Два 24-х мая подряд вокруг был Нью-Йорк, а внутри - идиотическое ожидание каких-нибудь памятных церемоний и мероприятий. Вплоть до автомобильных гудков и остановки метро в назначенный час. Ожидания, понятно, не опрадывались, но некоторые разобщённые люди отзывались по телефону и даже впускали по такому случаю в дома.
Марк Копелев, например,
подаривший собственноручный отпечаток - на редкого сорта бумаге - вот этого портрета...
... вкрай стесняющаяся вспышки и потому на всех тридцати кадрах - совершенно невероятно - вышедшая либо нерезкой, либо с закрытыми в моргании глазами, либо и то, и другое вместе, Энн Кёлберг,
в чьей однообъёмной студии с газовой плитой на входе подживал беспечальный Миссисипи...
...Александр Сумеркин, вышедший на всех кадрах хотя и резким, но и близко не похожим ни на своё жилище, отрицающее на взгляд туриста саму идею эмиграции, ни даже на малую его часть, скажем, чайник идеально советской формы и содержания...
...или "Русский Самовар", в лице Романа Каплана не отрицающий ничего.
В 98-м Роман наоборот всякому отрицанию даже оставил ненадолго свадьбу, гулявшую в первом этаже, и во фраке и туфлях на босу ногу поднялся с малахольными гостями в этаж второй, где свадьбы не было, а был натюрморт, чай и даже - по рюмочке-другой - какая-то из знаменитых теперь пахучих настоек.
Однако, вышеперечисленного радушия, как и нефотогеничного крыльца на Мортон-стрит, было мало, ожидания требовали тактильных впечатлений и вообще подвигов. Первым стал многократный обход по периметру Церкви Троицы (Trinity Church). По агентурным сведениям прах находился в ней. Но она была строго огорожена, а доступный сотрудник церкви клятвенно уверял в калитку, что последнее захоронение на церковном кладбище произошло слишком давно, чтобы интересовать современных туристов. Попробуйте, уже в спину добавил он, съездить на кладбище Троицы (Trinity cemetry).
Место оказалось красивым, правда, в противоположном конце Манхэттена, то есть в Гарлеме. В этом натурально нет ничего страшного. Все же знают, что самые страшные ночью в Гарлеме - Вайль и Генис. Но дело было солнечным днём, людей, даже отдалённо напоминавших Вайля с Генисом, не было видно ни в метро, ни на поверхности. Причём долго их не было видно - минут тридцать быстрой ходьбы, отделявших ту станцию метро, на которой я вышел, от той, на которой выйти следовало. Последний перед кладбищем человек шёл навстречу по совершенно пустой солнечной улочке. Естественно, он попросил денег...
Зато на кладбище не было никого. Даже в самом "сердце" этой территории, морге, совмещённом с колумбарием, никого не было. Тачки, лопаты, поливочные шланги, незапертые двери были, а людей, которые могли бы подсказать что делать дальше - не было.