Жизнь на площади
- Салям, Абдул!
- Салям, Аня! Кулю тамам?
- Мейя-мейя, ля фарахуль гамейя!
С такого урока уличного арабского начинается каждый мой ужин в кафе Абдула. Сейчас дед Абдул улыбается - он доволен моими успехами.
«Дела в порядке, государственную курицу не ем» - деда радует наконец освоенная мною сложная присказка. Видела я эту пресловутую курицу на днях - специально попросила показать продавца в супермаркете «Газалла». Синяя птица. В прямом смысле. Продавец посмотрел на меня со смесью сочувствия и ужаса. Государственная курица - это социальный продукт, стоит копейки, и покупают ее обычно в совсем уж тяжелые времена. Если египетский человек в магазине спрашивает государственного фарахуля, значит, с финансами у него очень туго. Нет-нет, я не буду покупать это, я - только посмотреть. Продавец вздыхает с облегчением - здесь чужой беде привыкли не радоваться, а сочувствовать, даже если беда это иностранная и совсем тебя не касается.
С финансами у меня тоже не сахар («спасибо» тебе, Инфлайт Интертеймент Групп). Но пока я еще могу себе позволить ужин в рыбном кафе Абдула. Кафешка эта без названия ютится на рынке в бедуинском районе Ассала, между лотком с овощами и закутком с пластмассовыми тазами. Меню здесь нет, а есть большой холодильник, к которому нужно подходить и выбирать.
- Хочу барракуду.
- Возьми лучше кальмаров - их поймали час назад - говорит Абдул. И я беру кальмаров - дед плохого не посоветует. Он, пожалуй, единственный человек на Южном Синае, который по-настоящему умеет готовить рыбу и морепродукты. Очень долго он служил на военном корабле коком. Суровая, наверное, школа для повара - за плохую готовку могут ведь и за борт выкинуть… Стоимость самого дорогого блюда у Абдула не дотягивает до 10 долларов. Порции при этом огромные, к рыбе прилагается рис, картошка, овощи, хумус, хлеб и радостная улыбка при твоем появлении.
Я присаживаюсь за столик - время только полседьмого, людей еще нет. К Абдуллу ходят ужинать локалы и прочие дахабиты, здесь каждый вечер полно народу. Пока готовится заказ, я со своего места наблюдаю кино под названием «Жизнь на площади Ассала». Увлекательнейшее занятие, часами может длиться и не надоедает. Вот свадьба поехала на раздолбанных машинах, махая лентами и оглашая площадь берберским улюлюканьем. Вон чувак с зелеными дредами завис над лотком с цукини. Тупит адски, смотрит так, будто впервые их видит. Продавец-бедуин с таким же точно выражением лица смотрит на чуваковы дреды. Дреды, надо сказать, и впрямь выдающиеся, очень похожи на хилые синайские кабачки.
Прилавок сбоку от меня продает свежевыжатые соки в больших стеклянных кружках, которые будто вышли из моего советского детства. Только в 7 лет в них был квас, а в 27 - фреш. Я, если и пью здесь что-то, то только выжатое из гранатов - они хоть в кожуре. А вот пришли туристы-экстремалы в модных штанах, которые насмотрелись Кожухова, и теперь бодро заказывают тростниковый сок. Мы называем его «швабра-джус». И не только за неповторимые (слава Богу…) вкусовые качества. Лица туристов теряют бодрость и задор, когда продавец выходит из-за прилавка, выдергивает пыльную тростниковую палку из кипы других таких же, сложенных на обочине… Турики зеленеют - они-то думали, что палки эти имеют прямое отношение к соседнему магазинчику с тазами и швабрами. Меж тем сокоделатель начинает, потея и тужась, выжимать антикварным чугунным прессом из палок что-то, такое ощущение, что душу. Пять минут нечеловеческих усилий - и у вас в руках стакан с мутной подозрительной бурдой за три фунта. Самые отчаянные из почитателей Кожухова решаются это пробовать. Слава Богу, много они не выпьют, а значит, вряд ли заработают адское пищевое отравление. Иншаалла, конечно…
- Эй, прости, у тебя нет зажигалки? - тертого вида чел присел за соседний столик. Европеец. Хотя благодаря загару, черным волосам и вездесущей дахабской спортивной толстовке из магазина на набережной его легко можно и за местного принять. Марк - типичный человек мира, давно потерявший признаки национальной идентификации (подозреваю, что вплоть до паспорта). Кайто-серфо-дайвер. Но больше все-таки дайвер.
- Судя по акценту ты, наверное, швед?
