Разбейся, сердце! (с) «Король Лир» (King Lear), 2014
Перед нами постановка National Theatre Live. Режиссер: Сэм Мендес. В ролях: Саймон Расселл Бил, Анна Максвелл Мартин, Кейт Флитвуд, Оливия Виналл, Эдриан Скарборо, Том Брук, Сэм Тротон. Простите некоторый сумбур, но «Король Лир» - самая космическая, самая фатальная пьеса великого мастера. Она тяжела сама по себе, а хорошая постановка лишь подчеркнула, как мало я о ней знаю.
Теперь к чему? Все - мрак, везде - печаль. (с)
С чего начать: с могущества театра, владеющего самыми передовыми технологиями? Со сцены, разделенной крестом на полу столь явственно, что трудно не напрячься за секунду до начала. С темно-синих красок сценографии и костюмов? С ненавязчивых деталей: крупного жемчуга замкнутого на шее Реганы, вальяжной ткани платья Гонерильи, босых ступней у жертв повествования? В одних носках на сцену выходит Эдгар, так беспечно разувается Лир перед злосчастным обедом у дочери, босым гонят слепого Глостера из дома. Вся сцена: пространство между светом и темнотой, игра которых выхватывает лица, подчеркивает поступки, бросает блики на слова. Мендес использует могущество театра так ощутимо, физически подчеркнуто, азартно. Кажется, он решил не просто донести и осовременить текст, а воплощает его, выстраивает, отстраняет от персонажей. Часть текста не произносят, а одушевляют. Вырезают действием … по живому.
Начнем с … начала
«Лир» - это пьеса о нищете и блеске, об азарте падения, о человеке. В ней несчастен каждый. Сам Лир, больной старик, безумный изначально, безумием своим и поверженный. Несчастные принцессы, ослепшие в гордыне, отверженные заранее, ослепшие в своем, пусть и не признанном безумии. Кудесник Шекспир путает следы, накладывает на одну линию вторую: Лир отшатнулся от своего ребенка ради негодных двух, верный ему Глостер так же легко верит навету дурного сына на родного; несчастный шут и его любимая госпожа погибнут от своей любви. Столь многим жертвовавший Кент, зятья и слуги… нет никого и ничего в этой пьесе, что пощадили бы. Крест на сцене - призрак фатума, неуклонно предвещающий безрадостный конец, где выжившие позавидуют мертвым.
Рассказ ужасен
Не выносящим скорби, но дальнейший
Еще скорбней покажется, уже
Переходящим грани.
(с)
Обладатель премии «Оскар» за лучшую режиссуру Сэм Мендес (Sam Mendes) - является одним из шести режиссёров в истории мирового кинематографа, получивших эту награду за дебютный фильм. За ним режиссура «Красоты по-американски» (American Beauty), «Проклятого пути» (Road to Perdition), «Дороги перемен» (Revolutionary Road), продюссирование блестящего мини-сериала «Пустая корона». Мендес отказался от многих проектов (включая бондиану) ради своего, невероятно масштабного даже по британским меркам, спектакля. В многочисленных интервью режиссер неоднократно подчеркивал насколько это ему важно, так как он (в первую очередь) театральный режиссер. В небольшом фильме о спектакле (показанном в антракте) явственно звучит его концепция: Лир - это спектакль о том, как стать ничем. Его Лир - болен, его болезнь лишь двигатель несчастий, а сюжетом двигает всеобщее, всеобъемлющее несчастье. Черт, нагнетаю, как Шекспир.
Сценографом и художником по костюмам выступил Энтони Уорд (Anthony Ward), лауреат многих театральных премий, работавший в свое время с Мэтью Борном над «Щелкунчиком». Нам он знаком по странному и такому воздушному фильму 1996 года «Сон в летнюю ночь» (A Midsummer Night's Dream) с Линдси Дункан.
