из новой книги Елены Лапшиной "Сон златоглазки" (М.: Русский Гулливер, 2018)
***
Она коротала морозную ночь до утра
у зоркого зеркала, прежнюю прыть вспоминая -
о том, как была молода, да вот стала стара,
и дом у неё ледяной - не изба лубяная,
где топят по-чёрному, въедливым дымом дыша,
и где по щелям догнивают смола и солома,
где греют еду и ладони, но зябнет душа,
и лисьего духа не любят, и лисьего дома.
А дом ненадёжный и светел над ней, и высок.
Весна далеко, и дождаться-то многим дано ли…
И лисий за стёклами заиндевелый висок,
и вполоборота в окошке лицо ледяное.
2004
* * *
Дремала, книжечку листала
и коротала выходной, -
я не заметила, как стала
старухой медленной чудной.
И всё - то призраки, то дети,
их колготня и суета.
И всё не так на белом свете,
и всё не то, и я - не та.
2016
***
И чтобы мýку на листе
в мукý перемолоть,
живу, как дева - в чистоте,
превозмогая плоть.
И чем иные дорожат -
не ценно наяву.
Так яблоки в снегу лежат,
как я теперь живу.
Живу без пользы и слезы,
нужнейшему - чужа,
живу, как клетка из лозы,
держащая чижа,
без соприкосновенья тел,
без боли - наповал,
как будто ангел пролетел
и в лоб поцеловал.
2003
***
Это только кажется, что просто…
Девочка, секретница, дитя,
привыкай к душевному сиротству,
с взрослыми родства не обретя.
Радуйся молчанью, как подарку,
там, где виновата без причин,
где тебя, как мелкую помарку,
красный карандаш изобличил.
Девочка, подросток, канарейка -
вкус вины, оскомина стыда.
«Поскорее, детка, постарей-ка -
вот тогда узнаешь, вот тогда…»
Век спустя ты встанешь к изголовью
не затем, чтоб позднее «прости»
старость, обделённая любовью,
кое-как смогла произнести.
Ври, душа, прощайся втихомолку, -
из тебя вовек не выйдет толку.
В доме, где по-прежнему чужда,
встретятся больное чувство долга
и любовь по имени «нужда».
***
и не на что пенять
[всё всуе на авось]
хотевшая обнять
коснувшаяся вскользь
прошедшая насквозь
молчащая как мать
гремящая как медь
пророчившая рай
[ломавшая комедь]
раздразнивая страсть
растравливая сплин
[и преломляя трость
и угашая лён]
утраты торопя
[нетерпеливый зверь]
сгубившая тебя
твоя Иезавель
сумевшая любить
[до боли не щадя]
посмевшая забыть
что ты ещё дитя
* * *
Ещё никто не понял, что случилось,
и жизнь ещё похожа на бессмертье,
и Бог не обрезает пуповины,
и Ева всё рожает дочерей,
и дольний мир, как детская, ухожен,
ещё свежо, и долго до Голгофы,
на дудочке играет юный Каин,
Адам ещё наивен, как дитя…
И мир ещё не знает Александра,
но где-то в глубине земного ада
ему уже придумано названье,
и ад уже зовёт его Великим.
2006
***
ЧИТАЯ «ГОРОД ЛЕНИНГРАД»
Анатолию Найману
После детских побед полагаются - труд и усталость,
долгий старческий стыд, перечёт синяков и камней.
У одних - никого, у других - никого не осталось, -
только жалость и жизнь или воспоминанья о ней.
- Подожди, не беги! В этой памяти - только по следу,
как на топкой тропе, - если только настелена гать…
Это - выморок лет, незаметно впадающих в Лету.
Претерпеть и простить, и былого бы - не оболгать.
Погляди, как дитя, и опять изъясняйся по-птичьи,
но ходи-собирай побережную гальку в подол.
Скуповатый Харон, не найдя медяка в подъязычье,
покачав головой, липковатый возьмёт валидол.