- Нет, немец. Из Берлина. Хотя я там лет 15 уже не был…
… «Зачем тебе это надо?? Ты ненормальная - бросить такую работу ради неизвестно чего в стране Дахабии!» - вот уж не ожидала услышать от локала… «Я шлялся по миру, пока не прогулял очень некислое наследство. Десять лет не работал вообще. Где только не жил - в Азии, в Африке, в Австралии, на островах в Индийском океане… В общем, исполнял мечты. А потом деньги вдруг кончились. В этот момент я оказался во Вьетнаме. Ну что, пришлось в инструкторы по кайту идти… С тех пор так и болтаюсь по миру, как перекати-поле, чем только не занимаюсь. Вот сейчас здесь осел, при немецком отеле в дайв-центре… Надоело это все знаешь как…».
- А чего ж ты обратно не вернешься, на родину?
Мачо-Марк вдруг смотрит на меня глазами такой побитой собаки, что мне до слез становится его жалко.
- Некуда мне возвращаться… Я больше 10 лет в стране не был. Профессию прошлую давно забыл, как и она меня. Мне 42 года. Да кому я там нужен и зачем… Боюсь я, понимаешь. Боюсь ехать обратно…
Марк молча глядит невидящим взглядом на жизнь площади Ассала. На исполненную мечту.
- Знаешь, ведь все мы … ну, как это… канатоходцы - наконец говорю я, лишь бы что-нибудь сказать.
- Э? - Марк оторвался от кина про Ассалу. Придется объяснять…
- Жизнь по моим ощущениям - это такой канат над пропастью. А все кто живут - канатоходцы двух типов. Одни, глядя вниз с ужасом, зажавшись и вцепившись зубами в шест идут и повторяют: «Ой, там так высоко, далеко и опасно, если я сделаю неверное движение, я ведь могу упасть и разбиться, ой-йо, упасть и разбиться…». А другие идут свободно, помахивая шестом, покуривая и напевая. В пропасть упадут и те, и другие, рано или поздно. Но только вторые перед этим хотя бы удовольствие получат…
- Нда, и то правда… - очухавшись, говорит Марк. - Только всегда помни одну вещь: канат за твоей спиной горит. Пути назад канатоходцу нет.
Можешь не напоминать. Это часто делают и без тебя. особенно в последние три дня...
Абдул приносит кальмаров. Запах от блюда просто головокружительный. «Ля фарахуль гамейя» - говорю я и мысленно отбрасываю шест.
Анна Горяинова
www.vagaband.ru
- Салям, Аня! Кулю тамам?
- Мейя-мейя, ля фарахуль гамейя!
С такого урока уличного арабского начинается каждый мой ужин в кафе Абдула. Сейчас дед Абдул улыбается - он доволен моими успехами.
«Дела в порядке, государственную курицу не ем» - деда радует наконец освоенная мною сложная присказка. Видела я эту пресловутую курицу на днях - специально попросила показать продавца в супермаркете «Газалла». Синяя птица. В прямом смысле. Продавец посмотрел на меня со смесью сочувствия и ужаса. Государственная курица - это социальный продукт, стоит копейки, и покупают ее обычно в совсем уж тяжелые времена. Если египетский человек в магазине спрашивает государственного фарахуля, значит, с финансами у него очень туго. Нет-нет, я не буду покупать это, я - только посмотреть. Продавец вздыхает с облегчением - здесь чужой беде привыкли не радоваться, а сочувствовать, даже если беда это иностранная и совсем тебя не касается.
С финансами у меня тоже не сахар («спасибо» тебе, Инфлайт Интертеймент Групп). Но пока я еще могу себе позволить ужин в рыбном кафе Абдула. Кафешка эта без названия ютится на рынке в бедуинском районе Ассала, между лотком с овощами и закутком с пластмассовыми тазами. Меню здесь нет, а есть большой холодильник, к которому нужно подходить и выбирать.
- Хочу барракуду.
- Возьми лучше кальмаров - их поймали час назад - говорит Абдул. И я беру кальмаров - дед плохого не посоветует. Он, пожалуй, единственный человек на Южном Синае, который по-настоящему умеет готовить рыбу и морепродукты. Очень долго он служил на военном корабле коком. Суровая, наверное, школа для повара - за плохую готовку могут ведь и за борт выкинуть… Стоимость самого дорогого блюда у Абдула не дотягивает до 10 долларов. Порции при этом огромные, к рыбе прилагается рис, картошка, овощи, хумус, хлеб и радостная улыбка при твоем появлении.