Уорд постарался! От тона платьев, до цвета света на сцене - выдержано всё! До того, как прозвучали первые слова, глаза настраивают тебя: жестко, непримиримо. Синий полумрак царит над всем, и «теплые» детали не радуют, а режут. Даже ранят. На этой сцене не жалели крови, но даже цвет её определен: не алая, бардовая, тяжелая … больная.
Над всем этим безраздельно царит Саймон Расселл Бил (Simon Russell Beale) - безусловно величайший театральный актер своего поколения. Фальстаф в «Пустой короне», принц Уэльский в феерической комедии «А вот и гости», сэр Эдвард в «Идеальном муже» 1999 года, червонный король Седрик в знаменитой телевизионной экранизации того же года сказок Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье». Следует учесть, что Бил - театральный актер, сосредоточенный на театре, а не кино. Трижды получал премию Лоуренса Оливье: в 1996 году как лучший актёр второго плана за роль в бенджонсоновской комедии «Вольпоне» (Volpone). В 2000 году получил премию Оливье как лучший актёр мюзикла за роль Панглосса в постановке оперетты Леонарда Бернстайна «Кандид», а в 2003 году уже как драматический актёр - за заглавную роль в чеховской пьесе «Дядя Ваня».
Не передать, как он ужасен, прекрасен, безумен. Технически филигранно: от меняющейся походки до дрожащих рук. Его Лир болен, болен не метафизически, а натурально. Болен изначально. Его безумие проступает задолго до того, как коварные дочери выгоняют его в жуткую гроза. Буря - лишь кульминация, агония, которую укротить не в силах даже любовь дочери и травы её лекарей. Безумие своё Лир осознает, Билл передает, как вспышка иррационального гнева выматывает героя, как обессиленный он тщетно пытается остановить разрушающую его болезнь. Собраться, победить, воскреснуть. Но силы неравны, деменция сметает остатки воли… но в плену бреда Лир уже не жалок, а величественен. Тогда как неукротимая властность вначале вызывает пусть ужас, но не трепет. Но мне не передать, как он прекрасен. Думала, больше никогда не заплачу над Лиром, устою над всем этим гротеском и … с треском провалилась, растирая глаза до боли. Уверяю, знание сюжета с этим актером ни от чего не освобождает.
Но Лир - это его дочери. Как мне понравилась идея режиссер разделить (наконец) несчастных принцесс, различать их не только цветами платьев и мужьями, а столь ярко выражено. Сестры столь невероятно живо переданы, что я почти не заметила, что некоторые действия героинь, слова и поступки поменяли местами. Вольно? Неважно. Итог один.
Анна Максвелл Мартин (Anna Maxwell Martin) блистательна в роли Гонерильи. Мы отлично помним её по множественным ролях в британских фильмах и сериалах: Элизабет Дарси в «Смерть приходит в Пемберли», Кассандара в «Джейн Остин», дочь в «Филомене», а еще по ролям в не менее звездных «Север и Юг», «Холодный дом», «Доктор Кто», Мадонна в «Я так ненавижу свою работу». Впервые вижу её на театральной сцене. Покорена всецело. Такая страсть, животная страсть в каждом движении царственного тела. Тончайшие оттенки настроений. Вот за поцелуем тянется лакей, ты понимаешь, что актер невольно тянется за этой силой… тонкая рука выхватывает письмо, актер едва не падает. Её Гонерилья жестока, так жестока, как бывает жестока лишь … «Какая сука!» - думала Наташа в восхищении. Ведь даже ластится, как жалит.
Кейт Флитвуд (Kate Fleetwood) отлично дополняет смертельный тандем сестер. Её Регана - деятельная и суховата. «Застегнутая на все пуговицы», кажется сильнее и злей сестры, но постепенно уступает, легко ведется, а влюбившись в Эдмунта, сдает с потрохами, как хочет быть похожей на младшую сестру. С ходу в этой злой женщине с плотно поджатыми, узкими губами, не распознать несчастную маглорожденную Мэри Кэттермоул, невольно спасённую Роном Уизли в облике её мужа, Гермионой Грейнджер и Гарри Поттером от приговора Комиссии по учёту магловских выродков. Присмотревшись еще, вы вспомните актрису в «Инспекторе Клоте», «Отверженных», как леди Макбет в телевизионной версии «Макбета» 2010 года с Патриком Стюартом.
