Чехия: ювенальная юстиция
ЛЮБИ ПАПУ, А ТО ЗАПРЁМ ТЕБЯ В ПСИХУШКУ
Тяжбы родителей из-за детей могут в Чехии привести к абсурдному результату: государство накажет ребёнка за его неправильное отношение к одному из родителей. По этой причине десятки здоровых детей провели месяцы в психиатрических больницах.
Двери без ручек, железные кровати в палате, никаких прогулок. 11-летний Алан провёл полгода в психбольнице в Опаве. Несмотря на то, что здоров и необыкновенно умён. В лечебницу он попал по суду за то, что не хочет общаться со своим отцом. Его родители враждуют: судятся из-за алиментов и о том, когда и как долго отец Алана может видеться с сыном. В больнице Алана ограждали от влияния матери, которая, по мнению специалистов им манипулирует, а также помогали ему полюбить отца. Однако мальчик не хочет с ним встречаться.
«Пребывание в заведении было для него мучением и не привело ни к каким переменам. Он по-прежнему отца не хочет знать» - рассказывает публицист Радован Сланский, который информировал нашу газету о случае с Аланом.
Детей, которым пришлось испытать то же, что и Алану, в Чехии десятки. «Статистика не ведётся, но, насколько мы можем судить, подобных случаев становится всё больше» - говорит начальник Отдела защиты детей при Министерстве труда и социальной политики Клара Трубачова.
Родители детей, принудительно отправленных в лечебницы, объединились. Они готовят иск к Чешской Республике и требуют возмещения ущерба, причинённого их детям. «Всё ещё только начинается, но мы решили принять этот бой» - говорит Катержина Главата. Её дочь в позапрошлом году суд по предписанию социальных работников отправил в диагностический центр. Почти на 5 месяцев её разлучили с матерью (им было разрешено видеться 1 час в неделю). «Эта система порочна. За чьи-то ошибки мы наказываем детей» - говорит Трубачова.
Органы не знали, что делать, когда дети не любят одного из родителей. А решать вопрос надо было - хотя бы потому, что отцы и матери, годами не видевшие своих детей, выиграли несколько дел в европейском суде, и государству пришлось материально возмещать ущерб.
Подобные тяжбы из-за детей рассматривают суды и в других странах. «Но чтобы здоровых детей помещать в психбольницы - это только у нас» - добавила Трубачова.
Антонин Виктора
(МЛАДА ФРОНТА ДНЕС, 18 февраля 2011, стр. 1)
ЛЮБИТЬ ПРИНУДИТЕЛЬНО
Уникальный репортаж независимого публициста Радована Сланского для МФ ДНЕС на тему: «Дети, которым государство предписало любить своих отцов, в то время как дети их терпеть не могут». В соответствии с предписанием официальные органы изолировали детей от их близких и заперли их - совершенно здоровых - в психиатрические больницы.
Однажды мама взяла Алана за руку и сказала, что на несколько дней уедет. Её сын Алан (11 лет) был отличник. Он учился в 3-м классе и своей маме безгранично верил. Они пришли к воротам психиатрической больницы. Мама сказала со слезами: «Ну, ты здесь пока несколько дней побудешь…» Алан тогда не понимал, что происходит. Вскоре его заставили это понять.
Он пробыл там полгода.
С Кристиной было иначе. По стечению обстоятельств она зимой заболела гриппом и с неделю не ходила в школу. Всю неделю перед школой дежурили полицейские и врачи. В конце концов им удалось отловить Кристину. Все вели себя, как любящие дяденьки, которые желают Кристине исключительно добра. В директорской директриса ей мило улыбалась. Кристине сказали, что она поедет на обычное психологической обследование. Когда её усаживали в машину, она и не подозревала, что её на полгода лишат возможности видеть своих родителей.
У этих детей одно общее обстоятельство: оба недостаточно любили своих отцов.
Они встретились в кафе, чтобы обменяться опытом. Был там ещё Михал, которому сейчас уже 22 года и который тоже прошёл через принудительное внушение любви медицинскими средствами. Они встретились, чтобы рассказать Алану о том, что пережили сами, и что, может быть, ожидает его.
«Однажды я проснулся на мерзкой железной кровати, а на окнах были решётки» - рассказывал детям Михал. Когда его изолировали, ему было 12. «Я не понимал, почему там вообще оказался. - Алан и Кристина, через край изведавшие то же самое, согласно кивали. - Я думал, что убью своего отца». Это была не метафора. И не преувеличение. Михал действительно помышлял об убийстве. «Я был бы способен убить двух людей - Гитлера и своего отца» - говорил он. Ни Алан, ни Кристина на это не возражали.
«Я находился в больнице в Оливове. Там лежат с лёгочными заболеваниями типа туберкулёза и в этом роде. Но у меня не было никакого лёгочного заболевания! Чтобы я больше полюбил папу, мне не разрешалось выходить на воздух» - рассказывал Михал.
«Мне тоже не разрешали выходить, - поведала Кристина. - Но там было много детей, которые придумывали разные способы побега - в таком они были отчаянии - и думали, что им ничего другого не остаётся».
