«Трудная задача» (The Hard Problem), 2015
Долгожданный Том Стоппард, еще одно «национальное достояние» Британии и немая часть моего неспокойного сердца. Перед нами постановка Королевского Национального театра, постановка прекрасного и любимого нами режиссера Николаса Хайтнера (режиссер «Привычки творить искусство», «Miss Saigon», «The History Boys», «Othello» 2013 года). Но главное в нем пьеса, новая пьеса Тома Стоппарда. Драгоценный из живущих драматургов, режиссеров, киносценаристов и критиков, молчал почти десять лет. Его возвращение было одним из самых ожидаемых событий года. Воистину не разочаровавшее: «Трудная задача» - изящна, элегантна, изыскана, умна и бесконечно добра. В наши дни трудная задача решиться на такое.
Я не хожу в церковь. Но я постоянно нахожусь в состоянии разговора с чем-то, что не является материальным. © Том Стоппард
Давайте на минуту отступим от привычных рамок разговора. «Трудная задача» - это пьеса о том… бла-бла-бла. Стоппард всегда немного заимствует тебе свой мозг, ведь его дар - говорить просто обо всем. Даже если это бакунинская философия, гипотетическая встреча Ленина, Джойса и Тристана Цара в Цюрихе или последние научные теории. Он говорит об этом так, словно спрашивает у тебя дорогу к ближайшему Макдональдсу или сетует на внезапную непогоду. Смотришь на экран и понимаешь - всё просто. Просто нужно взять три научные теории, пропустить их через парочку логических парадоксов, разбавить теорией вероятности, одной человеческой трагедией и несколькими сюжетными линями, которые прочно увязать вокруг одной главной героини. Вот уже нагородила столько, что не смотревший попытается себе представить, что угодно, только не одноактную пьесу. Пьесу, которая идет меньше двух часов и смотрится на одном дыхании.
Почему? Во-первых, потому что Стоппард строго охраняет status quo своего зрителя. Тебе нравятся истории о любви и людях - у юной Хилори есть секрет, секрет, заставляющий её так азартно каждый вечер молиться о чем-то. Есть возлюбленный, друзья… есть убеждения. Ведь если тебе интересны современные теории о происхождении, да и самой природе сознания - вам есть, что обсудить с юной студенткой - психологом.
Второе - потрясающая уместность. Всё имеет своё значение: выбор места, времени и профессии. Понятно, что тебя не смутят разговоры о форме отражения объективной действительности в психике человека - высшем уровне отражения психического и саморегуляции, выступающем на эмпирическом уровне, как совокупность… в институте изучения мозга. Да, и то, что подобная лексика в настоящем исследовании встречается чаще, чем употребляется на сцене, есть свой смысл. Стоппард никогда не перегружает лексику, какой бы стильной и научной она не была. Да, наша героиня пишет работу, пытаясь определить, если что-то нематериальное в нашем материальном мире, и можно ли найти местечко для Бога в научном эксперименте, и уже через час тебя перестает это тревожить в любую сторону.
Человек, разговаривающий сам с собой, но со смыслом, не более безумен, чем человек, разговаривающий с другими, но несущий околесицу. © Том Стоппард
Почему сознание? Только не говорите, что вас не мучило, что за тему выберет Стоппард - извечный камертон действительности. Он никогда не боялся трудных задач и больных тем, но никогда не шарил по поверхности на предмет «что жмет больнее», нет - о чем бы не писал великий драматург, он всегда пишет о человеке. Мы, застывшие на стыке двух эпох, в странной плоскости самого ненаучного мышления с максимально иррациональным подходом к рациональности, обвешенные гаджетами, но суеверно дающие им имена, отмахиваемся от самого главного - негромкой попытки подумать, куда это мы забрели. Тут дело даже не в том, что еще немного и мы сможем открыть законы иных измерений, доказать существование иных реальностей или переместить человеческий мозг в компьютер. Дело в том, что пережившая две мировых войны цивилизация, так и не оправилась от них, не ответила на вопрос: что же делает нас человеком?