Я присаживаюсь за столик - время только полседьмого, людей еще нет. К Абдуллу ходят ужинать локалы и прочие дахабиты, здесь каждый вечер полно народу. Пока готовится заказ, я со своего места наблюдаю кино под названием «Жизнь на площади Ассала». Увлекательнейшее занятие, часами может длиться и не надоедает. Вот свадьба поехала на раздолбанных машинах, махая лентами и оглашая площадь берберским улюлюканьем. Вон чувак с зелеными дредами завис над лотком с цукини. Тупит адски, смотрит так, будто впервые их видит. Продавец-бедуин с таким же точно выражением лица смотрит на чуваковы дреды. Дреды, надо сказать, и впрямь выдающиеся, очень похожи на хилые синайские кабачки.
Прилавок сбоку от меня продает свежевыжатые соки в больших стеклянных кружках, которые будто вышли из моего советского детства. Только в 7 лет в них был квас, а в 27 - фреш. Я, если и пью здесь что-то, то только выжатое из гранатов - они хоть в кожуре. А вот пришли туристы-экстремалы в модных штанах, которые насмотрелись Кожухова, и теперь бодро заказывают тростниковый сок. Мы называем его «швабра-джус». И не только за неповторимые (слава Богу…) вкусовые качества. Лица туристов теряют бодрость и задор, когда продавец выходит из-за прилавка, выдергивает пыльную тростниковую палку из кипы других таких же, сложенных на обочине… Турики зеленеют - они-то думали, что палки эти имеют прямое отношение к соседнему магазинчику с тазами и швабрами. Меж тем сокоделатель начинает, потея и тужась, выжимать антикварным чугунным прессом из палок что-то, такое ощущение, что душу. Пять минут нечеловеческих усилий - и у вас в руках стакан с мутной подозрительной бурдой за три фунта. Самые отчаянные из почитателей Кожухова решаются это пробовать. Слава Богу, много они не выпьют, а значит, вряд ли заработают адское пищевое отравление. Иншаалла, конечно…
- Эй, прости, у тебя нет зажигалки? - тертого вида чел присел за соседний столик. Европеец. Хотя благодаря загару, черным волосам и вездесущей дахабской спортивной толстовке из магазина на набережной его легко можно и за местного принять. Марк - типичный человек мира, давно потерявший признаки национальной идентификации (подозреваю, что вплоть до паспорта). Кайто-серфо-дайвер. Но больше все-таки дайвер.
- Судя по акценту ты, наверное, швед?
- Нет, немец. Из Берлина. Хотя я там лет 15 уже не был…
… «Зачем тебе это надо?? Ты ненормальная - бросить такую работу ради неизвестно чего в стране Дахабии!» - вот уж не ожидала услышать от локала… «Я шлялся по миру, пока не прогулял очень некислое наследство. Десять лет не работал вообще. Где только не жил - в Азии, в Африке, в Австралии, на островах в Индийском океане… В общем, исполнял мечты. А потом деньги вдруг кончились. В этот момент я оказался во Вьетнаме. Ну что, пришлось в инструкторы по кайту идти… С тех пор так и болтаюсь по миру, как перекати-поле, чем только не занимаюсь. Вот сейчас здесь осел, при немецком отеле в дайв-центре… Надоело это все знаешь как…».
- А чего ж ты обратно не вернешься, на родину?
Мачо-Марк вдруг смотрит на меня глазами такой побитой собаки, что мне до слез становится его жалко.
- Некуда мне возвращаться… Я больше 10 лет в стране не был. Профессию прошлую давно забыл, как и она меня. Мне 42 года. Да кому я там нужен и зачем… Боюсь я, понимаешь. Боюсь ехать обратно…
Марк молча глядит невидящим взглядом на жизнь площади Ассала. На исполненную мечту.
- Знаешь, ведь все мы … ну, как это… канатоходцы - наконец говорю я, лишь бы что-нибудь сказать.
- Э? - Марк оторвался от кина про Ассалу. Придется объяснять…
- Жизнь по моим ощущениям - это такой канат над пропастью. А все кто живут - канатоходцы двух типов. Одни, глядя вниз с ужасом, зажавшись и вцепившись зубами в шест идут и повторяют: «Ой, там так высоко, далеко и опасно, если я сделаю неверное движение, я ведь могу упасть и разбиться, ой-йо, упасть и разбиться…». А другие идут свободно, помахивая шестом, покуривая и напевая. В пропасть упадут и те, и другие, рано или поздно. Но только вторые перед этим хотя бы удовольствие получат…
- Нда, и то правда… - очухавшись, говорит Марк. - Только всегда помни одну вещь: канат за твоей спиной горит. Пути назад канатоходцу нет.
Можешь не напоминать. Это часто делают и без тебя. особенно в последние три дня...
Абдул приносит кальмаров. Запах от блюда просто головокружительный. «Ля фарахуль гамейя» - говорю я и мысленно отбрасываю шест.
Анна Горяинова
www.vagaband.ru