Еще одна удача кастинга - великий, верный Кент - Стэнли Таунсенд (Stanley Townsend). Мы знаем его по ролям в таких фильмах, как «…А в душе я танцую», «Во имя отца», «Лекарь: Ученик Авиценны», «Убить Боно». Из последних чудный инспектор в «Квирке», патер в «Вызовите акушерку», в конце концов Анджело в «Шерлоке». Его Кент - не только стержень повествования, он последний проблеск разума в этом безумии. По- армейски подтянутый, несгибаемый, надежный, как скала.
%20and%20the%20company_%20Photo%20by%20Mark%20Douet_.jpg)
Теперь два ожидаемых открытия, ожидаемых, но неожиданных в своей силе. Два брата. Старший - Сэм Тротон (Sam Troughton) - побочный сын Глостера, Эдмунд. Внук любимого Доктора не подвел, не посрамил славы деда. Невероятной мощи талант, какая пластика безумия! Сравнить могу лишь с Яго Киннера. Лестное сравнение, но невольное. Мне тут нечего добавить: глаз не оторвать. Монологи в его устах оживали, уплотнялись, каждое движение завораживало. Не помню, когда последний раз с такою силой любовалась самым омерзительным негодяем на свете.
Младший… ох, простите, старший и законный сын Глостера слепого - Эдгар - Том Брук (Tom Brooke), чудная находка последнего сезона «Шерлока». На родине актера представлять не нужно, но тут… его непутевый, добродушный Эдгар, его полностью обнаженный, жалкий и буквально пульсирующий бедный Том, немного жутковатый и совершенно нелепый, как никто передавал шекспировский текст. Не случайно ему, а не герцогу режиссер доверил заключительные слова пьесы:
Склонимся мы под тяжестью судьбы,
Не что хотим, сказав, а что должны.
Старейший - претерпел; кто в цвете лет,
Ни лет таких не будет знать, ни бед.
В его трактовке Эдгар - свидетель, безмолвный и невольный, трагедии. Впервые поняла, что Шекспир вложил свои мысли и свой ужас в слова своих персонажей, по-братски разделив между ними. Физически захотелось перечесть пьесу, осознать, как это звучало в оригинале. В замысле.
Невозможно назвать всех, но обойти шута, любимую фигуру пьесы, её джокер, не могу. Она доверена Эдриану Скарборо (Adrian Scarborough). Снова нам не посторонний по множеству ролей (среди них чудная в бриткоме «Миранда»). Но здесь не только чудный носитель текста, но и изумительный (как оказалось) певец. Особая нотка в общем мрачном тоне пьесы. Сказать хочется больше, но спойлеры, спойлеры, проклятые спойлеры. Скажем так, это отличная от многих (увиденных мной) трактовок. Сильно отличная. Что резко меняет даже некоторые акценты.
Остался нравственный ценз пьесы, её агнец, без вины виноватый - Корделия, младшая дочь Лира, уступившая его безумию. После «Отелло», где я впервые увидела Оливию Виналл (Olivia Vinall), меня распирало любопытство, как эта белокурая куколка воплотит столь неоднозначный, сильный и виктимный образ. До сих пор не определилась. Безусловно талантливо, ярко, даже надрывно… но-но-но… надо подумать. Интересно было бы сравнить с вашим видением. Точно одно: её дуэт с великим Билом точно состоялся.
Дальше мне бы замолчать. Подумать. «Король Лир» - не только самая космическая, но и самая театральная пьеса великого барда. В ней допущений и крови больше, во всех остальных драмах. Даже кровавый «Макбет» менее условен, чем Лир, чье поведение похоже в начале на страшную сказку (с её мотивами, требованием словесных уверений), а заканчивается буквальным хаосом, кинговским триллером, вполне жизненной, бытовой трагедией. Где условно всё: сама Англия, несуществующий в пьесе народ, отправивший жену на гибель такой любящий король французский. Мендес всё это почти насильно накладывает на современность, вручая свите короля автоматы, обряжая дочерей в мужские костюмы, а несчастного Тома раздевая буквально.
