Владимир Войнович: «Ленин был бандитом, похуже Бандеры»
Оригинал взят у philologist в Владимир Войнович: «Ленин был бандитом, похуже Бандеры»
Издательство «Вита Нова» выпустило переиздание известной книги Владимира Войновича. После её презентации корреспондент «Нашей Версии на Неве» поговорил с Владимиром Войновичем о современной литературе, проблемах совести и политики, а также о том, как изменились россияне за последние годы.
-Владимир Николаевич, влиятельное американское издание Foreign Policy недавно выпустило материал, посвящённый русской литературе. Мысль, которая проводилась обозревателем журнала: наша литература прекратила своё существование; грубо говоря - «земля, давшая миру Толстого и Достоевского, вдруг иссохла, утратила способность к плодородию». А что вы, признанный классик, могли бы сказать о современном литературном процессе в России?
- Трудно говорить потому, что я как-то отстал от этого процесса: в последнее время мало слежу за современной литературой. Конечно, что-то читаю из книг для меня новых, но они уже не новы для публики. Скажем, произведения того же Быкова. Когда хочется, берусь за классику. Например, я летел из Мюнхена в самолёте и с большим удовольствием читал «Повести Белкина». Не так давно перечитал «Анну Каренину», «Мадам Бовари». У меня душа на классике отдыхает. Это как поездка по старой дороге, на которой всё знакомо. Думаю, о литературном процессе говорить тяжело ещё и потому, что резко упал интерес к литературе. А ведь спрос рождает предложение. Душевный спрос. Есть эпохи, когда литература особо нужна, и она появляется. Вот, к примеру, эпоха 1960-х годов, когда я вырастал как литератор, спрос был. Потом он угас. Безусловно, сейчас есть отдельные интересные писатели, но я не буду называть их имена, потому как могу сказать невпопад, кто-то ещё и обидится. А самого литературного процесса не видно.
- Читатели особо ценят в вас гражданственность, участие в общественной жизни. Скажите, пожалуйста, а насколько необходимо писателю сегодня обращаться к социальным темам?
- Я думаю, что социальные темы очень важны. Писатель вообще находится в сложном положении. На самом деле, ему хочется укрыться в башне из слоновой кости и вообще - чтобы все от него отстали. Но, понимаете, время всё равно его достаёт. Если писатель остаётся глух - значит, ему чего-то не хватает. Правда, если он слишком отзывчив, это также негативно влияет на творчество. У писателя есть потребность в некотором отстранении от того, что происходит. Но, повторюсь, в то же время если он совершенно не реагирует, то ему стоит крепко подумать о себе. В советское время были такие литераторы, и сейчас они есть, которые говорят: «Я не знаю, что сейчас происходит. Живу в своём мире. А разве кого-то посадили? Ну, ладно, чего там». Мне кажется, такой равнодушный человек настоящим писателем просто не может быть. Но если он сильно вовлекается в социальные темы, это мешает: мир ему начинает казаться чёрно-белым, человек тогда часто теряет видение нюансов, оттенков. Писатель должен как-то себя беречь, но не настолько, чтобы ни на что не реагировать.
- Долгое время русским писателям было свойственно обращение к совести. Это касается и представителей так называемого «золотого фонда классики», и выдающихся советских литераторов. Современным авторам этот феномен, судя по всему, не особо интересен. Чем, на ваш взгляд, обусловлена такая перемена?
- Наверное, совесть перестала быть таким важным регулятором отношений в обществе. Хотя наличие её очень важно. Вероятно, поэтому наше общество со стороны выглядит довольно безнравственным. У нас очень много говорится о духовности всякой. Зато о совести почти не говорят, совершают великое множество совершенно бессовестных поступков, с призывом, кстати, к этой самой духовности. Мы жили во время, ещё более суровое, чем нынешнее. Тогда какие-то люди, которые управляли нами, вообще считали, что наличие совести - это признак некой болезни. Даже говорили про какого-нибудь человека, допустим, про Андрея Дмитриевича Сахарова - «он наша больная совесть». Я считаю, что человек без совести это вообще урод. Очевидно, и эгоистическое, и альтруистическое начала в нём должны находиться в состоянии баланса, эти начала должны постоянно уравновешиваться.
- Владимир Николаевич, вы наблюдаете за процессами, которые происходят в российском обществе. Скажите, россиянам удалось уйти от пережитков советской эпохи?