2009
***
На даче - лепота: пионы и люпин
толкутся у стола, заглядывая в чашки.
Теплынь, а ты с утра ворчишь, и ты - любим
до каждой клеточки на клетчатой рубашке.
Смородиновый чай, кузнечики у ног,
сомлел соседский кот на плиточной дорожке.
Ты отгоняешь прочь цветочный табунок,
встаёшь из-за стола, отряхивая крошки.
И всё ещё - оса над чашкой голубой;
и всё уже - как есть, и не в чем сомневаться.
И фотку бы в альбом: «Вот это - мы с тобой…»
Но это - я и ты - в свои невосемнадцать.
И надобно опять - в прозябшее жильё -
отважиться на жизнь с повадкой постояльца -
в болезни и нужду, в безлюбие твоё, -
чтоб не пускать корней и смерти не бояться.
2008
***
Золотая лодка лежит на илистом дне
в слюдяных улитках по всей длине.
Шелковистой тиной выстлан её живот.
Хорошо в ней лежать и глядеть через толщу вод.
Золотая лодка лежит в дождевом лесу,
обрастая лианами сверху и донизу.
Там зелёная дрёма качается, как волна.
Крутобёдрая лодка водой до краёв полна.
Золотые лодки, лежащие на горе
в ледниковом и́скристом серебре.
хорошоливольдулежатьдаглазамневмочь
ледяныеслепыелицаглядятсквозьночь
Я жила и верила, что плыла.
Тяжела душа моя, тяжела.
2014
* * *
Ни ходко - ни валко,
не лодка - не барка:
плавучее диво - речной рыба-кит
гирляндами светит, трубою дымит.
Не шибко гружён, не совсем налегке
плывёт пароход по великой реке.
И слушают жители душных кают,
как ночью над Волгой русалки поют.
- Утопишься, дура, - не стой над водой, -
пеняет купчина жене молодой.
И тянет елейно от сытой ленцы:
- Погибшие души - у-топ-лен-ни-цы…
Усыпано небо чешуйками звёзд,
качается в волнах русалочий хвост.
Хоть в чёрную воду, хоть в небо гляди,
русалочий голос таится в груди.
2010
***
Там на реке, плескаясь и хохоча,
шумной ватагою, - только один не в счёт.
Будто река другая с его плеча
жилкою голубой по руке течёт.
Если бы я не думала о таком -
тонком и нежном с шёлковым животом…
Мальчики пахнут потом и молоком,
а молоком и мёдом - уже потом.
Там по реке вдоль берега - рыбаки, -
тянут песок и тину их невода.
А у него ключицы так глубоки, -
если бы дождь - стояла бы в них вода.
Я бы купила серого соловья,
чтобы купать в ключице, да неспроста:
я бы хотела - этого - в сыновья,
чтобы глаза не застила красота.
***
Полдень стоит в Эдеме, сладкое бродит брашно -
позднею луговою ягодой угости.
Только в глазах темнеет и наклониться страшно.
Юный Адам смеётся, ягоду мнёт в горсти.
Дудочку и кувшинчик дай ему - он моложе,
он преклоняет травы, и устилают путь
розовые соцветья, венчики, цветоложа.
Господи, искушенье - запах его вдохнуть.
Ешь у меня с ладони - радость моя, проруха, -
смуглым плечом касайся будто бы невзначай.
Мне ничего не надо - Господи, я старуха, -
только бы это лето, ласточки, иван-чай…
* * *
Сломанными флажками сверху сигналит птица.
Кто её разумеет? - нет никого окрест.
Только над прудом ива - будто пришла топиться.
Ива стоит и плачет, чёрную землю ест.
Бездна небес глядится в тёмный нагрудник пруда,
видя в нём только птицу, рваный её полёт.
Небо само не может жить ожиданьем чуда.
Ива стоит и плачет, чёрную воду пьёт.
Что у неё за горе? Кто её здесь оставил?
Но прибежит купаться - выгнется и вперёд! -
тонкий и голенастый, с виду как будто Авель.