Знаменитый монолог «Дуй, ветер, дуй! Пусть лопнут щеки! Дуй!» поднят над сценой и зрителями, раздут в буквальном смысле. Взаимное убийство сестер из закулисья перенесено на сцену, а Глостер ослеплен физически ощутимо и столь омерзительно, что люди отворачивались от экрана.
Посмотреть еще раз. Подметить всё. Как финальной сцене люстра завешена какой-то серой рогожей, как на поминках. Что соблазнительная Гонерилья переоделась в закрытый мужской наряд для битвы, педантичная Регана затянута в женственный костюм, качается с бокалом в одной руке и мундштуком в другой на высоченных шпильках. Подумать, почему Лир в первом акте сидит спиной к зрителю. Почему он отдает приказы в микрофон… микрофоны на столах. Но как еще раз пережить переворачивающую нутро последнюю сцену? Или слезы на щеках Реганы, которую безумный отец так щедро осыпает жуткими проклятиями?
Шекспир беспощадно приговаривает своё время: «Любовь остывает, слабеет дружба, везде братоубийственная рознь». Лир к нему взывает (до сих трясет от этого воя):
Вой! вой! вой! вой! - вы, каменные люди!
Имей я столько глаз и столько ртов,
Свод неба лопнул бы.
Шекспир его заставил отдать власть, всё потерять и лишь тогда, на дне - найти обратно разум и себя. Мне кажется, что я всё еще спускаюсь за ним, за Лиром, за постановкой… ведь гротеск нам дан, чтобы удивительно точно отразить всё то, что мы так тщательно в себе скрываем. Но о чем я? Я сама не знаю.
Да, всё это просто сказочно, изумительно снято! С такими крупными планами! С такими переходами! Ты просто физически присутствуешь в зале! Москвоживущие, с удовольствием составлю вам компанию на еще один заход!
P.S. Спасибо другу, заметил: я перепутала имена сестер. Анна играет Регану. :) Простите.
Теперь к чему? Все - мрак, везде - печаль. (с)
С чего начать: с могущества театра, владеющего самыми передовыми технологиями? Со сцены, разделенной крестом на полу столь явственно, что трудно не напрячься за секунду до начала. С темно-синих красок сценографии и костюмов? С ненавязчивых деталей: крупного жемчуга замкнутого на шее Реганы, вальяжной ткани платья Гонерильи, босых ступней у жертв повествования? В одних носках на сцену выходит Эдгар, так беспечно разувается Лир перед злосчастным обедом у дочери, босым гонят слепого Глостера из дома. Вся сцена: пространство между светом и темнотой, игра которых выхватывает лица, подчеркивает поступки, бросает блики на слова. Мендес использует могущество театра так ощутимо, физически подчеркнуто, азартно. Кажется, он решил не просто донести и осовременить текст, а воплощает его, выстраивает, отстраняет от персонажей. Часть текста не произносят, а одушевляют. Вырезают действием … по живому.
Click to viewНачнем с … начала
«Лир» - это пьеса о нищете и блеске, об азарте падения, о человеке. В ней несчастен каждый. Сам Лир, больной старик, безумный изначально, безумием своим и поверженный. Несчастные принцессы, ослепшие в гордыне, отверженные заранее, ослепшие в своем, пусть и не признанном безумии. Кудесник Шекспир путает следы, накладывает на одну линию вторую: Лир отшатнулся от своего ребенка ради негодных двух, верный ему Глостер так же легко верит навету дурного сына на родного; несчастный шут и его любимая госпожа погибнут от своей любви. Столь многим жертвовавший Кент, зятья и слуги… нет никого и ничего в этой пьесе, что пощадили бы. Крест на сцене - призрак фатума, неуклонно предвещающий безрадостный конец, где выжившие позавидуют мертвым.