Говорить об этом страшно и больно. Любая крайность уводить от ответа на сотни и тысячи миль, а в часы, когда общий тон столь несдержан, нужно обладать больше, чем смелостью, чтобы заговорить об этом легко и просто. Да еще и устами девочки, утратившей в юности нечто важное, но упорно цепляющейся за свою веру. Девочки, немного чуждой даже в своей среде, где её, казалось бы, ценят и любят. Девочки, окруженной непониманием плотнее, чем вниманием, в целом, внимательных друзей. Девочки! Оливия Винолл чудесно подчеркивает это: хрупкая, изящная, всё время немного удивленная, смешливая и даже немного нелепая. Такая живая! Я видела её на экране британских спектаклей дважды: Дездемону в «Отелло» того же Хайтнера и Корделию в прошлогоднем «Лире». Видела и искала в ней что-то еще, что-то, что не давало мне покоя. Нашла: в несгибаемой гибкости Хилари, в её достоверной дуальности, в едва заметных переходах от одного состояния в другое, в невероятной хореографичности её обаяния. Смотрела и думала: а кто еще может так дерзко и стойко искать пути выхода за привычные границы? Кто, если не она? Если - не я?
Театралы всегда знают что-то еще про пьесу, про актеров, и это страшно мешает. © Том Стоппард
Мы можем обсудить лаконичные и точные декорации художника Боба Кроули, или разделяющую сцены музыку композитора Пола Ардитти. Я даже смогу сделать серьезный вид, приличествующий разговору. Но, боже мой, какая там снова лампа! Ох уж эти лампы британского театра, взрывающие в тебе все уже существующие о них представления! Перед нами нейронные цепи, вспыхивающие и гаснущие в определенном порядке. Иллюстрация и прекрасное решение, перемещающее и настраивающее. Вот захочу описать и не буду, потому что не описывать это нужно, а видеть. По-детски просто и независимо. Ведь в этой постановке нет ни одного лишнего предмета, ни одного случайного движения.
- Ты хочешь чего-нибудь выпить? - говорит Спайк и встает на колени перед мини-баром, - Ты же не плачешь? Ты же не плачешь там, в душе? - растерянно спрашивает он пустоту и невольно складывает руки в молитвенный замок.
Только об этой сцене можно говорить и размышлять сколько угодно.
Промывание мозгов - реальность. Немецкие корпорации так славно поработали над моими мозгами, что я купил BMW. Только из-за его имиджа: машина, которую не надо чинить. Но если ты помнишь о промывании мозгов, - значит, твои собственные пока в порядке. © Том Стоппард
Оставим в стороне критику, как материалистов, так и дуалистов, идеалистов, бихевиористов, доказательства того, что поведение не является сознанием, но внутренней физической причиной сознания. Что нам с того? А то, как изящно решает Стоппард задачу постепенно показать не только различные версии этого вопроса, но и мотивы очень разных людей. В очень линейной, на первый, второй и последний взгляд, истории. Вот юная Хилари переживает пройдет ли собеседование, вот терпеливо сносит нападки и помощь своего преподавателя, вот впервые сталкивается с Лео и Джерри, людьми, которые определят дальнейшее действие пьесы. Вот Бо приносит кофе своей руководительнице, и они спорят о природе мотивов Бо, которая принесла кофе. Казалось бы, Бо ставит точку в споре, но ставит ли её Стоппард? Стоппард у которого ружьё на стене всегда ведет себя приличествующим образом. Если в пьесе появляется девочка, то она спросит отца за столом именно о том, что ты уже спросил себя в голове. Означает ли это, что ты поймешь, к чему ведет автор? Надеюсь, ведь та трудная задача, которую снова и снова ставит перед собой сэр Том - просто освободить своего зрителя. Для себя самого.
Толстой считал, что времена не меняются. Но сегодня он признал бы обратное. Люди перестали быть альтруистами. Они заняты больше собой, чем обществом. © Том Стоппард
Всем нам, функционалистам, феноменологам, идеалистам и просто здоровым ленивцам, требуется чудо. Время от времени, чем бы мы ни занимались, становится чрезвычайно мало просто быть, просто делать, просто ждать ответа от вселенной. И мы украдкой, стесняясь, а иногда и мучаясь от того, готовы поплевать через плечо, плеснуть из бокала на пол, прикрыть глаза и перебрать в голове долгий список неисполняемого. Что с того? На днях не попала на лекцию «Проект превращения человеческого интеллекта в машину коллективной мыследеятельности», хотя очень хотела. Хотела потому, что меня зверски напугало уже само название. До злополучных мурашек, которые в плохих романах всё время куда-то маршируют вдоль и поперек. А Стоппарду удалось совсем иное - не напугать, а уберечь. В его концовке нет слащавого счастья, нет даже повода надеяться на него, но есть нечто другое, что позволяет тебе выдохнуть. Вздохнуть. Свободно. Это ли не чудо, которого я ждала так долго?