- Видите ли, когда-то давно, ещё в 90-х годах, я написал, что советская система рухнула, а советский человек будет жить ещё очень долго, передавая свои наследственные признаки из поколения в поколение. Иногда кажется, что советский человек куда-то пропал, а потом смотришь - нет, не пропал, всё ещё тут - жив, курилка, и ведёт себя точно так же. Я сейчас всё это вижу. А ведь говорили, что будут новые свободные поколения, которые уже ничего не будут бояться. Смотрю - а вырастают поколения, такие же молодые люди, очень трусоватые, осторожные, осмотрительные. И, очевидно, живёт в них страх, испытанный ещё их дедушками и бабушками; он въелся так глубоко, что даже отражается.
- А насколько возможна сейчас свобода в России?
- В России, что касается, творческой свободы - она пока есть, в общем-то. Хотя существуют угрожающие движения власти и общества. Вот взять, к примеру, скандал с «Тангейзером». Когда-то сжигали книги Сорокина или бросали их в урну. Подобное, кстати, проявлялось и в других странах. Но всё-таки, в основном, свобода литературного творчества есть. Вот свободы слова, выражения своих политических взглядов становится всё меньше и меньше. Когда-то я заглядывал в одну из петербургских газет, там, как мне показалось, авторы высказывались вполне свободно. Не знаю, как сейчас. Сегодня есть остаточные очажки свободомыслия. Но на них постоянно открыта атака, они постоянно находятся под угрозой.
- Вы заняли довольно жёсткую позицию относительно конфликта на Украине. Как сейчас воспринимаете происходящее?
- Идёт совершенно бессмысленная и ужасная война в Донецкой и Луганской областях. В это же время в Петербурге происходит слёт неонацистов. Когда мне кто-то говорит, что его пугает Бандера, отвечаю: у нас в мавзолее есть Ленин - а он был бандитом, похуже Бандеры. И Сталин был гораздо хуже Бандеры. Но он теперь тоже почитаемая личность. В это же время, в стране происходят трагические события, включая убийство Бориса Немцова. Политическое убийство, далеко не первое. Эта серия началась ещё с Галины Старовойтовой. Потом были убиты Маневич, Головлёв, Юшенков, Щекочихин, Юдина, Политковская, Эстемирова. Проходит какое-то время, мы успокаиваемся, и опять происходит убийство. Мой мрачный прогноз: если этот конфликт с Украиной превратится в большую войну, то Украина развалится, но и Россия не уцелеет - от неё отпадут большие куски.
- Владимир Николаевич, ваши книги можно назвать кинематографичными: сюжеты так и просятся на экран. Как вы относитесь к экранизации своих произведений? И почему сейчас по ним не снимаются фильмы?
- Я не против того, чтобы мои произведения экранизировали. Пока что с этим тяжело. Сейчас какая-то совсем странная ситуация в кинематографе. Киносъёмки требуют больших финансовых затрат. Желающие есть, но откуда взять деньги? Я, например, знаю, что два режиссёра хотят снять фильм по мотивам моего романа «Москва 2042». Но деньги распределяются такими людьми, которым я не очень-то, наверное, ко двору. Поэтому надежд на новые фильмы, откровенно говоря, немного. Что-то было снято по моим книгам. Два фильма по «Чонкину», была и лента «Шапка».
- Вы не на шутку удивили своих читателей, когда увлеклись живописью…
- Когда начал этим заниматься, то говорил, что я молодой художник, начал рисовать, едва достигнув пенсионного возраста. Мне исполнилось 62 года и я - будто с ума сошёл. Литература отошла не то что на второй, а на третий, десятый план. За три года не написал ни одной строчки, только рисовал картины. Когда некоторые люди это признали, отмечал - благодаря совершенно безумной энергии, которую вложил в дело. Потом я немного остыл к нему. Последнее время работаю над книгой. Не могу трудиться одновременно и над тем, и над другим. Когда нашёл для себя такую отдушину, думал, что буду по завету Маяковского: «Землю попашет, попишет стихи». А потом понял - могу заниматься только чем-то одним.
- Тогда вопрос - о творческом процессе. Не могли бы рассказать о книге, над которой работаете?
- Я бы не хотел раскрывать замысел, боюсь сглазить. Скажу лишь, что она посвящена нынешней жизни, но при этом представляет собой фантасмагорию. Планирую каждый раз закончить её в следующем месяце, но так уже прошло два года. В этом году время есть, надеюсь, завершу.
