Хармс
Десяток лет назад я был настолько увлечён Хармсом, что в предновогоднюю ночь не нашёл ничего интереснее, чем читать наукообразное исследование его творчества. Сейчас бы я так делать, конечно, не стал, но по-прежнему, нахожусь под обаянием его личности. Он сумел не только создать свой уникальный мир с его распадающимися причинно-следственными связями, но и стать его первым и единственным жителем. Одно из самых пугающих и интригующих свойств «мира по Хармсу» это его постоянная открытость чуду, практически жажда этого чуда. Потустороннее вторгается в обыденный мир через его рассказы, как через окна. В «Старухе», самой крупной вещи Хармса, сходится большинство постоянных мотивов его творчества. Это повесть обладает несомненным внутренним ритмом, насквозь музыкальна. Её герой, писатель, хочет написать рассказ о чудотворце, который прожил всю жизнь, но так и не сотворил ни одного чуда, хотя мог это сделать в любой момент. И у Хармса это не история о нереализованном даре, а сильнейшее ощущение присутствия потустороннего, как положительного, так и отрицательного, от которого нас отделяет лишь одно движение, которое мы не решаемся сделать из страха, предпочитаю возможному чуду уют обыденности.