Никто не знает, что мой дом летает.
В нём орущие дети и плачущий пёс.
Открытка с уголком Иксельских прудов была куплена за письмо (доселе не прочитанное), штамп 1938 года, и марку с Леопольдом III, а не за картинку, на которой нет ничего специфически брюссельского. Однако именно лебеди на Иксельских прудах пригодились в качестве иллюстрации к сюжету весьма специфическому.
На последней биеннале Ар-нуво показывали один из двух домов-близнецов архитектора Блеро, которые привлекают взгляд гуляющих вдоль Иксельских прудов граждан своими чудными решетками. Оказалось, что внутри им вторят не менее прекрасные цветы мозаики пола терассы, коридорчика и холла. Собственно этим полом, наружными решетками (именно их называют нотным станом Блеро) и большим светлым холлом с белой лестницей весь модерн в этом доме и ограничивается.
Из холла большие застекленные двери ведут в гостиную с камином, где уже сплошная эклектика, и откуда есть выход в небольшой садик, в глубине которого даже из холла (а нас дальше и не пускали) видна одна из мозаик про дев-лебедей. Остальные мозаики этой серии нам показали только на экране планшета. Они в комнатах, которые сдаются теперь туристам. Происхождение и время изготовления этих мозаик считается неясным. Вряд ли они имеют какое-либо отношение к Блеро и Ар-нуво. Но вот сюжет их, на котором экскурсовод довольно подробно остановился, привлек мое внимание. Речь шла о легенде про девочек-сирот, которых изводит злая мачеха, а мать им помогает с того света и девочки превращаются в лебедей. И этих дев-лебедей вроде бы четыре, но сюжет на мозаиках не прочитывается, девы мной лично не посчитаны, и чем дело кончилось не вполне понятно. Но именно сомнительное происхождение и ускользающее содержание отрывает эти мозаики от конкретного времени и стиля, что позволяет мне написать об извечном -- в духе легенд о девах-лебедях.
Легенд о людях-лебедях множество, они нашли отражение и в сказках, и в либретто. Сразу вспоминаются Дикие лебеди, Царевна-лебедь, Лебединое озеро. Если сформулировать не в сказочных терминах, то они либо о трудном детстве и становлении человека, либо о женской судьбе в свете замужества и отношений с мужчиной. В последнем случае лебединая сущность символизирует независимую от мужчин жизнь, которая позволяет избежать обычной женской доли жены и матери. Не случайно в легендах герой стремится подстеречь деву-лебедя, когда она купается в виде девушки и завладеть ее лебединой оболочкой (а иногда и уничтожить ее), чтобы она стала его женой и не смогла от него улететь.
Понятно, что лебеди, живущие на Иксельских прудах, могли вдохновить автора мозаик из дома Блеро, когда бы это ни произошло. Удивительно, что эти места связаны с именами двух писательниц начала и середины XX века, которые, каждая на свой лад, смогли "улететь" от предписанной им временем и обстоятельствами жизни.
В этой церкви Святого Креста Господня, в июне 1903 года, очень буднично, без всякой помпы была крещена девочка Маргерит, которой через 77 лет было суждено стать первой женщиной среди "бессмертных", членов Французской Академии. На крестинах не присутствовали ни ее мать, умиравшая от родовой горячки, ни отец, оставшийся с женой, пока ее сестра занималась крещением новорожденной. В возрасте 69 лет Маргерит Юрсенар опишет это в своем романе-эссе
"Блаженной памяти". Перед смертью мать дала наказ родным не чинить девочке препятствий, если она захочет уйти в монастырь. Она "пожелaлa, чтобы ее дочь избеглa опытa, который для нее кончился тaк плохо. В кaком-то смысле эти несколько слов содержaли зaтaенный упрек мужу, который считaл, что одaрил ее всем, чего может пожелaть женщинa...". Она "пытaлaсь приоткрыть для девочки единственную известную ей дверь, которaя велa прочь от того, что когдa-то нaзывaли мирским, к той единственной трaнсцендентности, нaзвaние которой было ей знaкомо". И на склоне лет Маргерит напишет: "зaпоздaлым обрaзом и нa свой собственный лaд я принялa постриг, и желaние г-жи де К.(матери - мое прим.) исполнилось в той форме, кaкую онa не одобрилa бы и не понялa".
Этот памятник Де Костеру (автору Тиля Уленшпигеля), стоящий на берегу того же пруда, что и дом Блеро и церковь Святого Креста, связан с именем другой писательницы - Нел Дофф. Она позировала скульптору Шарлю Самуэлю для персонажа Неле, подруги Тиля. Самуэль работал над памятником в начале 1890-ых, когда Нел Дофф было уже за 30. Тем не менее считается, что Неле Самуэля - ее скульптурный портрет. Да и писательницей она стала гораздо позже; первая ее книга вышла в 1911 году. Нелл родилась в голландском Лимбурге в очень бедной многодетной семье, которую скитания в поисках пропитания привели в конце концов в Брюссель. Детство Нелл было ужасно: с черной нуждой, голодом, тяжелой работой, насилием, унижениями и даже проституцией. Собственно все это она описала в автобиографической трилогии про девочку Китти. Из нужды она выбралась, позируя в Брюсселе художникам и скульпторам (и каким! - Ропсу, Энсору, Тулуз-Лотреку, Самуэлю и Де Виню), дважды была замужем за соратниками по социалистической борьбе, впрочем, вполне буржуазными. Но путь, пройденый ей самой от люмпенского детства до книги, написанной сразу по-французски (то есть не на родном языке) и имевшей успех у французских литераторов, не может не потрясать.
Если вам случится проходить мимо Иксельских прудов, посмотрите на птиц, найдите среди них лебедей и вспомните о Маргерит Юрсенар и Нел Дофф, таких разных девах-лебедях.