Михаил БЕРГ, "Наша Версия на Неве", № 17 (376), от 11.05.-17.05.2015
http://konkretno.ru/versia/blok1-versia/78132-vladimir-vojnovich-lenin-poxuzhe-bandery.html
Издательство «Вита Нова» выпустило переиздание известной книги Владимира Войновича. После её презентации корреспондент «Нашей Версии на Неве» поговорил с Владимиром Войновичем о современной литературе, проблемах совести и политики, а также о том, как изменились россияне за последние годы.
-Владимир Николаевич, влиятельное американское издание Foreign Policy недавно выпустило материал, посвящённый русской литературе. Мысль, которая проводилась обозревателем журнала: наша литература прекратила своё существование; грубо говоря - «земля, давшая миру Толстого и Достоевского, вдруг иссохла, утратила способность к плодородию». А что вы, признанный классик, могли бы сказать о современном литературном процессе в России?
- Трудно говорить потому, что я как-то отстал от этого процесса: в последнее время мало слежу за современной литературой. Конечно, что-то читаю из книг для меня новых, но они уже не новы для публики. Скажем, произведения того же Быкова. Когда хочется, берусь за классику. Например, я летел из Мюнхена в самолёте и с большим удовольствием читал «Повести Белкина». Не так давно перечитал «Анну Каренину», «Мадам Бовари». У меня душа на классике отдыхает. Это как поездка по старой дороге, на которой всё знакомо. Думаю, о литературном процессе говорить тяжело ещё и потому, что резко упал интерес к литературе. А ведь спрос рождает предложение. Душевный спрос. Есть эпохи, когда литература особо нужна, и она появляется. Вот, к примеру, эпоха 1960-х годов, когда я вырастал как литератор, спрос был. Потом он угас. Безусловно, сейчас есть отдельные интересные писатели, но я не буду называть их имена, потому как могу сказать невпопад, кто-то ещё и обидится. А самого литературного процесса не видно.
- Читатели особо ценят в вас гражданственность, участие в общественной жизни. Скажите, пожалуйста, а насколько необходимо писателю сегодня обращаться к социальным темам?
- Я думаю, что социальные темы очень важны. Писатель вообще находится в сложном положении. На самом деле, ему хочется укрыться в башне из слоновой кости и вообще - чтобы все от него отстали. Но, понимаете, время всё равно его достаёт. Если писатель остаётся глух - значит, ему чего-то не хватает. Правда, если он слишком отзывчив, это также негативно влияет на творчество. У писателя есть потребность в некотором отстранении от того, что происходит. Но, повторюсь, в то же время если он совершенно не реагирует, то ему стоит крепко подумать о себе. В советское время были такие литераторы, и сейчас они есть, которые говорят: «Я не знаю, что сейчас происходит. Живу в своём мире. А разве кого-то посадили? Ну, ладно, чего там». Мне кажется, такой равнодушный человек настоящим писателем просто не может быть. Но если он сильно вовлекается в социальные темы, это мешает: мир ему начинает казаться чёрно-белым, человек тогда часто теряет видение нюансов, оттенков. Писатель должен как-то себя беречь, но не настолько, чтобы ни на что не реагировать.
- Долгое время русским писателям было свойственно обращение к совести. Это касается и представителей так называемого «золотого фонда классики», и выдающихся советских литераторов. Современным авторам этот феномен, судя по всему, не особо интересен. Чем, на ваш взгляд, обусловлена такая перемена?
- Наверное, совесть перестала быть таким важным регулятором отношений в обществе. Хотя наличие её очень важно. Вероятно, поэтому наше общество со стороны выглядит довольно безнравственным. У нас очень много говорится о духовности всякой. Зато о совести почти не говорят, совершают великое множество совершенно бессовестных поступков, с призывом, кстати, к этой самой духовности. Мы жили во время, ещё более суровое, чем нынешнее. Тогда какие-то люди, которые управляли нами, вообще считали, что наличие совести - это признак некой болезни. Даже говорили про какого-нибудь человека, допустим, про Андрея Дмитриевича Сахарова - «он наша больная совесть». Я считаю, что человек без совести это вообще урод. Очевидно, и эгоистическое, и альтруистическое начала в нём должны находиться в состоянии баланса, эти начала должны постоянно уравновешиваться.
- Владимир Николаевич, вы наблюдаете за процессами, которые происходят в российском обществе. Скажите, россиянам удалось уйти от пережитков советской эпохи?
