"Теорема". Незаконченная заметка о самом значительном фильме в творчестве Пазолини.
Традиционно, Пазолини считается талантом по части вызывающих, неординарных интерпретаций древних мифов и классических литературных сюжетов. Что не совсем верно. Пазолини не занимался трактовкой - он компилировал будоражившие его разум идеи, сплетая их с авторитетными первоисточниками, из которых черпал лишь необходимое. Не талант интерпретации, но талант обвязывать хрупкими бархатными нитями заточенные в веках стальные лезвия прочным узлом сделал его великим классиком. И все-таки, едва ли его величие было столь же широким, если бы однажды Пьер сам не попробовал себя в мифотворчестве, аутентичному тому времени, в котором существовал и, со всей своей бурлящей, подростковой энергией и неугомонностью, бунтовал. Главным и единственным таким произведением стала его «Теорема».
Ошибочно считать, что «Теорема» - кино многозначное, абстрактное в своих философских началах. В сущности, содержательного аспекта в этом произведении всего два, причем один проистекает из другого и является при этом не требующим доказательств аргументом в пользу первого. Главным образом, нужно сделать акцент на том, что «Теорема» - кино экзистенциальное лишь постольку, поскольку это работает на программу демонизации буржуазного образа жизни и высмеивания религиозного аскетизма.
Схема, которую Пазолини использует в основе своей классическая, основанная на традиционной христианской морали, но при этом потерпела внешне незначительную, но резко сдвигающую смысловые акценты в иную плоскость, модернизацию. Природа божественного для буржуазии по сюжету заочно не знакома, а значит и не может быть естественной потребностью. Поэтому то, что несет его в себе, то есть визитер Стэмп, обладает еще и значительной долей порока, столь знакомого и любимого сладострастными буржуа. Благодаря этому, представители знатной семьи и попадаются на крючок.
Критика христианского лицемерия здесь просматривается весьма четко, по Пазолини понятийные штампы «божественного» и «порочного» - две крайности не одной шкалы, а двух самостоятельных, но идущих бок о бок. Отсюда и бесполезность самоистязания в пустыне, секса с красивыми мальчиками, не имеющих ценности росписей на холсте и девичьего гробового молчания. Буржуа не могут достичь катарсиса не столько оттого, что окончательно порочны, как трактует это значительная часть публики, сколько из-за банальной глупости - семейство бездумно обременило себя несвойственными буржуазии крайностями. Одна из сторон - проповедуемой христианством аскезой (Отец, дочь), другая - форменными изысками (Мать, сын). Знатная семья здесь смешна от подчеркнутой неспособности к рефлексии.
У служанки здесь весьма забавная роль, потому что с одной стороны, не выпадает из концепции в силу того, что к рассматриваемому классу не имела отношения, в связи с чем ее ориентация на аскетизм - естественна и единственно верна. С другой стороны, все та же служанка выполняет роль маневра, отвлекающего от надрелигиозной усмешки, и проецирующего внимание на достаточно условной «порочности» зажиточного семейства. Одним ударом Пазолини обливает помоями сразу двух зайцев: религиозный институт и буржуазный класс. Тот факт, что христианская церковь хвалила Пьера за его фильм, вызывает в связи с этим неподдельное умиление.
Но за подлым и злодейским очернением скрывается и личный экзистенциальный порыв. А именно, проходящий сквозь всё творчество Пазолини лейтмотив свободы души и тела от предрассудков, и подсознательного стремления человека к освобождению от обременяющих эту свободу принудительных установок и диктуемых временем условностей общественного сознания. Пожалуй, именно в «Теореме» этот порыв оказался самым искренним по форме высказывания, а оттого самым точным и пронзительным в своей сути.
Ошибочно считать, что «Теорема» - кино многозначное, абстрактное в своих философских началах. В сущности, содержательного аспекта в этом произведении всего два, причем один проистекает из другого и является при этом не требующим доказательств аргументом в пользу первого. Главным образом, нужно сделать акцент на том, что «Теорема» - кино экзистенциальное лишь постольку, поскольку это работает на программу демонизации буржуазного образа жизни и высмеивания религиозного аскетизма.
Схема, которую Пазолини использует в основе своей классическая, основанная на традиционной христианской морали, но при этом потерпела внешне незначительную, но резко сдвигающую смысловые акценты в иную плоскость, модернизацию. Природа божественного для буржуазии по сюжету заочно не знакома, а значит и не может быть естественной потребностью. Поэтому то, что несет его в себе, то есть визитер Стэмп, обладает еще и значительной долей порока, столь знакомого и любимого сладострастными буржуа. Благодаря этому, представители знатной семьи и попадаются на крючок.
Критика христианского лицемерия здесь просматривается весьма четко, по Пазолини понятийные штампы «божественного» и «порочного» - две крайности не одной шкалы, а двух самостоятельных, но идущих бок о бок. Отсюда и бесполезность самоистязания в пустыне, секса с красивыми мальчиками, не имеющих ценности росписей на холсте и девичьего гробового молчания. Буржуа не могут достичь катарсиса не столько оттого, что окончательно порочны, как трактует это значительная часть публики, сколько из-за банальной глупости - семейство бездумно обременило себя несвойственными буржуазии крайностями. Одна из сторон - проповедуемой христианством аскезой (Отец, дочь), другая - форменными изысками (Мать, сын). Знатная семья здесь смешна от подчеркнутой неспособности к рефлексии.
У служанки здесь весьма забавная роль, потому что с одной стороны, не выпадает из концепции в силу того, что к рассматриваемому классу не имела отношения, в связи с чем ее ориентация на аскетизм - естественна и единственно верна. С другой стороны, все та же служанка выполняет роль маневра, отвлекающего от надрелигиозной усмешки, и проецирующего внимание на достаточно условной «порочности» зажиточного семейства. Одним ударом Пазолини обливает помоями сразу двух зайцев: религиозный институт и буржуазный класс. Тот факт, что христианская церковь хвалила Пьера за его фильм, вызывает в связи с этим неподдельное умиление.
Но за подлым и злодейским очернением скрывается и личный экзистенциальный порыв. А именно, проходящий сквозь всё творчество Пазолини лейтмотив свободы души и тела от предрассудков, и подсознательного стремления человека к освобождению от обременяющих эту свободу принудительных установок и диктуемых временем условностей общественного сознания. Пожалуй, именно в «Теореме» этот порыв оказался самым искренним по форме высказывания, а оттого самым точным и пронзительным в своей сути.