Рассказ ужасен
Не выносящим скорби, но дальнейший
Еще скорбней покажется, уже
Переходящим грани.
(с)
Обладатель премии «Оскар» за лучшую режиссуру Сэм Мендес (Sam Mendes) - является одним из шести режиссёров в истории мирового кинематографа, получивших эту награду за дебютный фильм. За ним режиссура «Красоты по-американски» (American Beauty), «Проклятого пути» (Road to Perdition), «Дороги перемен» (Revolutionary Road), продюссирование блестящего мини-сериала «Пустая корона». Мендес отказался от многих проектов (включая бондиану) ради своего, невероятно масштабного даже по британским меркам, спектакля. В многочисленных интервью режиссер неоднократно подчеркивал насколько это ему важно, так как он (в первую очередь) театральный режиссер. В небольшом фильме о спектакле (показанном в антракте) явственно звучит его концепция: Лир - это спектакль о том, как стать ничем. Его Лир - болен, его болезнь лишь двигатель несчастий, а сюжетом двигает всеобщее, всеобъемлющее несчастье. Черт, нагнетаю, как Шекспир.
Сценографом и художником по костюмам выступил Энтони Уорд (Anthony Ward), лауреат многих театральных премий, работавший в свое время с Мэтью Борном над «Щелкунчиком». Нам он знаком по странному и такому воздушному фильму 1996 года «Сон в летнюю ночь» (A Midsummer Night's Dream) с Линдси Дункан.
Уорд постарался! От тона платьев, до цвета света на сцене - выдержано всё! До того, как прозвучали первые слова, глаза настраивают тебя: жестко, непримиримо. Синий полумрак царит над всем, и «теплые» детали не радуют, а режут. Даже ранят. На этой сцене не жалели крови, но даже цвет её определен: не алая, бардовая, тяжелая … больная.
Над всем этим безраздельно царит Саймон Расселл Бил (Simon Russell Beale) - безусловно величайший театральный актер своего поколения. Фальстаф в «Пустой короне», принц Уэльский в феерической комедии «А вот и гости», сэр Эдвард в «Идеальном муже» 1999 года, червонный король Седрик в знаменитой телевизионной экранизации того же года сказок Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье». Следует учесть, что Бил - театральный актер, сосредоточенный на театре, а не кино. Трижды получал премию Лоуренса Оливье: в 1996 году как лучший актёр второго плана за роль в бенджонсоновской комедии «Вольпоне» (Volpone). В 2000 году получил премию Оливье как лучший актёр мюзикла за роль Панглосса в постановке оперетты Леонарда Бернстайна «Кандид», а в 2003 году уже как драматический актёр - за заглавную роль в чеховской пьесе «Дядя Ваня».
Не передать, как он ужасен, прекрасен, безумен. Технически филигранно: от меняющейся походки до дрожащих рук. Его Лир болен, болен не метафизически, а натурально. Болен изначально. Его безумие проступает задолго до того, как коварные дочери выгоняют его в жуткую гроза. Буря - лишь кульминация, агония, которую укротить не в силах даже любовь дочери и травы её лекарей. Безумие своё Лир осознает, Билл передает, как вспышка иррационального гнева выматывает героя, как обессиленный он тщетно пытается остановить разрушающую его болезнь. Собраться, победить, воскреснуть. Но силы неравны, деменция сметает остатки воли… но в плену бреда Лир уже не жалок, а величественен. Тогда как неукротимая властность вначале вызывает пусть ужас, но не трепет. Но мне не передать, как он прекрасен. Думала, больше никогда не заплачу над Лиром, устою над всем этим гротеском и … с треском провалилась, растирая глаза до боли. Уверяю, знание сюжета с этим актером ни от чего не освобождает.
