из новой книги Анны Павловской "Станция Марс" (Арт Хаус Медиа, 2018)
***
по небу скитаюсь на птичьих правах
мне бог заменяет и выдох и взмах
внизу города из бетона
и крылья мои вне закона
я лестниц боюсь я боюсь высоты
зачем меня в вакуум выбросил ты
из теплой уютной кровати
мне замысел твой непонятен
я чувствую дно словно шип под ребро
и я различаю где зло и добро
влекущую сладость провала
я знаю ведь я там бывала
ты там за вершинами звёздных вершин
а я словно чайка до ночи
кричу над водой в одичалой глуши
и все же отец если можешь держи
держи меня в воздухе
***
спаси меня иначе я умру
вот как сейчас однажды поутру
от страха одиночества и боли
от никотина или алкоголя
я растворяюсь я почти никто
бесплотней слов черней галлюцинаций
едва держусь как пуговка пальто
готовая упасть и потеряться
спаси меня не знаю почему
и невозможно выдумать причину
зачем спасать идущего во тьму
когда ему светло невыносимо
***
Захотелось, чтоб кровь закипела,
чтоб кидало в нервический пот,
чтобы снилось пьянящее тело,
обнажённый горячий живот?
Превращаясь в змею, превращаясь
в золотистой лозы завиток,
разом тысячи лет проживая,
ты бессмертия пробуешь сок.
Всё, что было когда-то любовью,
воплотилось и в руки легло,
но будильник звенит в изголовье -
вот и всё, ваше время прошло.
Выходи, человек, из подполья,
открывай свои зенки уже,
просыпайся с фантомною болью
в отрицаемой Юнгом душе.
***
Я построю себя словно дом на реке,
не надеясь на рай в шалаше.
Снова стану красоткой с эффектом Боке.
ЕБЖ, дорогой, ЕБЖ.
Октября заполощется рваный флажок,
сухожилия чёрных ветвей
обнажатся, и мы с тобой станем, дружок,
на ещё одну осень старей.
Купим лодку с мотором и крепкую сеть,
как давненько хотелось тебе.
Будем пить и рыбачить, смеяться и петь,
и т.д., дорогой, и т.п.
(Мне казалось, что жизнь будет бить за края
и никто не возьмёт на фу-фу,
но, увы, бьёт под дых, и поэтому я
пропускаю такую строфу.)
Ты же знаешь, никто мне не сват и не брат,
я почти никого не люблю,
но во сне я увидела белый фрегат.
Я к весне на него накоплю.
***
где слётки звёзд упали с папиросы
из темноты забытых праотцов
я улетела в неоткрытый космос
в стеклянной банке из-под огурцов
за мной текли неоновые рыбы
немых урбанистических дождей
за мной неслись бумажные колибри
последних непрочтенных новостей
и поднимаясь вверх над городами
в ознобе сна уткнувшись в звездный шарф
моя душа взлетала как цунами
и плакала как первый астронавт
по счету отвалившихся ступеней
на отблеске вселенской немоты
я прибыла к созвездию растений
где говорили травы и цветы
по срезу слёз святейших баобабов
бобов волшебных и дремучих чаг
я прочитала горестную сагу
о разобщеньи кошек и собак
о белых птицах в услуженьи бога
несущих души в кружеве крыла
о мертвых стерегущих под порогом
родной очаг от медленного зла
мне было проще жить в священной роще
и с ветвью золотою говорить
чем на земле отыскивать наощупь
послания мерцающую нить
***
М. К.
Волчья шуба мне машет густым рукавом,
говорит на чужом языке меховом,
на полынном, животном, незрячем,
на беспамятном, темном, волчачьем:
«Мы ходили как боги по лесу во тьме,
мы кровавое мясо держали в уме
и спускали голодные тени,
если чуяли рядом оленя.
Мы учили своих неуклюжих волчат,
как лечебные травы пахуче горчат,
как следы источают тревогу,
как медведь покидает берлогу.
А теперь продевай свою руку в рукав -
никогда не услышишь ты запаха трав,
никогда не увидишь, как ночью
раскрывается зрение волчье,
и откуда-то из сердцевины темна
на язык проступает слюна.
В каждом атоме все это было и есть -
ваши дети-всезнайки потрогают шерсть,
лунатически шаря руками,
и, взрослея, пойдут не за вами».
***
памяти Валеры
Мы жили вечно тем летейским летом,
Где не хватало жизни и сюжета,
Плели венки, мололи языком,
И вечно длился сказочный ромком,
Но я сбежала в полночь босиком,
Ведь я была - ты знал это - с приветом.
Ты думал, будто я была с тобой,
Ты гладил мои волосы рукой,
Как будто я лисёнок приручённый,
А я была с рожденья обречённой
Бежать по местности пересечённой
И вверх лететь, как шарик голубой.
Я улетела, ты же у костра
Всё звал меня, любимая, сестра,
Но я уже не слышала ни звука,
Меня уже не мучала разлука,
Я звуковой пересекла порог,
И ноты как росу стряхнула с ног.
Прошло сто лет, поскольку жизнь - есть сон,
Тебя на лодке перевез Харон,
А я летаю над водой как птица,
И не могу проснуться, приземлиться,
Ни умереть, ни заново родиться.
Горит костёр и тьма со всех сторон.
***
где кабан игрался в банке
в подкидного дурака
я взлетала на тарзанке
и ныряла в облака
в старых майках маловатых
и открытых на пупке
уходили октябрята
карасей ловить в реке
что же гамлет или или
черви в мыле мотыли
семерых они словили
а восьмого не смогли
я смотрю на эту рыбу
отпустить или забрать
эта рыба тоже типа
чья-то дочка или мать
светит огненное око
ведьмы прыгают из книг
из прекрасного далёка
показали мне язык
смысла тёмная изнанка
раскрывается в мозгу
и качается тарзанка
на далеком берегу
***
Не лупили меня комсомольцы,
не снимали ботинки жлобы,
никогда сквозь горящие кольца
я не прыгала в рёве толпы.
Молоко не давали за вредность,
спецпаек не вручали тайком,
на Лубянке под грифом «секретно»
не листали мой детский альбом.
Припадала к запретной иконе,
заполняла страницы враньём,
словно Данко несла на ладони
сердце, полное вечным огнём.
Как поэт (и немного философ)
я одна ощущала вину,
что закончился сказочный Носов,
где Незнайка летал на Луну.
***
пробираюсь по кромке
по тонкому льду
подстели мне соломки
когда упаду
отведи мя от края
от бездны и зги
если я заплутаю
Ты мне помоги
пусть меня защищает
за правым плечом
пусть мне путь расчищает
огнем и мечом
я зажмурила очи
свернулась клубком
защити меня Отче
сейчас и потом
если я задыхаюсь
в холодном поту
если я просыпаюсь
с землёю во рту