Русский октябрь
Рассуждать о срединной осени в средней полосе России после Пушкина (и не только него) - рискуешь наговорить банальностей. Но когда те дивные дни - обычно - середины октября наступают, когда ты их не промаргиваешь, а выбираешься в парк, в лес, в воспетую давно рощу... возвышенное и мощное чувство тебя поражает. Кругом царит умирание, но чувствуешь обратное - спокойствие, торжество, восхищение. Умирание это однообразие и скука, а здесь блистание красок, безумие оттенков.
Вчера мы вышли из дома еще при солнце, а возвращались, когда Коломенское уже пронизывал расплывающийся в темноте свет фонарей. Сначала на голубом фоне белые облака отражали золото и огонь, потом голубое превратилось в сочно-синее, в фиолетовое, в черное, а в итоге - в подсвеченное снизу странными оттенками городских огней фантастическое нечто... Облака продолжали выплывать из-за склона, менять очертания, растворяться, а листва шуршала и шуршала под ногами.
У листвы октября есть даже особый звук, когда ее так много уже под ногами, но много еще и на деревьях, и она может и трепетать в воздухе, и кружиться, и стремительно взлетать вверх, и нестись через дорогу, и просто бормотать сонно под подошвами. Хочется выбирать и выбирать особые листы, еще не разложившиеся, но уже совершенные в своей застылости, какие-то музейные. Сходишь с асфальтированной набережной в сторонку, и вот уж тут тьма под ногами! В выходные народ нафотографировался тут вдоволь, а теперь почти никого в парке нет, мир замирает наедине сам с собой, тешишь себя тем, что тревожишь бытие слегка, что твои прикосновения не болезненны. Почему-то среди разных деревьев сплошь выделяется кленовая роскошь, как на нашем бульваре. Острые грани так точны и легки, в геометрии кленового листа заданы загадочные направления душевных движений, поисков и открытий. Поэзия дышит в прожилках и пятнышках алого на жёлтом. Несешь букет домой, прячешь под пресс, в тебе горит надежда сохранить момент и надышаться им позже, когда землю покроет снег. А за тобой ползут по улицам шумы парка, лучи и всплески притихшей воды, странные тени.
Октябрь - дворец с подвижными стенами, полами и потолками, с легкими колоннами и хрупкими карнизами, приют дряхлых царей, пристанище забредшего в Москву короля Лира, храм без жрецов, водоворот самых причудливых изменений древесной жизни. Он остается с тобой в квартире и двориках, где гастарбайтерское усердие уничтожает всякий признак осени с помощью чудовищных машин, пришедших на смену мётлам и граблям. Он больше и шире, в нём все растворяется. И он так же краток, как, например, апрель с его набухающими почками и тончайшими ароматами пробуждения.
Он тоже пробуждение, но в иную реальность, что живет между жизнью и смертью, молодостью и ветхостью. И в этом невероятном месяце мне довелось родиться! Повезло все же...
Вчера мы вышли из дома еще при солнце, а возвращались, когда Коломенское уже пронизывал расплывающийся в темноте свет фонарей. Сначала на голубом фоне белые облака отражали золото и огонь, потом голубое превратилось в сочно-синее, в фиолетовое, в черное, а в итоге - в подсвеченное снизу странными оттенками городских огней фантастическое нечто... Облака продолжали выплывать из-за склона, менять очертания, растворяться, а листва шуршала и шуршала под ногами.
У листвы октября есть даже особый звук, когда ее так много уже под ногами, но много еще и на деревьях, и она может и трепетать в воздухе, и кружиться, и стремительно взлетать вверх, и нестись через дорогу, и просто бормотать сонно под подошвами. Хочется выбирать и выбирать особые листы, еще не разложившиеся, но уже совершенные в своей застылости, какие-то музейные. Сходишь с асфальтированной набережной в сторонку, и вот уж тут тьма под ногами! В выходные народ нафотографировался тут вдоволь, а теперь почти никого в парке нет, мир замирает наедине сам с собой, тешишь себя тем, что тревожишь бытие слегка, что твои прикосновения не болезненны. Почему-то среди разных деревьев сплошь выделяется кленовая роскошь, как на нашем бульваре. Острые грани так точны и легки, в геометрии кленового листа заданы загадочные направления душевных движений, поисков и открытий. Поэзия дышит в прожилках и пятнышках алого на жёлтом. Несешь букет домой, прячешь под пресс, в тебе горит надежда сохранить момент и надышаться им позже, когда землю покроет снег. А за тобой ползут по улицам шумы парка, лучи и всплески притихшей воды, странные тени.
Октябрь - дворец с подвижными стенами, полами и потолками, с легкими колоннами и хрупкими карнизами, приют дряхлых царей, пристанище забредшего в Москву короля Лира, храм без жрецов, водоворот самых причудливых изменений древесной жизни. Он остается с тобой в квартире и двориках, где гастарбайтерское усердие уничтожает всякий признак осени с помощью чудовищных машин, пришедших на смену мётлам и граблям. Он больше и шире, в нём все растворяется. И он так же краток, как, например, апрель с его набухающими почками и тончайшими ароматами пробуждения.
Он тоже пробуждение, но в иную реальность, что живет между жизнью и смертью, молодостью и ветхостью. И в этом невероятном месяце мне довелось родиться! Повезло все же...