Имена актеров вы найдете на сайте. Там же расписание сеансов, кинотеатры и билеты. Я пойду еще, и, видимо, еще. Что тут еще… скажешь? Да, как много в финале значит то, что её заканчивают не слова, а жест. Самый иррациональный жест, сделанный самым рациональным персонажем пьесы.
Я не хожу в церковь. Но я постоянно нахожусь в состоянии разговора с чем-то, что не является материальным. © Том Стоппард
Давайте на минуту отступим от привычных рамок разговора. «Трудная задача» - это пьеса о том… бла-бла-бла. Стоппард всегда немного заимствует тебе свой мозг, ведь его дар - говорить просто обо всем. Даже если это бакунинская философия, гипотетическая встреча Ленина, Джойса и Тристана Цара в Цюрихе или последние научные теории. Он говорит об этом так, словно спрашивает у тебя дорогу к ближайшему Макдональдсу или сетует на внезапную непогоду. Смотришь на экран и понимаешь - всё просто. Просто нужно взять три научные теории, пропустить их через парочку логических парадоксов, разбавить теорией вероятности, одной человеческой трагедией и несколькими сюжетными линями, которые прочно увязать вокруг одной главной героини. Вот уже нагородила столько, что не смотревший попытается себе представить, что угодно, только не одноактную пьесу. Пьесу, которая идет меньше двух часов и смотрится на одном дыхании.
Click to viewПочему? Во-первых, потому что Стоппард строго охраняет status quo своего зрителя. Тебе нравятся истории о любви и людях - у юной Хилори есть секрет, секрет, заставляющий её так азартно каждый вечер молиться о чем-то. Есть возлюбленный, друзья… есть убеждения. Ведь если тебе интересны современные теории о происхождении, да и самой природе сознания - вам есть, что обсудить с юной студенткой - психологом.
Второе - потрясающая уместность. Всё имеет своё значение: выбор места, времени и профессии. Понятно, что тебя не смутят разговоры о форме отражения объективной действительности в психике человека - высшем уровне отражения психического и саморегуляции, выступающем на эмпирическом уровне, как совокупность… в институте изучения мозга. Да, и то, что подобная лексика в настоящем исследовании встречается чаще, чем употребляется на сцене, есть свой смысл. Стоппард никогда не перегружает лексику, какой бы стильной и научной она не была. Да, наша героиня пишет работу, пытаясь определить, если что-то нематериальное в нашем материальном мире, и можно ли найти местечко для Бога в научном эксперименте, и уже через час тебя перестает это тревожить в любую сторону.
Человек, разговаривающий сам с собой, но со смыслом, не более безумен, чем человек, разговаривающий с другими, но несущий околесицу. © Том Стоппард
Почему сознание? Только не говорите, что вас не мучило, что за тему выберет Стоппард - извечный камертон действительности. Он никогда не боялся трудных задач и больных тем, но никогда не шарил по поверхности на предмет «что жмет больнее», нет - о чем бы не писал великий драматург, он всегда пишет о человеке. Мы, застывшие на стыке двух эпох, в странной плоскости самого ненаучного мышления с максимально иррациональным подходом к рациональности, обвешенные гаджетами, но суеверно дающие им имена, отмахиваемся от самого главного - негромкой попытки подумать, куда это мы забрели. Тут дело даже не в том, что еще немного и мы сможем открыть законы иных измерений, доказать существование иных реальностей или переместить человеческий мозг в компьютер. Дело в том, что пережившая две мировых войны цивилизация, так и не оправилась от них, не ответила на вопрос: что же делает нас человеком?
Говорить об этом страшно и больно. Любая крайность уводить от ответа на сотни и тысячи миль, а в часы, когда общий тон столь несдержан, нужно обладать больше, чем смелостью, чтобы заговорить об этом легко и просто. Да еще и устами девочки, утратившей в юности нечто важное, но упорно цепляющейся за свою веру. Девочки, немного чуждой даже в своей среде, где её, казалось бы, ценят и любят. Девочки, окруженной непониманием плотнее, чем вниманием, в целом, внимательных друзей. Девочки! Оливия Винолл чудесно подчеркивает это: хрупкая, изящная, всё время немного удивленная, смешливая и даже немного нелепая. Такая живая! Я видела её на экране британских спектаклей дважды: Дездемону в «Отелло» того же Хайтнера и Корделию в прошлогоднем «Лире». Видела и искала в ней что-то еще, что-то, что не давало мне покоя. Нашла: в несгибаемой гибкости Хилари, в её достоверной дуальности, в едва заметных переходах от одного состояния в другое, в невероятной хореографичности её обаяния. Смотрела и думала: а кто еще может так дерзко и стойко искать пути выхода за привычные границы? Кто, если не она? Если - не я?
