Собор неосуждающих
Оригинал взят у 3axap_kap_kap в Собор неосуждающих
Время, когда я был молод и наивен, по иронии судьбы совпало с моим посвящением в иереи. Обвести меня вокруг пальца опытной старушке ничего не стоило. Особенно на исповеди, куда меня вскоре стали посылать старшие товарищи. Старушки- народ наблюдательный, с ними не забалуешь. Они как профессиональные дятлы на дереве- сразу заметят слабину и не преминут ею воспользоваться. А таких профессионалок в отдельно взятом соборе десятки! Почуяв новое буратино, слетелись исповедницы к моему аналою и давай устраивать мне проверку. Подходят они по очереди ко мне- все как на подбор, праведницы и миротворицы, и стоишь, ломаешь голову, о чем их спрашивать.
- Чем согрешили?
- Болею, батюшка! Ноги отнимаются, соседи озоруют, зять пьёт горькую, колдуны мне вредят, внуки не слушаются...
- Терпения просите у Господа.
- Прошу, батюшка, а как же? Молюсь и постюсь, зла никому не желаю, надеюсь на Господа и Пречистую Его Матерь и всем прощаю.
Все! Что с такой праведницей делать? Принеси такая зачетку на подпись, по православной самообороне с мастерством использования блоков можно ставить "отлично". Ну, думаю, подождите же! Найду и я лазейку.
- Грешна?
- Грешна, батюшка.
- Что плохого сделали?
- Плохого ничего, живу одна, не ворую, не сквернословлю, зла никому не желаю.
- Ну это мы уже слышали. Святое Писание читаете?
- Читаю. И молитвослов тоже.
Стою и смотрю на праведницу с чувством собственного несовершенства. По мне адовы сковородки плачут, а она вся такая святая, что рамку пора заказывать. Рванулся я в алтарь, настоятель тут меня перестрял и спрашивает, криво улыбаясь:
- Чего ты сигаешь?
- Не могу я исповедовать! Они ведь все святые, как их послушаешь. Ни с чем не соглашаются. Зачем тогда на исповедь приходят, если грехов перечислить не в состоянии?
- Да ты успокойся. Сам поразмысли: какие у бабушки грехи? Целого перечня греховного не требуй у них, назовут один- два и читай разрешительную молитву. Все, возвращайся на место и священнодействуй!
Вернулся я назад. Смотрю на моих мучительниц и борюсь с собственным бессилием. Подходит еще одна. Задаю вопросы:
- Грехи есть?
- А как же?
- Пожалуйста, подробнее...
- Ну что сказать? Болею. Жизнь трудная была у меня, работала, детей ростила, муж рано убрался, соседи на огород мой повадились ходить.
- Осуждаете их,- обрадовался я, предвкушая, как расколется этот крепкий орешек в моих, уже приобретших опыт, руках.
- Никогда никого не осуждала и осуждаю тех, кто других осуждает!- выдала моя собеседница и я вдруг осознал, что такие крепкие бастионы мне, наверно, никогда не взять. Это поколение матерых человечищ, прошедшее войну, пережившее Сталина и, в отличие от рано умерших слабых мужей, продолжающее жизнь согласно ее побочному эффекту, проявляющемуся лишь у человека- долголетию, отделившемуся от деторождения и совершающему самостоятельное свободное плавание по седым волнам бурного житейского моря, не сломить ни этому щупленькому попику, ни тому, маститому, что скрывается от людских глаз в алтаре, откуда, с горнего места, глядит на всех богомольцев кроткий и любящий Господь наш Иисус Христос.
Время, когда я был молод и наивен, по иронии судьбы совпало с моим посвящением в иереи. Обвести меня вокруг пальца опытной старушке ничего не стоило. Особенно на исповеди, куда меня вскоре стали посылать старшие товарищи. Старушки- народ наблюдательный, с ними не забалуешь. Они как профессиональные дятлы на дереве- сразу заметят слабину и не преминут ею воспользоваться. А таких профессионалок в отдельно взятом соборе десятки! Почуяв новое буратино, слетелись исповедницы к моему аналою и давай устраивать мне проверку. Подходят они по очереди ко мне- все как на подбор, праведницы и миротворицы, и стоишь, ломаешь голову, о чем их спрашивать.
- Чем согрешили?
- Болею, батюшка! Ноги отнимаются, соседи озоруют, зять пьёт горькую, колдуны мне вредят, внуки не слушаются...
- Терпения просите у Господа.
- Прошу, батюшка, а как же? Молюсь и постюсь, зла никому не желаю, надеюсь на Господа и Пречистую Его Матерь и всем прощаю.
Все! Что с такой праведницей делать? Принеси такая зачетку на подпись, по православной самообороне с мастерством использования блоков можно ставить "отлично". Ну, думаю, подождите же! Найду и я лазейку.
- Грешна?
- Грешна, батюшка.
- Что плохого сделали?
- Плохого ничего, живу одна, не ворую, не сквернословлю, зла никому не желаю.
- Ну это мы уже слышали. Святое Писание читаете?
- Читаю. И молитвослов тоже.
Стою и смотрю на праведницу с чувством собственного несовершенства. По мне адовы сковородки плачут, а она вся такая святая, что рамку пора заказывать. Рванулся я в алтарь, настоятель тут меня перестрял и спрашивает, криво улыбаясь:
- Чего ты сигаешь?
- Не могу я исповедовать! Они ведь все святые, как их послушаешь. Ни с чем не соглашаются. Зачем тогда на исповедь приходят, если грехов перечислить не в состоянии?
- Да ты успокойся. Сам поразмысли: какие у бабушки грехи? Целого перечня греховного не требуй у них, назовут один- два и читай разрешительную молитву. Все, возвращайся на место и священнодействуй!
Вернулся я назад. Смотрю на моих мучительниц и борюсь с собственным бессилием. Подходит еще одна. Задаю вопросы:
- Грехи есть?
- А как же?
- Пожалуйста, подробнее...
- Ну что сказать? Болею. Жизнь трудная была у меня, работала, детей ростила, муж рано убрался, соседи на огород мой повадились ходить.
- Осуждаете их,- обрадовался я, предвкушая, как расколется этот крепкий орешек в моих, уже приобретших опыт, руках.
- Никогда никого не осуждала и осуждаю тех, кто других осуждает!- выдала моя собеседница и я вдруг осознал, что такие крепкие бастионы мне, наверно, никогда не взять. Это поколение матерых человечищ, прошедшее войну, пережившее Сталина и, в отличие от рано умерших слабых мужей, продолжающее жизнь согласно ее побочному эффекту, проявляющемуся лишь у человека- долголетию, отделившемуся от деторождения и совершающему самостоятельное свободное плавание по седым волнам бурного житейского моря, не сломить ни этому щупленькому попику, ни тому, маститому, что скрывается от людских глаз в алтаре, откуда, с горнего места, глядит на всех богомольцев кроткий и любящий Господь наш Иисус Христос.