Дело в том, что при лечении от нелюбви запрещается видеть тех, кого вы действительно любите - хоть бабушку, хоть мать, хоть отца, хоть тётю. Вы должны иметь контакт только с тем из родителей, к кому испытываете отвращение. Для того, чтобы вы эту любовь осознали, приняли и на свободу вышли вылеченным.
«У меня был день рождения, - рассказывает Алан, - и мама приехала ко мне с подарком. Но я слышал только крик в коридоре, как её не хотели ко мне пускать. Так что ко мне никто не пришёл». Отец потом принёс ему свой подарок - такой, что и 7-летний ребёнок был бы в недоумении: устройство для пускания мыльных пузырей за 10 крон. Но лечение от нелюбви подразумевает, что подарок пациент должен взять и использовать его, насколько это возможно. Лечение также подразумевает, что нельзя обнаруживать свои эмоции, страх и протест, что вас держать там, где вы не хотите быть.
«Мы смотрели через замочную скважину, - говорил Алан, узник психбольницы в Опаве. - А когда кто-нибудь слишком кричал, приходили сёстры и что-то ему впрыскивали. После этого он весь остальной день только лежал. Глядя на это, я уж старался не кричать».
«Так медицину использовали при фашизме, - говорит детский психолог Алена Увачикова, к которой поступил Алан, - или в 50- годах, когда людей заставляли признаваться в преступлениях, которых они не совершали. Но то были взрослые, а здесь это проделывается над детьми».
«Вы считаете, что это злоупотребление психиатрией?» - спросил я.
«Безусловно. Такие действия нас снова возвращают к тоталитарному режиму, когда сажали людей, несогласных с марксизмом-ленинизмом. Прошло 15 лет, пока коллеги в Европе и вообще в мире начали нас признавать. И теперь снова повторяется то же самое? Это не метод воспитания детей. Это насилие и самое настоящее преступление».
Отец: Мне сказали, что больница - наилучшее решение
«Это было ужасно» - говорил отец Алана. Но при этом имел в виду не своего сына, а себя. Он производил впечатление достойного, сдержанного, несколько удручённого человека. Казалось, он мучился своей любовью, которая остаётся безответной. И он не понимал, почему. То, что он до этого 7 лет сына почти не видел, что отказался записать себя отцом в свидетельстве о рождении Алана, а при редких встречах, случалось, бил его по щекам - всего этого как бы не было.
«Он ведь пинал меня по ноге, - жаловался мужчина с чувством несправедливой обиды. - Я не хотел, чтобы он попал в это заведение. Но потом пришло заключение специалистов. Там ясно говорилось, что сына против меня настраивают».
Этого единственного заключения было достаточно, чтобы Алан, сам того не ведая, очутился между шестернями бюрократической машины. Там было всем ясно, что надо что-то делать.
«Эта его мать постоянно мне капала на нервы. А знаете, что это такое, когда вы банковский служащий? Ужас! Я мог запросто лишиться работы! И Алана она захватила, как заложника».
«Это, однако, не причина, чтобы своего здорового сына отправить в сумасшедший дом» - возразил я.
«Я его туда не отправлял. Я только внял советам специалистов. Мне это казалось наилучшим решением».
Он должен был дать на это санкцию. Должен был сказать, что Алан пинал его по ноге и даже один раз в него плюнул. И отец предложил госпитализацию. Суд госпитализацию утвердил, даже не допросив Алана.
Большой конфликт между матерью и отцом возник, когда Алану было 7 лет: мать начала требовать алименты, отцу не хотелось их платить. Особенно при том, что сыну он был не нужен, как до этого в течение 7 лет сын был не нужен ему самому.
Раз в полгода он брал своего сына на прогулку. Не чаще. Они ели мороженое. Алан молчал. А кто бы не молчал, когда нужно общаться с человеком, которого вы не любите.
Врачи Алану сказали: «Ты здесь будешь 14 дней». Когда истёк 3-й месяц, он понял, что его, может быть, никогда и не выпустят из психбольницы.
«Я улыбался. Я всё время улыбался» - говорит он. И в этом слышится нечто такое, что вас вдруг охватывает ужас. «Самое главное - постоянно улыбаться. Иначе вы так и не узнаете, когда вас выпустят».
Если вы сдаёте ребёнка в лечебное заведение, то получаете от этого ощутимую выгоду: вам не надо платить на него алименты. Ребёнка в заведении оплачивает государство. Он накормлен. Его единственная обязанность - любить вас больше. У нас помещают детей в психушки больше всех в Евросоюзе - примерно 11 тысяч. Это отстающие в развитии и нелюбящие. В смысле откровенно нелюбящие.
«Во что приблизительно обходится один такой ребёнок?» - спросил я Милослава Мацелу, начальника Сектора опеки ребёнка при Министерстве труда и социальной политики.
«Вы себе даже не представляете».
«Так сколько же?»
