Антигерои романа "Два капитана" и наши дни
Читаю сейчас - впервые в жизни - роман «Два капитана» (экранизации видел, конечно). Всё думаю: ну что за типажи такие - Николай Антонович и Ромашка-Ромашов. Что за перекрученное, наизнанку вывернутое существо, казалось, не бывалое в жизни, слишком уж комедийно ублюдочное? И такое ещё - амёбное что ли? - зло. Которое даже ударить, пристрелить не получается, всё попадаешь в молоко, мимо, а прямо - пространство искривлено вокруг них настолько, что не бьёт кулак и не летит пуля (хотя один раз Ромашов все же огреб от Сани, впрочем, задолго до его главных подлостей).
«Всю жизни положил на то, чтобы этот недостойный человек устроил свою экспедицию…»… Потом уже не недостойный, но все равно всю жизнь. «Только он, только он сам сможет меня обвинить….». «Я любил эту женщину, которую вы убили…»
И второй тоже - «Да мог ли я тебя убить?... да знаешь ли, кто ее спас?»
И все эти воровские подряды, все эти убийством нажитые капиталы, потом диссертация и книга, слава на посмертной славе убитого тобой же….
И это колебание «убить - не убить», и эти шмотки и жратва в блокадном Питере («тут все можно достать»), и не закрывающиеся, как у Вия, веки…
Вроде Шекспира, но какого-то недоделанного. Мучительно продрался я в этой книге почти до конца. А сегодня вдруг прояснилось- да вот же они. Абсолютно такие, какими их изобразил Каверин.
Во всей этой чудовищной смеси напыщенного благородства и лжи, чудовищного воровства и насилия с тихими повадками и трепетными жестами, вкрадчивыми интонациями и часто абсолютно неподдельным возмущением чужой подлостью и глупостью…. Такие, которых обтекают все обвинения, все улики, «все с гуся вода» до последнего из пределов.
Так они устроились, и такова их природа, неким естественным отбором выведшая их в запредельные выси, где властвует зло чистейшее, подлинное, а не картинно - сказочное.
И теперь это зло безраздельно управляет нашей жизнью.
«Всю жизни положил на то, чтобы этот недостойный человек устроил свою экспедицию…»… Потом уже не недостойный, но все равно всю жизнь. «Только он, только он сам сможет меня обвинить….». «Я любил эту женщину, которую вы убили…»
И второй тоже - «Да мог ли я тебя убить?... да знаешь ли, кто ее спас?»
И все эти воровские подряды, все эти убийством нажитые капиталы, потом диссертация и книга, слава на посмертной славе убитого тобой же….
И это колебание «убить - не убить», и эти шмотки и жратва в блокадном Питере («тут все можно достать»), и не закрывающиеся, как у Вия, веки…
Вроде Шекспира, но какого-то недоделанного. Мучительно продрался я в этой книге почти до конца. А сегодня вдруг прояснилось- да вот же они. Абсолютно такие, какими их изобразил Каверин.
Во всей этой чудовищной смеси напыщенного благородства и лжи, чудовищного воровства и насилия с тихими повадками и трепетными жестами, вкрадчивыми интонациями и часто абсолютно неподдельным возмущением чужой подлостью и глупостью…. Такие, которых обтекают все обвинения, все улики, «все с гуся вода» до последнего из пределов.
Так они устроились, и такова их природа, неким естественным отбором выведшая их в запредельные выси, где властвует зло чистейшее, подлинное, а не картинно - сказочное.
И теперь это зло безраздельно управляет нашей жизнью.