Но Лир - это его дочери. Как мне понравилась идея режиссер разделить (наконец) несчастных принцесс, различать их не только цветами платьев и мужьями, а столь ярко выражено. Сестры столь невероятно живо переданы, что я почти не заметила, что некоторые действия героинь, слова и поступки поменяли местами. Вольно? Неважно. Итог один.
Анна Максвелл Мартин (Anna Maxwell Martin) блистательна в роли Гонерильи. Мы отлично помним её по множественным ролях в британских фильмах и сериалах: Элизабет Дарси в «Смерть приходит в Пемберли», Кассандара в «Джейн Остин», дочь в «Филомене», а еще по ролям в не менее звездных «Север и Юг», «Холодный дом», «Доктор Кто», Мадонна в «Я так ненавижу свою работу». Впервые вижу её на театральной сцене. Покорена всецело. Такая страсть, животная страсть в каждом движении царственного тела. Тончайшие оттенки настроений. Вот за поцелуем тянется лакей, ты понимаешь, что актер невольно тянется за этой силой… тонкая рука выхватывает письмо, актер едва не падает. Её Гонерилья жестока, так жестока, как бывает жестока лишь … «Какая сука!» - думала Наташа в восхищении. Ведь даже ластится, как жалит.
Кейт Флитвуд (Kate Fleetwood) отлично дополняет смертельный тандем сестер. Её Регана - деятельная и суховата. «Застегнутая на все пуговицы», кажется сильнее и злей сестры, но постепенно уступает, легко ведется, а влюбившись в Эдмунта, сдает с потрохами, как хочет быть похожей на младшую сестру. С ходу в этой злой женщине с плотно поджатыми, узкими губами, не распознать несчастную маглорожденную Мэри Кэттермоул, невольно спасённую Роном Уизли в облике её мужа, Гермионой Грейнджер и Гарри Поттером от приговора Комиссии по учёту магловских выродков. Присмотревшись еще, вы вспомните актрису в «Инспекторе Клоте», «Отверженных», как леди Макбет в телевизионной версии «Макбета» 2010 года с Патриком Стюартом.
Еще одна удача кастинга - великий, верный Кент - Стэнли Таунсенд (Stanley Townsend). Мы знаем его по ролям в таких фильмах, как «…А в душе я танцую», «Во имя отца», «Лекарь: Ученик Авиценны», «Убить Боно». Из последних чудный инспектор в «Квирке», патер в «Вызовите акушерку», в конце концов Анджело в «Шерлоке». Его Кент - не только стержень повествования, он последний проблеск разума в этом безумии. По- армейски подтянутый, несгибаемый, надежный, как скала.
Теперь два ожидаемых открытия, ожидаемых, но неожиданных в своей силе. Два брата. Старший - Сэм Тротон (Sam Troughton) - побочный сын Глостера, Эдмунд. Внук любимого Доктора не подвел, не посрамил славы деда. Невероятной мощи талант, какая пластика безумия! Сравнить могу лишь с Яго Киннера. Лестное сравнение, но невольное. Мне тут нечего добавить: глаз не оторвать. Монологи в его устах оживали, уплотнялись, каждое движение завораживало. Не помню, когда последний раз с такою силой любовалась самым омерзительным негодяем на свете.
Младший… ох, простите, старший и законный сын Глостера слепого - Эдгар - Том Брук (Tom Brooke), чудная находка последнего сезона «Шерлока». На родине актера представлять не нужно, но тут… его непутевый, добродушный Эдгар, его полностью обнаженный, жалкий и буквально пульсирующий бедный Том, немного жутковатый и совершенно нелепый, как никто передавал шекспировский текст. Не случайно ему, а не герцогу режиссер доверил заключительные слова пьесы:
Склонимся мы под тяжестью судьбы,
Не что хотим, сказав, а что должны.
Старейший - претерпел; кто в цвете лет,
Ни лет таких не будет знать, ни бед.