- Видите ли, когда-то давно, ещё в 90-х годах, я написал, что советская система рухнула, а советский человек будет жить ещё очень долго, передавая свои наследственные признаки из поколения в поколение. Иногда кажется, что советский человек куда-то пропал, а потом смотришь - нет, не пропал, всё ещё тут - жив, курилка, и ведёт себя точно так же. Я сейчас всё это вижу. А ведь говорили, что будут новые свободные поколения, которые уже ничего не будут бояться. Смотрю - а вырастают поколения, такие же молодые люди, очень трусоватые, осторожные, осмотрительные. И, очевидно, живёт в них страх, испытанный ещё их дедушками и бабушками; он въелся так глубоко, что даже отражается.
- А насколько возможна сейчас свобода в России?
- В России, что касается, творческой свободы - она пока есть, в общем-то. Хотя существуют угрожающие движения власти и общества. Вот взять, к примеру, скандал с «Тангейзером». Когда-то сжигали книги Сорокина или бросали их в урну. Подобное, кстати, проявлялось и в других странах. Но всё-таки, в основном, свобода литературного творчества есть. Вот свободы слова, выражения своих политических взглядов становится всё меньше и меньше. Когда-то я заглядывал в одну из петербургских газет, там, как мне показалось, авторы высказывались вполне свободно. Не знаю, как сейчас. Сегодня есть остаточные очажки свободомыслия. Но на них постоянно открыта атака, они постоянно находятся под угрозой.
- Вы заняли довольно жёсткую позицию относительно конфликта на Украине. Как сейчас воспринимаете происходящее?
- Идёт совершенно бессмысленная и ужасная война в Донецкой и Луганской областях. В это же время в Петербурге происходит слёт неонацистов. Когда мне кто-то говорит, что его пугает Бандера, отвечаю: у нас в мавзолее есть Ленин - а он был бандитом, похуже Бандеры. И Сталин был гораздо хуже Бандеры. Но он теперь тоже почитаемая личность. В это же время, в стране происходят трагические события, включая убийство Бориса Немцова. Политическое убийство, далеко не первое. Эта серия началась ещё с Галины Старовойтовой. Потом были убиты Маневич, Головлёв, Юшенков, Щекочихин, Юдина, Политковская, Эстемирова. Проходит какое-то время, мы успокаиваемся, и опять происходит убийство. Мой мрачный прогноз: если этот конфликт с Украиной превратится в большую войну, то Украина развалится, но и Россия не уцелеет - от неё отпадут большие куски.
- Владимир Николаевич, ваши книги можно назвать кинематографичными: сюжеты так и просятся на экран. Как вы относитесь к экранизации своих произведений? И почему сейчас по ним не снимаются фильмы?
- Я не против того, чтобы мои произведения экранизировали. Пока что с этим тяжело. Сейчас какая-то совсем странная ситуация в кинематографе. Киносъёмки требуют больших финансовых затрат. Желающие есть, но откуда взять деньги? Я, например, знаю, что два режиссёра хотят снять фильм по мотивам моего романа «Москва 2042». Но деньги распределяются такими людьми, которым я не очень-то, наверное, ко двору. Поэтому надежд на новые фильмы, откровенно говоря, немного. Что-то было снято по моим книгам. Два фильма по «Чонкину», была и лента «Шапка».
- Вы не на шутку удивили своих читателей, когда увлеклись живописью…
- Когда начал этим заниматься, то говорил, что я молодой художник, начал рисовать, едва достигнув пенсионного возраста. Мне исполнилось 62 года и я - будто с ума сошёл. Литература отошла не то что на второй, а на третий, десятый план. За три года не написал ни одной строчки, только рисовал картины. Когда некоторые люди это признали, отмечал - благодаря совершенно безумной энергии, которую вложил в дело. Потом я немного остыл к нему. Последнее время работаю над книгой. Не могу трудиться одновременно и над тем, и над другим. Когда нашёл для себя такую отдушину, думал, что буду по завету Маяковского: «Землю попашет, попишет стихи». А потом понял - могу заниматься только чем-то одним.
- Тогда вопрос - о творческом процессе. Не могли бы рассказать о книге, над которой работаете?
- Я бы не хотел раскрывать замысел, боюсь сглазить. Скажу лишь, что она посвящена нынешней жизни, но при этом представляет собой фантасмагорию. Планирую каждый раз закончить её в следующем месяце, но так уже прошло два года. В этом году время есть, надеюсь, завершу.
Михаил БЕРГ, "Наша Версия на Неве", № 17 (376), от 11.05.-17.05.2015
http://konkretno.ru/versia/blok1-versia/78132-vladimir-vojnovich-lenin-poxuzhe-bandery.html