«Это бизнес, где крутятся миллиарды, - объясняет он, не скрывая омерзения. - Один ребёнок - полмиллиона. Я сюда не включаю здания, ремонты, благоустройство, содержание помещений…»
Если произвести простые расчёты, выйдет сумма в 5 с половиной миллиардов чешских крон. И вы не обязаны чинить крышу или фасад, а если захотите - чешское государство вам это оплатит. Чистое пребывание ребёнка обходится в 1500 крон в день.
Я поспрашивал в 4-звёздочных отелях в Праге, поселят ли они за эту цену человека по схеме «всё включено», т.е. завтраки, обеды, ужины, уборка номера, естественно - и стирка белья, возможно также бассейн - и всё это на полгода. Я получил ответ «да».
Я спросил у начальника Сектора: «Так, может быть, лечебным заведениям выгодно иметь как можно больше клиентов, а именно - лишённых свободы детей?»
Он презрительно усмехнулся: «Понятно, что да».
Почему вы меня там держали?
«Я хочу вас спросить: почему вы меня держали в психушке?» - спрашивал Алан. Напротив него сидели 3 женщины. И все они были обязаны о нём заботиться. Это было содержанием их работы. Они и до сих пор за это получают зарплату. Как социальные работники они должны помогать его эмоциональному и нравственному развитию. Это с их подачи Алан был госпитализирован.
Когда вошёл Алан, две из них удалились в угол помещения. Было видно, что они чувствуют себя неуютно. Алана они полгода не видели и теперь должны были решать его дальнейшую судьбу. Может, им было немного стыдно? Третья, которая никогда раньше Алана не видела, была любезна: «Алан, ты знаешь, что такое быть воспитанным? Это значит в том числе, что ты не должен пинать папу по голени…»
«Я знаю, что такое быть воспитанным. Но вы мне не ответили на вопрос: почему вы отправили меня в психушку?»
«Давай будем говорить не «психушка», а психиатрическая лечебница», хорошо?»
Но так как Алан продолжал настаивать, чтобы ему дали ответ, почему его держали в дурдоме, она выбежала из помещения, держа перед носом платок. Две другие смотрели в окно, как будто их тут и не было. Алан стоял и не знал, что сказать. И он ещё даже не подозревал, что они напланировали для него дальше.
«Алан пробыл там совсем недолго, - говорила незадолго до упомянутого разговора директор социального отдела Павла Скалова. - Как-то очень неудачно вышло. Думаю, срок для него был недостаточным».
«Дело в том, что через 14 дней после выписки Алан продолжал говорить, что мать свою он любит, а отца даже видеть не хочет. Полгода перевоспитания оказалось мало. Социальные работники пришли к мнению, что Алана следует повторно поместить в психбольницу. На неопределённый срок.
Суд с ними согласился, даже не допросив Алана, хотя тот и просил об этом.
«Мы, чешские дети, решительно обвиняем Чешскую Республику!»
- писали Кристина, Алан и Михал, у которого все эти мучения уже были позади. Они пришли к выводу, что им не остаётся ничего иного, как призвать к ответу государство. На основании «Декларации прав человека» и «Конвенции о правах ребёнка» они заявляют своё право на самозащиту.
Итак, они намерены начать защищаться.
«А что писать дальше?» - спрашивает Кристина.
«Не знаю, скажи ты» - говорит Михал.
«Мы не сделали ничего плохого. В этих учреждениях лечат сумасшедших. Если у нас нет паспорта, это не значит, что с нами можно поступать, как с вещами».
«А дальше?»
«Нам лгут и говорят, что всё это для нашей пользы».
Детям нужно было сформулировать 3 пункта, по которым они собираются обвинять Чешскую Республику. Третий звучал так: «У нас те же права, что у остальных, и мы имеем право говорить, кого мы любим. Это относится не только лично к нам. Это касается всех детей в Чехии. Сделайте с этим что-нибудь».
В настоящее время Алан с матерью скрываются. Если их поймают, Алану грозит госпитализация на неопределённый срок, а матери - преследование по уголовной статье. Их разыскивает полиция.
«Вы знаете, что вам грозит уголовное преследование? Вы подумали об этом?» - спросил я у матери Алана.
«Я решила твёрдо. И если бы я в тот раз знала, что его ожидает в больнице и сколько он там пробудет, я бы и тогда его туда не пустила. Мне ведь сам директор больницы обещал, что самое большее через 14 дней Алан будет дома, - сказала мать. - Как бы я ни поступила, всё будет незаконно. Если я сына туда отвезу, то нарушу «Соглашение о правах ребёнка» и свой родительский долг защищать ребёнка и действовать в его интересах. А если не отвезу, мне, к сожалению, придётся не соблюсти «профилактические меры». Для меня, как любящей матери, на первом месте - защита своего ребёнка, и я отказываюсь способствовать чему-либо, что нанесёт ему ущерб».
Она знает, что понесёт наказание по суду. В этом пока сомневаться не приходится.
Радован Слански
(МЛАДА ФРОНТА ДНЕС, 18 февраля 2011, стр 6 - 7)