Театралы всегда знают что-то еще про пьесу, про актеров, и это страшно мешает. © Том Стоппард
Мы можем обсудить лаконичные и точные декорации художника Боба Кроули, или разделяющую сцены музыку композитора Пола Ардитти. Я даже смогу сделать серьезный вид, приличествующий разговору. Но, боже мой, какая там снова лампа! Ох уж эти лампы британского театра, взрывающие в тебе все уже существующие о них представления! Перед нами нейронные цепи, вспыхивающие и гаснущие в определенном порядке. Иллюстрация и прекрасное решение, перемещающее и настраивающее. Вот захочу описать и не буду, потому что не описывать это нужно, а видеть. По-детски просто и независимо. Ведь в этой постановке нет ни одного лишнего предмета, ни одного случайного движения.
- Ты хочешь чего-нибудь выпить? - говорит Спайк и встает на колени перед мини-баром, - Ты же не плачешь? Ты же не плачешь там, в душе? - растерянно спрашивает он пустоту и невольно складывает руки в молитвенный замок.
Только об этой сцене можно говорить и размышлять сколько угодно.
Промывание мозгов - реальность. Немецкие корпорации так славно поработали над моими мозгами, что я купил BMW. Только из-за его имиджа: машина, которую не надо чинить. Но если ты помнишь о промывании мозгов, - значит, твои собственные пока в порядке. © Том Стоппард
Оставим в стороне критику, как материалистов, так и дуалистов, идеалистов, бихевиористов, доказательства того, что поведение не является сознанием, но внутренней физической причиной сознания. Что нам с того? А то, как изящно решает Стоппард задачу постепенно показать не только различные версии этого вопроса, но и мотивы очень разных людей. В очень линейной, на первый, второй и последний взгляд, истории. Вот юная Хилари переживает пройдет ли собеседование, вот терпеливо сносит нападки и помощь своего преподавателя, вот впервые сталкивается с Лео и Джерри, людьми, которые определят дальнейшее действие пьесы. Вот Бо приносит кофе своей руководительнице, и они спорят о природе мотивов Бо, которая принесла кофе. Казалось бы, Бо ставит точку в споре, но ставит ли её Стоппард? Стоппард у которого ружьё на стене всегда ведет себя приличествующим образом. Если в пьесе появляется девочка, то она спросит отца за столом именно о том, что ты уже спросил себя в голове. Означает ли это, что ты поймешь, к чему ведет автор? Надеюсь, ведь та трудная задача, которую снова и снова ставит перед собой сэр Том - просто освободить своего зрителя. Для себя самого.
Толстой считал, что времена не меняются. Но сегодня он признал бы обратное. Люди перестали быть альтруистами. Они заняты больше собой, чем обществом. © Том Стоппард
Всем нам, функционалистам, феноменологам, идеалистам и просто здоровым ленивцам, требуется чудо. Время от времени, чем бы мы ни занимались, становится чрезвычайно мало просто быть, просто делать, просто ждать ответа от вселенной. И мы украдкой, стесняясь, а иногда и мучаясь от того, готовы поплевать через плечо, плеснуть из бокала на пол, прикрыть глаза и перебрать в голове долгий список неисполняемого. Что с того? На днях не попала на лекцию «Проект превращения человеческого интеллекта в машину коллективной мыследеятельности», хотя очень хотела. Хотела потому, что меня зверски напугало уже само название. До злополучных мурашек, которые в плохих романах всё время куда-то маршируют вдоль и поперек. А Стоппарду удалось совсем иное - не напугать, а уберечь. В его концовке нет слащавого счастья, нет даже повода надеяться на него, но есть нечто другое, что позволяет тебе выдохнуть. Вздохнуть. Свободно. Это ли не чудо, которого я ждала так долго?
Имена актеров вы найдете на сайте. Там же расписание сеансов, кинотеатры и билеты. Я пойду еще, и, видимо, еще. Что тут еще… скажешь? Да, как много в финале значит то, что её заканчивают не слова, а жест. Самый иррациональный жест, сделанный самым рациональным персонажем пьесы.