В его трактовке Эдгар - свидетель, безмолвный и невольный, трагедии. Впервые поняла, что Шекспир вложил свои мысли и свой ужас в слова своих персонажей, по-братски разделив между ними. Физически захотелось перечесть пьесу, осознать, как это звучало в оригинале. В замысле.
Невозможно назвать всех, но обойти шута, любимую фигуру пьесы, её джокер, не могу. Она доверена Эдриану Скарборо (Adrian Scarborough). Снова нам не посторонний по множеству ролей (среди них чудная в бриткоме «Миранда»). Но здесь не только чудный носитель текста, но и изумительный (как оказалось) певец. Особая нотка в общем мрачном тоне пьесы. Сказать хочется больше, но спойлеры, спойлеры, проклятые спойлеры. Скажем так, это отличная от многих (увиденных мной) трактовок. Сильно отличная. Что резко меняет даже некоторые акценты.
Остался нравственный ценз пьесы, её агнец, без вины виноватый - Корделия, младшая дочь Лира, уступившая его безумию. После «Отелло», где я впервые увидела Оливию Виналл (Olivia Vinall), меня распирало любопытство, как эта белокурая куколка воплотит столь неоднозначный, сильный и виктимный образ. До сих пор не определилась. Безусловно талантливо, ярко, даже надрывно… но-но-но… надо подумать. Интересно было бы сравнить с вашим видением. Точно одно: её дуэт с великим Билом точно состоялся.
Дальше мне бы замолчать. Подумать. «Король Лир» - не только самая космическая, но и самая театральная пьеса великого барда. В ней допущений и крови больше, во всех остальных драмах. Даже кровавый «Макбет» менее условен, чем Лир, чье поведение похоже в начале на страшную сказку (с её мотивами, требованием словесных уверений), а заканчивается буквальным хаосом, кинговским триллером, вполне жизненной, бытовой трагедией. Где условно всё: сама Англия, несуществующий в пьесе народ, отправивший жену на гибель такой любящий король французский. Мендес всё это почти насильно накладывает на современность, вручая свите короля автоматы, обряжая дочерей в мужские костюмы, а несчастного Тома раздевая буквально.
Знаменитый монолог «Дуй, ветер, дуй! Пусть лопнут щеки! Дуй!» поднят над сценой и зрителями, раздут в буквальном смысле. Взаимное убийство сестер из закулисья перенесено на сцену, а Глостер ослеплен физически ощутимо и столь омерзительно, что люди отворачивались от экрана.
Посмотреть еще раз. Подметить всё. Как финальной сцене люстра завешена какой-то серой рогожей, как на поминках. Что соблазнительная Гонерилья переоделась в закрытый мужской наряд для битвы, педантичная Регана затянута в женственный костюм, качается с бокалом в одной руке и мундштуком в другой на высоченных шпильках. Подумать, почему Лир в первом акте сидит спиной к зрителю. Почему он отдает приказы в микрофон… микрофоны на столах. Но как еще раз пережить переворачивающую нутро последнюю сцену? Или слезы на щеках Реганы, которую безумный отец так щедро осыпает жуткими проклятиями?
Шекспир беспощадно приговаривает своё время: «Любовь остывает, слабеет дружба, везде братоубийственная рознь». Лир к нему взывает (до сих трясет от этого воя):
Вой! вой! вой! вой! - вы, каменные люди!
Имей я столько глаз и столько ртов,
Свод неба лопнул бы.
Шекспир его заставил отдать власть, всё потерять и лишь тогда, на дне - найти обратно разум и себя. Мне кажется, что я всё еще спускаюсь за ним, за Лиром, за постановкой… ведь гротеск нам дан, чтобы удивительно точно отразить всё то, что мы так тщательно в себе скрываем. Но о чем я? Я сама не знаю.
Да, всё это просто сказочно, изумительно снято! С такими крупными планами! С такими переходами! Ты просто физически присутствуешь в зале! Москвоживущие, с удовольствием составлю вам компанию на еще один заход!
P.S. Спасибо другу, заметил: я перепутала имена сестер. Анна играет Регану. :) Простите.