Ива ему смеётся, - кто её разберёт.
2016
Она коротала морозную ночь до утра
у зоркого зеркала, прежнюю прыть вспоминая -
о том, как была молода, да вот стала стара,
и дом у неё ледяной - не изба лубяная,
где топят по-чёрному, въедливым дымом дыша,
и где по щелям догнивают смола и солома,
где греют еду и ладони, но зябнет душа,
и лисьего духа не любят, и лисьего дома.
А дом ненадёжный и светел над ней, и высок.
Весна далеко, и дождаться-то многим дано ли…
И лисий за стёклами заиндевелый висок,
и вполоборота в окошке лицо ледяное.
2004
* * *
Дремала, книжечку листала
и коротала выходной, -
я не заметила, как стала
старухой медленной чудной.
И всё - то призраки, то дети,
их колготня и суета.
И всё не так на белом свете,
и всё не то, и я - не та.
2016
***
И чтобы мýку на листе
в мукý перемолоть,
живу, как дева - в чистоте,
превозмогая плоть.
И чем иные дорожат -
не ценно наяву.
Так яблоки в снегу лежат,
как я теперь живу.
Живу без пользы и слезы,
нужнейшему - чужа,
живу, как клетка из лозы,
держащая чижа,
без соприкосновенья тел,
без боли - наповал,
как будто ангел пролетел
и в лоб поцеловал.
2003
***
Это только кажется, что просто…
Девочка, секретница, дитя,
привыкай к душевному сиротству,
с взрослыми родства не обретя.
Радуйся молчанью, как подарку,
там, где виновата без причин,
где тебя, как мелкую помарку,
красный карандаш изобличил.
Девочка, подросток, канарейка -
вкус вины, оскомина стыда.
«Поскорее, детка, постарей-ка -
вот тогда узнаешь, вот тогда…»
Век спустя ты встанешь к изголовью
не затем, чтоб позднее «прости»
старость, обделённая любовью,
кое-как смогла произнести.
Ври, душа, прощайся втихомолку, -
из тебя вовек не выйдет толку.
В доме, где по-прежнему чужда,
встретятся больное чувство долга
и любовь по имени «нужда».
***
и не на что пенять
[всё всуе на авось]
хотевшая обнять
коснувшаяся вскользь
прошедшая насквозь
молчащая как мать
гремящая как медь
пророчившая рай
[ломавшая комедь]
раздразнивая страсть
растравливая сплин
[и преломляя трость
и угашая лён]
утраты торопя
[нетерпеливый зверь]
сгубившая тебя
твоя Иезавель
сумевшая любить
[до боли не щадя]
посмевшая забыть
что ты ещё дитя
* * *
Ещё никто не понял, что случилось,
и жизнь ещё похожа на бессмертье,
и Бог не обрезает пуповины,
и Ева всё рожает дочерей,
и дольний мир, как детская, ухожен,
ещё свежо, и долго до Голгофы,
на дудочке играет юный Каин,
Адам ещё наивен, как дитя…
И мир ещё не знает Александра,
но где-то в глубине земного ада
ему уже придумано названье,
и ад уже зовёт его Великим.
2006
***
ЧИТАЯ «ГОРОД ЛЕНИНГРАД»
Анатолию Найману
После детских побед полагаются - труд и усталость,
долгий старческий стыд, перечёт синяков и камней.
У одних - никого, у других - никого не осталось, -
только жалость и жизнь или воспоминанья о ней.
- Подожди, не беги! В этой памяти - только по следу,
как на топкой тропе, - если только настелена гать…
Это - выморок лет, незаметно впадающих в Лету.
Претерпеть и простить, и былого бы - не оболгать.
Погляди, как дитя, и опять изъясняйся по-птичьи,
но ходи-собирай побережную гальку в подол.
Скуповатый Харон, не найдя медяка в подъязычье,
покачав головой, липковатый возьмёт валидол.
2009
***
На даче - лепота: пионы и люпин
толкутся у стола, заглядывая в чашки.
