Жениться, что ли?
- Женись, - поддерживала я разговор методом «эха».
- На ком?
- На женщине.
- Знаешь, все москвички - они непостоянные очень.
- М-м-м.
- Вот в провинции люди лучше. Надежнее люди. В провинции…
Один и тот же диалог с незначительными вариациями повторялся весь месяц до его отъезда. Потом он, в конце концов, съехал, и больше я его, как пишут в грустных повестях о тяжелой женской доле, никогда не видела. А в следующем месяце нам пришел четырехзначный счет за телефон - кто-то звонил на мобильные и межгород с квартирного телефона.