Дочитал "Казаков". Перечитал, но как впервые, не помнил абсолютно ничего. И повод был формальный - занятие с ученицей. Но конечно, если бы школьники прочитали одну эту вещь вместо непрочитанных томов "Войны и мира" - уже было бы прекрасно.
Впрочем, я сам до конца осознал всё, что там сказано, лишь сейчас.
Гениальность Толстого разит подобно пуле. Он и сам описывает выстрелы и гибель от них людей не раз. В том числе здесь меткий выстрел казака в горца является центром всего произведения.
Более яркой и убийственной - именно так! - сцены невозможно найти даже в "Войне...". Если только смерть от той же пули Пети Ростова, который, уже мертвый, ещё находится в седле, по инерции несомый на француза своей лошадью.
В "Казаках" даже не описание подготовки в выстрелу (можно было смело взять это название у Пушкина), и сама стрельба по живой мишени являются главными. Еще невероятней описание того, как молодой казак разглядывает труп убитого им абрека, сидя рядом с ним, любуясь его красотой и наслаждаясь своей удачей.
Все это нельзя пересказать, я просто описываю свои впечатления, потому что сами эти впечатления настолько ярки, что никакая картина или кино не заменят их. Это то самое, за что пытаешься биться в школе во времена, когда деятельность мозга твоих учеников все более переключается на получение визуального кайфа. А бьюсь я за простую вещь: доказать, что то удовольствие, которое получает мозг, во много раз выше, если в нем развиты рецепторы, способные переварить слова в собственные картинки (с биологической точки зрения, вероятно, пишу ересь, но смысл должен быть понятен).
В "Казаках" Толстой проявляется весь, потому что любой образ там - цветущих садов, жадных и тайных поцелуев офицера и казачки, пьяной гулянки в хате, охоты (охотник Толстой превзошел охотника Тургенева), и - возвращаясь к теме - войны, убийства.
Толстой делает смерть главной темой своих книг, но убийство на войне, убийство как часть человеческой охоты для него одно из самых главных достижений.
В "Казаках" еще совсем нет морализаторства - убийство плохо, надо его прекратить (но невозможно). Здесь убийство настолько биологически, психологически, культурно достоверно и - прекрасно! - о ужас! - что сердце читателя замирает и уже не может отойти от смеси восторга и ужаса.
Но как же так? А как же Достоевский? Его "это я не старуху убил, это я себя убил?"
А никак! Толстой превзошел Федора Михайловича.
Потому что, отбросив мораль, он в изображении убийства лишь показал самую крайнюю грань самой смерти - всегда неизбежной в мире. Он действовал как исследователь и художник, а не врач и проповедник.
Да, прекрасный абрек с раскрашенной бородой и ногтями (вы слышали о таких культурных деталях?), лежащий перед удачливым казаком, всего лишь труп. Но он и результат доброй охоты, на которую уже не способен изломанный рефлексией герой - дворянин Оленин. Оленин, который уже не может вот так же просто убить врага, не может и добиться любви прекрасной казачки, в которой находит смысл своего существования.
А бесшабашный казак, легко переходящий от войны к воровству и пьянкам, также легко принимает пулю от брата убитого им противника и так же яростно и шально срывает плоды страсти.
Кто не убивал, тот и не любил - вот вывод, который напрашивается в одной из лучших, непревзойденных и невероятно актуальных вещей графа Толстого.