Теплынь, а ты с утра ворчишь, и ты - любим
до каждой клеточки на клетчатой рубашке.
Смородиновый чай, кузнечики у ног,
сомлел соседский кот на плиточной дорожке.
Ты отгоняешь прочь цветочный табунок,
встаёшь из-за стола, отряхивая крошки.
И всё ещё - оса над чашкой голубой;
и всё уже - как есть, и не в чем сомневаться.
И фотку бы в альбом: «Вот это - мы с тобой…»
Но это - я и ты - в свои невосемнадцать.
И надобно опять - в прозябшее жильё -
отважиться на жизнь с повадкой постояльца -
в болезни и нужду, в безлюбие твоё, -
чтоб не пускать корней и смерти не бояться.
2008
***
Золотая лодка лежит на илистом дне
в слюдяных улитках по всей длине.
Шелковистой тиной выстлан её живот.
Хорошо в ней лежать и глядеть через толщу вод.
Золотая лодка лежит в дождевом лесу,
обрастая лианами сверху и донизу.
Там зелёная дрёма качается, как волна.
Крутобёдрая лодка водой до краёв полна.
Золотые лодки, лежащие на горе
в ледниковом и́скристом серебре.
хорошоливольдулежатьдаглазамневмочь
ледяныеслепыелицаглядятсквозьночь
Я жила и верила, что плыла.
Тяжела душа моя, тяжела.
2014
* * *
Ни ходко - ни валко,
не лодка - не барка:
плавучее диво - речной рыба-кит
гирляндами светит, трубою дымит.
Не шибко гружён, не совсем налегке
плывёт пароход по великой реке.
И слушают жители душных кают,
как ночью над Волгой русалки поют.
- Утопишься, дура, - не стой над водой, -
пеняет купчина жене молодой.
И тянет елейно от сытой ленцы:
- Погибшие души - у-топ-лен-ни-цы…
Усыпано небо чешуйками звёзд,
качается в волнах русалочий хвост.
Хоть в чёрную воду, хоть в небо гляди,
русалочий голос таится в груди.
2010
***
Там на реке, плескаясь и хохоча,
шумной ватагою, - только один не в счёт.
Будто река другая с его плеча
жилкою голубой по руке течёт.
Если бы я не думала о таком -
тонком и нежном с шёлковым животом…
Мальчики пахнут потом и молоком,
а молоком и мёдом - уже потом.
Там по реке вдоль берега - рыбаки, -
тянут песок и тину их невода.
А у него ключицы так глубоки, -
если бы дождь - стояла бы в них вода.
Я бы купила серого соловья,
чтобы купать в ключице, да неспроста:
я бы хотела - этого - в сыновья,
чтобы глаза не застила красота.
***
Полдень стоит в Эдеме, сладкое бродит брашно -
позднею луговою ягодой угости.
Только в глазах темнеет и наклониться страшно.
Юный Адам смеётся, ягоду мнёт в горсти.
Дудочку и кувшинчик дай ему - он моложе,
он преклоняет травы, и устилают путь
розовые соцветья, венчики, цветоложа.
Господи, искушенье - запах его вдохнуть.
Ешь у меня с ладони - радость моя, проруха, -
смуглым плечом касайся будто бы невзначай.
Мне ничего не надо - Господи, я старуха, -
только бы это лето, ласточки, иван-чай…
* * *
Сломанными флажками сверху сигналит птица.
Кто её разумеет? - нет никого окрест.
Только над прудом ива - будто пришла топиться.
Ива стоит и плачет, чёрную землю ест.
Бездна небес глядится в тёмный нагрудник пруда,
видя в нём только птицу, рваный её полёт.
Небо само не может жить ожиданьем чуда.
Ива стоит и плачет, чёрную воду пьёт.
Что у неё за горе? Кто её здесь оставил?
Но прибежит купаться - выгнется и вперёд! -
тонкий и голенастый, с виду как будто Авель.
Ива ему смеётся, - кто её разберёт.
2016